"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22

Вообще-то, Парсонс — хороший человек. Говорю это справедливости ради. Они с Сент-Ивом не очень-то похожи, но оба в конечном счете стремятся к одной цели, хоть и подходят к ней с разных сторон. Парсонс не желал мириться с мыслью о том, что в кого-то могли стрелять, пусть даже в такого докучливого типа, как я. И в конце концов обронил:

— Его фамилия Хиггинс.

— Леопольд Хиггинс! — вскричал Сент-Ив. — Тот ихтиолог? Ну, конечно!

Сдается мне, Сент-Ив владеет невероятным количеством информации — примерно половиной от всей доступной человеку — а это, скажу я вам, немало.

Устало вздохнув, Парсонс заговорил:

— Он из Оксфорда. Исключен из состава Академии. Когда наука сводит их с ума, они становятся крайне опасным видом. Я имею в виду академиков. К тому же Хиггинс еще и химик. Вернулся с Востока с безумной идеей о карпах — якобы их можно заморозить, а потом оживить, пусть даже месяцы или годы спустя. Но для этого требуется глубокая заморозка. Как я понимаю, некая разновидность железистых выделений карпа обезвоживает клетки, не дает им лопаться после погружения в холод. Кто он на самом деле — специалист в области физики низких температур или сумасшедший, это уж вам решать. Ясно одно: он не в своем уме. Думаю, виной тому опиум. Он не раз заявлял, что мечтает опробовать на себе эту отраву. Во всяком случае, теория о железистых выделениях у карпа принадлежит ему от начала до конца. А как он на нее набрел — в опиумном ли дурмане или еще как, это уж его дело.

Парсонс помолчал, сокрушенно качая головой, и затем продолжил:

— Короче говоря, в основе теории лежит идея, что именно эти секреции и являются ключом к удивительному долголетию карпов. Однажды он исчез — уехал в Китай и пробыл там целый год. Я думал, он до сих пор там. А увидел я его два дня назад в Лондоне, в клубе. Его буквально распирало от еле сдерживаемой энергии, и он не переставая расспрашивал о каких-то старых знакомых, людях, о которых я даже не слышал ни разу, и говорил, что стоит на пороге какого-то монументального открытия. А затем раз — и исчез: вышел за дверь — и больше я его не видел.

— До сегодняшнего дня, — добавил Сент-Ив.

— По всей видимости.

Сент-Ив повернулся к нам с Хасбро:

— Оправдались наши худшие опасения…

После чего отвесил Парсонсу поклон, горячо поблагодарил его и в нашем сопровождении стремительно вышел в коридор, далее на улицу — и прямиком на вокзальную станцию.

Ночь мы провели на пароме, который шел в Остенде. Я не мог уснуть, все думал о «Славном улове», канувшем на дно чуть южнее тех самых вод, которые мы бороздили, и был готов по первому же свистку прыгнуть в спасательную шлюпку и грести. Утро застало нас в вагоне поезда, доставившего нас в Амстердам; оттуда мы двинулись в Германию, Данию и дальше — через пролив Скагеррак, в Норвегию. Путешествие вышло утомительным, двигались мы стремительно, спали урывками, но радовало одно: никто больше не пытался меня убить, — во всяком случае, это нелегко осуществить в мчащемся поезде.

А вот Сент-Ив выглядел подавленным. Год назад он, проделав такое же путешествие, оставил Нарбондо в водах безумно холодного карстового озера близ горы Йарстаад, торчащей из вод Норвежского моря. И что, спрашивается, он ищет теперь, если не доказательства тому, что доктор ожил и строит новые козни нам на беду? Такое предположение противоречило здравому смыслу, но лишь пока Парсонс не упомянул физику низких температур. С тех пор две мысли точили Сент-Ива, заставляя худеть буквально на глазах. Первая — об очередном просчете. Ему удалось расстроить планы Нарбондо и увести землю с курса смертоносной кометы; в его воображении это было величайшим триумфом из всех, им одержанных. Теперь же триумф обернулся провалом, белое обратилось черным. Месяцами он жил, изводя себя сомнениями и угрызениями совести. Какова была подлинная роль Сент-Ива — стал он палачом коварного доктора или пытался сохранить ему жизнь? И того не легче: Сент-Ив действительно пытался спасти злодея или только обманывался, убеждая себя в этом? Понятно, что мириться с этими противоречиями он никак не мог: эта дорожка вела прямиком к безумию. И вот, сомнения отброшены: доктор, очевидно, выжил и принялся снова строить козни. Сент-Ив, как теперь выяснилось, не довел дела до конца. Собственно, покончить с Нарбондо можно, только препроводив его на виселицу. Другого способа нет.

