Заросли
Шрифт:
– Что пишет? Как служится? – спросила Наташа.
– В… порядке… – Галя произнесла с трудом, захлебнулась.
– Что с тобой? – Это Света – с тревогой.
– Так… икнулось… – Пришло решение, и голос Гали стал спокойным. Она начала читать дальше.
«…погиб Иван геройской смертью, погиб у меня на глазах. Мы после боя раненых в тыл отводили и были окружены душманами. Ивана ранили в живот. Он был еще жив, когда взял его вертолет. Но врач сказал, надежды никакой: при таком ранении не выживают! Я дважды видел Ивана в бою, страха в сердце его не было. Вас любил настоящий человек! Я знаю, что этим я не утешу Вас, потеря такого человека горше. Я уверен, что и Вы знали Ивана
Прощайте и помните всегда об Иване, который любил Вас безмерно!»
Галя опустила листок. Как уйти? Был бы десятый этаж, тогда просто… шаг с подоконника – и все! Четвертый – людей насмешишь! Уснуть бы сейчас навсегда! Уснуть! Уснуть! Отец купил снотворное. Аптечка в ванной… Галя поднялась. Шла к двери, собрав все силы, чтобы не пошатнуться. Девчата заподозрят. На них не глядела, боялась, что по глазам поймут.
Заперлась. Нашла в аптечке среди пузырьков и упаковок коробку седуксена, вытянула обе упаковки. Одна ячейка была пустая. Отец вчера пил. Галя спокойно и деловито выдавила все девятнадцать оставшихся таблеток в ладонь, открыла кран с холодной водой, высыпала с ладони сразу все в рот и, давясь и кроша их зубами, стала глотать вместе с водой. Воду она черпала ладошкой и прихлебывала. Проглотила, зачем-то прополоскала зубы, сунула пустые упаковки в коробку и вернулась в комнату.
VII
– Ложись ты! – снова недовольно сказала Зинаида Дмитриевна мужу. – Вон и девчонки угомонились. Завтра день трудный.
– Ну ладно, ладно! – проворчал Василий Гаврилович, отложил газету.
Лежал, ворочался. Не спалось. Думал о сыне. Еще несколько дней, и вылетит он из гнезда. Будет прилетать временами, но уже все – отрезанный ломоть! Думал дочерей отдать, а с сыном жить, ан нет! По-иному жизнь распоряжается. Видно, с какой-то из дочерей с лимитчиком-зятем жить придется. Вспомнилось, как семнадцатилетним подростком завербовался в начале пятидесятых годов на торфоразработки под Клин. Вырос он в курской деревне. Зина тоже была из вербованных. Родители ее под Пензой живут. Вскоре после свадьбы перебрались в Москву, на завод. И с тех пор он у токарного станка, а Зинаида Дмитриевна на электрокаре в прессовом.
– Чего ты ворочаешься! Спи!.. Иди таблетку выпей… и мне принеси. После такого дня не заснешь…
Василий Гаврилович встал послушно. В ванной долго в недоумении перебирал упаковки. Вчера только распечатал коробочку, и куда-то провалилась. Пустая есть, а новой нету!
– Зин, – выглянул из ванной и спросил шепотом: – Ты не брала таблетки?
– Нет… Там они, смотри лучше…
Василий Гаврилович вернулся в ванную.
– Почему пустая есть? Я же выбрасывал… Полная была, а теперь пустая… – бормотал он с недоумением. – Из девчонок кто-то дверью стукал в ванной! – вспомнилось ему.
Василий Гаврилович, как был в пижаме, быстро направился к двери комнаты девчат. Постучал, вошел.
– Девочки, кто из вас сейчас в ванную ходил?
– Галька, – ответила Наташа.
– Галь, Галь! Слышь! – позвал он.
Дочь не отвечала.
Василий Гаврилович дернул за шнур выключателя. Свет ослепил. Наташа со Светой щурились, глядели на него. Галя лежала неподвижно на боку лицом к стене. Отец подошел к ней и тронул за плечо.
– Галя, ты спишь?
