Засекреченный свидетель

В канцелярии нагрянувшей проверкой из прокуратуры были безмерно удивлены. Хотя к проверкам как таковым им было не привыкать. Посоветовали спросить у самого министра. Старательно рекомендовали обратиться к нему сначала: пусть, мол, он сам лично указание такое в делопроизводство даст. То есть пытались, как обычно, переложить принятие решения на лицо вышестоящее, но Турецкий пояснил, что по таким пустякам беспокоить Михаила Юрьевича пока не след. Просто прокуратурой устанавливаются лица, которые могут помочь следствию. А если дело коснется самого министра, он, помощник генерального прокурора, всенепременно самолично с господином министром свяжется.

Еще полтора часа было потеряно на ожидание, пока клерки, особенно не торопясь, делали выборку на компьютере, подписывали у начальника канцелярии, решали, какая этому случаю приличествует печать — гербовая или сойдет и угловой штамп? — и занимались прочими бюрократическими процедурами. В конце концов следователю выдали требуемый список. Александр Борисович, которому вид печати был абсолютно безразличен (а хоть бы и вообще не было), попросил копию выслать по факсу в адрес Сочинской городской прокуратуры на имя генерала Грязнова. И лишь после этого он с чистой совестью отправился на другой конец Москвы — к той самой свидетельнице, которая улетела из Сочи ранним утром 18 сентября. Когда и ночи не прошло с той минуты, как Владислав Калачев отправился с балкона в свой трагический полет…

Дверь квартиры в доме, который раньше назвали бы кооперативом, а теперь именуют ТСЖ — товариществом собственников жилья — с охраной, консьержем и цветами в подъезде, свидетельница открыла не сразу. Шаркала тапочками в коридоре, чем-то загрохотала…

— Извините, лампочка перегорела. И я тут за зонтик зацепилась… — Хозяйка запахнула наспех наброшенный халат и, качнувшись, оперлась рукой о косяк. — А поменять некому. Может, вы? А вы кто вообще?..

Собственница явно была не совсем трезва.

— Турецкий.

— Какой?

— Такой. Турецкий. Это моя фамилия. А вообще я из Генеральной прокуратуры.

Регина покивала, хотя каждое движение отдавалось болью в висках.

— Вы по поводу Сережи?

— Нет. По поводу вашей поездки в Сочи. Ведь вы Регина Степановна Альтова?

Спортсменка побледнела, что было заметно даже в полумраке коридора.

— Я знала, что ко мне придут. Но зачем в этот день?

— У вас что-то случилось? — Александр Борисович видел перед собой явно расстроенную чем-то женщину, безуспешно пытавшуюся залить тоску алкоголем. И даже почувствовал себя неловко, будто и впрямь явился не вовремя.

Увидев, что даму еще и пошатывает, он взял на себя роль хозяина и под локоть провел Регину внутрь жилья, где тоже царил полумрак из-за задернутых плотных штор. Собственно, ничем экстраординарным квартира звезды биатлона не отличалась. Типовая «улучшенная трехкомнатка». Планировка почти как у самого Турецкого в прежней квартире. Через приоткрытую дверь спальни виднелась аккуратно застланная постель, но в гостиной диван был разложен. Неубранное постельное белье на нем прикрывал смятый плед. На журнальном столике у изголовья стола початая бутылка виски и бокал. Похоже, следователь разбудил отсыпавшуюся посреди бела дня хозяйку.

Турецкий подвел Регину к дивану, и она радостно забралась на него, поджав ноги. Вопросительно посмотрела на гостя и плеснула себе в бокал виски на два пальца.

— Нехорошо, я понимаю. Вы, наверное, допрашивать меня будете. Но я все равно выпью. Может, составите компанию?

Александр Борисович отрицательно мотнул головой и сел в кресло под развешанные на стене медали.

— Спасибо, но я за рулем. Пока побеседуем без протокола. Но через несколько дней мы вас вызовем в прокуратуру, чтобы вы ответили на наши вопросы официально. Так что тут все-таки произошло? У вас какое-то горе?

На лице спортсменки читалось смятение. Она решала, выгнать ли «неофициального» гостя или поговорить. Выбрала второе.

