Заря и Северный ветер. Часть II

Столовая взорвалась хохотом. Варвара молча дождалась, когда он утихнет, и только потом продолжила всё тем же серьёзным тоном:

– Вместе вы скрасите эти суровые вечера и, быть может, развеселите наконец нашу южную Несмеяну, – и только тут, поймав на себе два гневных взгляда, она дала волю своему смеху. – Ах! Поглядите на них! – кивнула она на каменные лица Ирины и Владимира. – Съедят ведь!

– Меня больше беспокоит твоя кожа, Вероника, – прервал насмешки незнакомый скрипучий голос. – Тебе следует быть осторожнее с солнцем.

Это говорил лысый северянин в очках, которого Ирина видела на переговорах в Яром шипе. Тогда он показался ей похожим на Кощея, сейчас же больше напоминал очень уставшего старика.

– Спасибо, Павел Фёдорович! – облегчённо воскликнула Вероника, она не понимала злоязычия Варвары, но чувствовала за неё стыд и неловкость, и потому обрадовалась перемене темы. – Только ты беспокоишься обо мне! Я гуляю под зонтиком, в самый зной не выхожу на улицу…

– И всё же, кожа тёмная, Вероника. Будь осторожнее, ты не человек уже, солнце делает тебя уязвимой.

– Хорошо, – Вероника виновато поморщилась и сгладила неловкость ответными вопросами: – Как твоё дело? Процветает?

– Двигаемся помаленьку. Растём. Рук только не хватает.

– Павел так увлёкся своим хобби, что ему и дела нет до здоровья сиверов, – проворчал хозяин замка. – Владимир скоро в тень обратится, ты хоть бы следил за ним.

– Ты, знаешь, Мстислав, что упрёк твой несправедлив, – кротко ответил Павел Фёдорович. – Сиверы крепки и духом, и телом, – медленно и степенно продолжил он, – а людям никак без меня. И это, как ты заметил, не хобби, а дело моей жизни. Или вечности, если хочешь. Тебе это прекрасно известно.

– Н-у-у, развёл философию! Обиделся!

– Что же касается до Володи, он не злоупотребит своей выносливостью.

– Не злоупотребит? – раздражённо фыркнул Мстислав. – Катя, принеси ему бокал. Мне кажется, он давно уже злоупотребляет.

– Не надо, – Владимир исподлобья поглядел на дядю.

– Что такое? – вспыхнул Мстислав. – Уж не жена ли причина твоего внезапного поста? Она северянка теперь, и жить ей по северным законам.

– Законы законами, но даже молодая жена не в силах удержать ветер дома, – миролюбиво вмешался Димитрий.

Вероника ахнула.

– Куда ты опять? – с любопытством спросила она Владимира.

– Никуда. На объект в Волчью долину.

– На пограничную зону?

– Нам с Ириной там жить, я хочу сам вести проект.

– Иначе говоря, как всегда он хочет всё контролировать, – ввернула Варвара.

– Я уже подготовил все чертежи, макет, – глядя Веронике в глаза, продолжил Владимир.

– О, я бы взглянула, что ты там для себя придумал! А кто в офисе останется? Ты же не будешь разрываться…

– Илья. Я передал ему заказчиков. Варвара будет на подхвате, она искушённый специалист.

– Владимиру дела семьи отныне не интересны, мысленно он уже не с нами, – опередив Варвару, поддел племянника Мстислав.

– Нет, это правильно, что Володя сам будет заниматься стройкой, – со знанием дела заступилась Вероника, лицо её стало серьёзным. – А нашу работу сколько ни делай, её никогда меньше не становится.

– У тебя восемьсот архитекторов, – присовокупил Владимир. – Одним больше, одним меньше.

Весь ужин Черновы шумно спорили, подтрунивали друг над другом, рассказывали истории, словно они были давними друзьями, которые наконец, соскучившись после долгой разлуки, смогли собраться вместе. Уже потом, много после, Ирина поняла, что подобный вечер – роскошь для них, исключение из обыденного порядка. В Чёрном плюще не было принято каждый день семьёй собираться за столом. Не только потому что состав домочадцев был подвижен и широк: здесь, как в гостинице, одни Черновы приезжали, другие уезжали. Но и потому, что каждый занимался своим делом в своём привычном режиме и жил своей обособленной жизнью.

Оставшийся вечер Владимир и Мстислав не замечали друг друга и больше не препирались. Варвара тоже приняла позицию отстранённости. Самыми шумными и оживлёнными были Вероника и Булакбай, рассказывающие о своей жизни в Сан-Паулу и Алма-Ате. Уже после ужина эта дружелюбная и милая северянка догнала Ирину и Владимира в коридоре.

– Володя, – шёпотом сказала она. – Завтра я тоже уезжаю. Знаю, ты ни во что не веришь, – Вероника сжала его ладонь и мельком, словно спрашивая позволения и извиняясь за этот тактильный контакт, глянула на Ирину. – Будь осторожен. Тебя ведёт ориша твоего отца.

Владимир посмотрел на расписанные хной руки девушки и мягко усмехнулся. Чуть помедлив, словно выбирая слова, он поднял глаза на Веронику и не спеша ответил:

– Спасибо. Я был очень рад тебя видеть.

Глава 2. Ледоход

За мучительно долгими днями апреля потянулись такие же мучительно долгие и пустопорожние дни снежного мая. Подобно медленным, неповоротливым льдинам на реке, они двигались туда, куда толкало их течение. Неприкаянность, одиночество, неизменное ощущение чуждости заполняли жизнь Ирины. Стены Чёрного плюща давили, отравляя её сознание страхом и высасывая из неё силы. Девушке казалось, что даже физически она стала слаба: у неё часто кружилась голова, потели руки, она постоянно спала. Но после сна чувствовала себя ещё более утомлённой и истощённой. Мысли её становились обрывочными и смазанными, а тело – тяжёлым и неуклюжим.

Приставленная к ней Катерина следила, что делает, куда идёт, вовремя ли ест её новая хозяйка. Плохой аппетит Ирины не давал ей покоя, и, чтобы его пробудить, она изворачивалась как могла. Видимо, Владимир велел не только не спускать с его жены глаз, но и контролировать её трёхразовое питание. Стремясь угодить, служанка вежливо отвечала на вопросы и выполняла мелкие поручения. По просьбе Ирины она даже достала все необходимые для женской гигиены мелочи. Но как бы она ни старалась, в её суррогатной заботе не было ни участия, ни сердечности – только чужой приказ и привычная необходимость подчиняться. Ирина знала, что за любезностью Катерина умело скрывает свою неприязнь. И не могла её винить за это. Человек в Чёрном плюще не мог не озлобиться.

Ирина видела, как жестоко обращается со слугами Варвара. Катерину северянка могла не только оскорбить, но и ударить – это было в порядке вещей. Всякий раз при виде такой несправедливости Ирина загоралась негодованием: её дыхание сбивалось, а кулаки сами собой сжимались. Но всего через пару мгновений она распрямляла пальцы, опускала плечи и отворачивалась. Если молчали Мстислав, Димитрий и Демьян, разве она могла говорить? Она не имела права на голос, потому ничего не могла сделать. Она не могла бороться с Варварой, против которой была бессильна и которую боялась. Такая трусость превращала Ирину в соучастницу этого людоедства.