– Уйдите! – медленно повела плечом Галя, освобождаясь от руки
отца.– Галя! Ты брала таблетки? – дернул он ее за плечо сильнее.
Лицо у дочери было белое.
– Где письмо? – спросил Василий Гаврилович у Светы и Наташи. – Куда она дела письмо?
– Под подушкой глянь! – отозвалась Наташа.
Василий Гаврилович запустил руку под подушку, выгреб оттуда все бумаги. Галя не реагировала. Оба конверта отбросил и впился в листок. Потом ринулся из комнаты.
– Зина, беда! Ивана убили! Галя отравилась!
– Как? Что? Какого Ивана? – схватилась мать с постели. – Галя?
Василий Гаврилович кинулся к телефону, Зинаида Дмитриевна и Алеша – в комнату девчат.
Врач осмотрел, расспросил, успокоил:
– Мне кажется, она полностью очистила желудок… Но ничего, все равно возьмем с собой, промоем… Вы вовремя хватились!
Зинаида Дмитриевна уехала с дочерью в больницу. Оставшиеся не спали долго, сидели скорбно в комнате у девчат. Света с Наташей плакали… Решено было со свадьбой повременить. Не до свадьбы!
Утром поднялись рано, ждали звонка от матери. Терпения не хватило, стали сами звонить. Не успели дозвониться, пришла Зинаида Дмитриевна.
– Как Галя?! – кинулись к ней, окружили.
– Уснула… Врач говорит, нервное потрясение у нее сильное, спать будет долго!.. Вот письмо ей, в почтовом ящике сейчас взяла!.. – вынула мать конверт из сумки.
– Это же Егоркин! – выхватила конверт Наташа. – Почерк его! Я знаю! – и впилась в конверт глазами. – Распечатать?
– Давай! – махнул рукой отец.
Все с надеждой и нетерпением смотрели, как дрожащими руками распечатывает конверт Наташа. У всех в голове было одно: когда отправлено это письмо – до вчерашнего или после.
– Дай я! – не выдержал Алеша.
– Уйди! – отмахнулась сестра, вытянула три исписанных с обеих сторон листка, нашла начало и стала читать: – «Галенька, милая! Я знаю, ты сердишься на меня. Больше двух недель от меня ни звука. Ты прочтешь письмо это, простишь меня и перестанешь сердиться… Нас перебросили в другое место, и секунды там не было, чтобы ручку взять в руки, но я писал тебе письма каждый день, писал про себя, а потом… потом я в госпиталь попал…» Живой! Живой! – завопила Наташа, подпрыгивая на месте.
– Дальше, дальше давай! – одернул ее нетерпеливо Алеша.
– «…Потом я в госпиталь попал, где и сейчас нахожусь, и врач говорит, что еще больше месяца меня здесь продержат. Из госпиталя я тебе тоже не сразу пишу, не получилось сразу… Хочу похвастаться: слышал я, что к ордену меня представили, но это только пока слухи. Напишу, когда узнаю точно… Галечка, милая! Есть у меня предчувствие, что скоро я обниму тебя…» Угу-гу, угу-гу, угу-гу, – промычала дальше Наташа и сказала, сворачивая листок: – А дальше не для вас написано! Повезу Гале!
В понедельник Галю выписали из больницы. На другой день Алеша со Светой расписались в деревне и позвонили Харитонову, что готовы выехать.
– Выезжайте! – ответил он. – Квартира вас ждет!
Галя упросила мать с отцом отпустить ее с братом в Куйбышев, захотела провести там остаток отпуска. Они согласились, пусть развеется. Вернется, расскажет, как Алеша со Светой устроились, что это за квартира у них такая подозрительно скороспелая. Свою квартиру Василий Гаврилович с Зинаидой Дмитриевной тринадцать лет ждали, очередь огромную выстояли. А тут едут в чужой город и сразу в свою квартиру. Коммунизм на пороге, что ли? Не верилось что-то Василию Гавриловичу и Зинаиде Дмитриевне. Не заливает ли Харитонов? Может, не квартира, а халупа какая, в которой жить нормально нельзя.