Засекреченный пикник
Шрифт:
Вошедший Леденцов пожал мне руку с вопросом:
– Что смурнеешь?
– Думаю об этом деле…
– Сергей, может, Дора Мироновна права: преступник - вампир?
– Особый вампир.
– Что за особый?
– Он кровь не пьёт. Боря, это сексуальный вампир. Насильник жертву бьёт и кусает, чтобы появилась кровь. Только в этом случае он испытывает сексуальное наслаждение.
– Ну и урод…
– Кровь жертвы обостряет его чувства. Поразмыслив недоверчиво, майор спросил:
– И ты вёл такие дела?
– Одно хорошо запомнил. Некоторые потерпевшие вампира защищали. Думаешь, почему?
– Всё потому. Не идут в понятые,
– Тут, Боря, другое. Укус насильника женщины принимали за страсть и любовь.
– Ну и дуры, - удивился майор.
Что делать в свободную минуту двум мужикам, которые не курят и пиво в рабочее время не употребляют? Пить кофе. Из шкафа я достал причиндалы: не очень чистые чашки и не очень хороший порошковый кофе. Да ведь он нам, в сущности, не для питья, а для беседы.
– Боря, у сексуальных маньяков дури больше, чем записей в вашем журнале происшествий.
– Чего там… Изобьют да изнасилуют.
– Не скажи, один тип мог получить сексуальное удовольствие только на кладбище, туда женщин и водил.
– Чего ж они шли?
– Другой мог изнасиловать, только когда женщина казалась безжизненной. Набрасывал ей петлю на шею и велел закрывать глаза…
– Идиот.
– Ещё секс-экстрим. Убив женщину, ложился рядом с трупом, получая от этого сексуальное удовольствие.
– Сергей, дай спокойно допить.
Я понимал реакцию майора: он с изнасилованиями сталкивался редко, потому что эти дела были подследственные прокуратуре. Его светло-рыжие усики потемнели. Неужели от злости? От кофе, намокли.
– Боря, допустим, все эти сексуальные загибы объяснит психиатрия. Я не понимаю другого… Насильник убивает жертву. Почему у него после близости с женщиной не возникает к ней хоть какое-то чувство?
– Ты имеешь в виду людей, а они…
Разговор о насильниках майору не нравился. Я сделал ему вторую чашку: по-моему, порошковый кофе производят в одном месте, по одному рецепту, а фасуют в различную тару под разными названиями. Видимо Леденцову захотелось сменить тему:
– Тамару Леонидовну, учительницу, видел. Шла из школы.
– Как она?
– Мне едва кивнула. Бледная, на шее марлевая нахлобучка…
– Ещё не сняла? Ещё не сняла… Мне показалось, что я коснулся оголённого провода. Видимо, я вздрогнул и расплескал чашку. Майор спросил:
– Что с тобой? Разве мысль имеет какой-то заряд? Нет. Заряд имеет догадка: чем она неожиданнее, тем сильнее дёрнет. Я отринул кофе и вскочил.
– Да что с тобой?
– заволновался майор, инстинктивно коснувшись рукой того места, где под курткой висел пистолет.
Но я уже бежал. Майору ничего не оставалось, как пристроиться рядом.
– Боря, ты на машине?
– Само собой.
– Понимаешь, ведь у неё нет кошки.
– Значит, мы несёмся ловить для неё кошку? Я не ответил и велел ехать к больнице, точнее, в травмпункт. Там нас знали хорошо, потому что простреленные-порезанные в конечном счёте попадали к нам. Их, простреленных-порезанных, был полон коридор. Женщина-врач вышла к нам и отвела в тихую комнату:
– Что случилось?
– Наталья Осиповна, учительницу Ясницкую знаете?
– Очень хорошо.
– Она к вам обращалась?
– Да!
– С шеей?
– С укусом в шею, - поправила врач.
– И что за укус?
– Зубы человека. Да что там шея, у неё все груди искусаны, словно её пытали.
– А вы не ошибаетесь?
– усомнился
– Как ошибаться, если у Тамары Леонидовны учится моя дочь?
Мы с Леденцовым переглянулись и впали в долгую молчанку, словно одеревенели. Врач тоже молчала, не понимая нашей деревянности. Майор нашёлся первым:
– Наталья Осиповна, как она объяснила эти укусы?
– Мол, собачка покусала. Я, конечно, не поверила и рекомендовала обратиться в милицию. Она только сейчас к вам пришла?
19
Утром позвонил Палладьев и удручённо сообщил, что зря просидел ночь в засаде. Белая машина не приехала. Я успокоил его:
– Игорь, машины нет, но теперь мы знаем, что произошло на пикнике. Майор тебе расскажет.
Тамара Леонидовна затруднила расследование: достаточно было ей всё рассказать. Теперь пикник глянулся мне, словно освещённый белым светом. И то, что я увидел, не совсем укладывалось в голове.
Получалось, что на Катю Зуеву и Тамару Леонидовну нападал один и тот же человек. Одну покусал, изнасиловал и задушил, вторую искусал и наверняка тоже изнасиловал. И всё это имело как бы один корень: обе потерпевшие и преступник были из одной школы.
Я сидел в своём кабинетике и ничего не делал, то есть размышлял. Все мои мысли были всего лишь догадками, которые надо превратить в версии и проверить следственным путём. Ведь были неясности: прямо-таки мистический испуг школьников.
Казалось бы, современных ребят эротикой не удивишь - на телеэкранах демонстрируют откровенную порнуху. Как-то, бессмысленно гуляя по программам, наткнулся я на урок садомазохизма. И долго не верил: симпатичную девицу хлестали плетью по голому заду, и она жмурилась от удовольствия. Открыто говорят о размерах половых членов и оргазме… На пенсии буду сочинять книги о своей следственной работе. Но первой напишу политическую и назову «Секс, как основа Российской демократии».
Почему же ребята испугались? Они знали, что в кино играют артисты, а здесь увидели реальность. Учительница наверняка кричала и звала на помощь. Её грыз и насиловал в белом «Москвиче» на глазах школьников…
И я понял её молчание теперь: не могла она рассказывать, и ребята не могли, в чём поклялись своей любимой учительнице. Как ей жить в городе с таким клеймом. Всё тайное в конце концов становится явным. Обыватель не станет вникать, что и как. Всё, клеймо поставлено. «Это та учительница, которую изнасиловали на пикнике?»
Телефон звонил с добрую минуту. Деловитый до грубости голос майора почти приказал:
– Сергей, за тобой выехала машина, а я уже здесь. Мы слишком долго работаем вместе, чтобы переспрашивать. Происшествие: опера уже там, и лишь не хватает следователя прокуратуры. Значит, труп.
– Борис, сегодня я не в силах…
– Когда приедешь, силы мгновенно появятся. Он отключился, а я взял следственный портфель.
Очень плохо, когда всё слишком хорошо. Разве?
Водителя я не спрашивал, куда едем. Он знает. Но по мере движения начала закрадываться тревога. Уж больно знакомый маршрут. Вот повернули на знакомую улицу. Я напряг волю, чтобы своим биополем заставить водителя миновать этот дом. Но он не миновал, приткнувшись к знакомому подъезду…