А венцом всему было обескураживающее осознание того, что нам крайне сложно подтвердить или опровергнуть свои догадки. У Сент-Ива нет знакомых на бескрайних просторах Норвегии. И не к кому обратиться с просьбой выяснить: не доставал ли кто из озера замерзшее тело горбуна, не оживлял ли его? Предстояло разузнать все это своими силами. Но, думаю, Сент-Ив постоянно задавался вопросом, не лучше ли было доверить это дело Хасбро или мне, а самому остаться в Стерн-Бей.

Мы продолжали свой путь на север, когда в Тронхейме нас догнала весть, что рядом с тем местом, где исчезло первое судно, потоплены еще два. Оба корабля стремительно ушли на дно, поскольку их корпуса были обиты листовым железом. Команда одного из судов спаслась, другого — почти нет. Десять погибших. Телеграмму с этим известием послал в Норвегию мистер Годелл; еще он упомянул, что теперь требует от премьер-министра принять хоть какие-то меры. Сент-Ив ужасно расстроился и стал себя корить за то, что не предотвратил бедствие.

А что, собственно, он стал бы делать? Я так и спросил: «Что бы вы предприняли?» Бессмысленно думать, что Сент-Иву было по силам сохранить суда на плаву. Отчасти его гнев оказался направлен на министров правительства: их предупреждали о грозящей опасности еще прежде, чем за них взялся мистер Годелл. Кто-то — вероятно, Хиггинс — послал им пространное письмо, требуя выкупа. В ответ государственные мужи лишь посмеялись, сочтя требование шуткой, хотя, нацарапанное тою же рукой, что и запись в судовом журнале капитана Боукера, оно предвещало гибель новых кораблей. Членам Королевской Академии следовало убедить министров отнестись к этому предупреждению серьезно, но те воздержались от каких-либо действий, осознав, что и у них самих рыльце в пушку. В итоге и те, и другие выставили себя глупцами.

Теперь судоходство в акватории от устья Темзы до Фолкстона было приостановлено, и британская корона заодно с частными предприятиями несла огромные убытки. По сообщению мистера Годелла, половина лондонской торговли забуксовала, и город оказался почти что в осаде — с той лишь разницей, что оставалось неясным, кто враг и где этот враг обретается… Сент-Ив хранил угрюмое молчание, доведенный до отчаяния и нашим медленным продвижением на север, и бесконечными скалами, фьордами и хвойными лесами по сторонам.

«Что еще оставалось Сент-Иву, кроме как набраться терпения?» — спросил я себя. Повернуть обратно, вот что! Он так и поступил. Мы находились к северу от Тронхейма, в нескольких часах пути до цели, когда Сент-Ив объявил, что возвращается и берет с собою Хасбро. Я двинусь дальше один и выясню все, что только смогу. А они отправятся в Дувр, где Сент-Ив соберет научную конференцию. «Какой же я болван, — корил себя Сент-Ив, — какой идиот, ничтожество, простофиля!» Он, и только он повинен в гибели тех десятерых моряков. Предотвратить гибель людей и судов было бы не так сложно, не окажись он такой бестолочью. Ну, что тут сказать! Такова уж свойственная профессору манера: обвинять себя во всех злодеяниях мира. Сент-Иву в голову не приходило, что совершенно невозможно все знать и всех спасать.

Когда они выносили свой багаж на платформу, Хасбро обернулся ко мне, одним долгим взглядом выразив возложенные на меня надежды. Сент-Ив же выглядел опустошенным и подавленным, и только в глубине его глаз что-то мерцало: казалось, он всецело сосредоточился на некой точке где-то на линии горизонта — на злобном лице Игнасио Нарбондо — и поклялся не сводить глаз с этого лица, пока Нарбондо не погрузится в небытие.

Я вышел их проводить на перрон, и, улучив минутку, Хасбро отвел меня в сторонку и произнес прочувствованную речь, сводившуюся к тому, что он позаботится о профессоре и в конце концов мы одержим победу. Моя задача — не волноваться и выяснить всю правду о судьбе Нарбондо. Сент-Ив отчаянно нуждается в проверенных фактах; его мозг надежен, как часовой механизм, но из-за недостатка информации прямо на наших глазах замедляет ход и тикает все тише…

Сент-Ив предложил вновь воспользоваться дирижаблем. Мне, как это уже вам известно, предстояло добраться до горы Йарстаад на поезде, произвести там необходимые изыскания, а затем ждать прибытия воздушного судна, которое вылетит из Дувра сразу по прибытии туда Сент-Ива. Водный транспорт почти не действовал: паромы из Фландрии и Нормандии не ходили вовсе, а те, что прибывали в Дувр с севера, подолгу простаивали в доках. Поэтому Сент-Ив и планировал воспользоваться другой стихией, надеясь, что дирижабль вернет меня в Англию как раз вовремя, чтобы я оказался полезен.