— Не знаю. Нет. У меня лично — ничего не случилось. Просто хороший человек умер.

— Сережа?

— Откуда вы знаете?

— Вы сказали. Только что. У двери.

— А-а-а. Да. Именно он. Знаете, эту квартиру я купила лет пять назад. Двумя площадками ниже поселился Сережа. Он сибиряк, а в Москву учиться приехал. Сначала ушел из военного училища в университет. На философский. Но его отчислили и оттуда потом. Мы по-соседски подружились, хотя к спорту он совсем никакого отношения не имел. Бизнес какой-то у него был небольшой — книги, что ли, издавал? А так просто веселый и уверенный в себе парень — умница и пофигист. Он со своими друзьями вел жизнь совсем не такую, как моя, — с распорядком и тренировками. Может, поэтому меня в их компанию и тянуло. У Сережи все приятели такие были, раскованные, эрудированные, успешные, не стесненные в средствах. Много говорили о литературе современной, об искусстве. Не чужды были откровенному эстетству. Я через них Гринуэя зауважала… Вы смотрели «Интимный дневник»? Впрочем, что это я?.. Но, знаете, они пили. Лихо и размашисто. Не так, как спортсмены, просто старающиеся расслабиться и забыться после физических нагрузок.

— Разве спортсмены пьют? — улыбнулся Турецкий.

— Вы еще скажите, что прокуроры не пьют. А вот… кстати… не хотите ли?.. — Хозяйка снова предложила Александру Борисовичу выпить, забыв уже о том, что делала это несколько минут назад.

— Спасибо, нет. Я за рулем, — терпеливо повторил объяснение Турецкий.

— Уважаю. Пьют спортсмены. Я вам расскажу потом. Я даже с Калачевым познакомилась через это… Ну и они пили. С характерным таким надрывом, как пьют люди, не осознающие ни предназначения своего, ни даже целей — и, простите за каламбур, хорошо это осознающие. — Оно похлопала глазами, соображая, удалось ли правильно выразить мысль. — В общем, интеллектуалы-алкоголики, блин. Замечательные ребята, но напрочь потерянные.

— Спился ваш приятель?

— Все спились, кроме него. Просто со стороны хорошо было видно, что все они доживают, — она произнесла последнее слово подчеркнуто внятно. — Я вот из спорта ушла, но у нас там жизнь недолгая. А у меня и то еще много планов. Пожить хочется. А им не хотелось, хотя большинству из них тогда и тридцати не исполнилось. Вот Сережа, поняв, что это не его путь, и откололся от компании. Наташку где-то подобрал. А друзья потихоньку перестали у него бывать: кто-то умер, кто-то просто бомжом стал. Стал он с Наташкой жить. Она лет на восемь его старше, но тетка умная, хоть и неприметная. И такая пара образовалась — любо-дорого посмотреть. Им вместе было просто хорошо. И никто не был нужен. Вот я иногда заглядывала — и ладно. Ну, поддавали иногда — не без этого. На кухне посидим душевно, бывало. Но это совсем редко. Все-таки режим, тренировки, соревнования… А у них все ровненько было. Только Сережа постоянно упрашивал Наташу выйти за него замуж, мотивируя это тем, что, если он умрет, пускай его скромная недвижимость останется жене. Наташа отбрехивалась, втайне подозревая, что когда-нибудь она Сереже наскучит, тот найдет себе помоложе, бросит пить, детей нарожает и все такое. Но Сережа упорно твердил, что им надо пожениться, потому что если он умрет… Полгода назад он Наташу все-таки уговорил. Я, если честно, втайне завидовала ей. Ну, в общем, он умер. Просто умер.

Помолчали.

— Грустно, понимаю, — проговорил наконец Турецкий. — Но меня, естественно, больше интересует все-таки Калачев. Как вы, говорите, познакомились?

— В Лейк-Плесиде. После эстафеты, где Алка Куклова завалила стрельбу на втором этапе, но мы все-таки вытащили «бронзу», все девчонки это событие, понятное дело, слегка отметили. Ну, шампанское там, коньячку немного. Не сказать чтобы усердствовали: так, для расслабления. И пошли потом на хоккей — парней наших поддержать. А в зале яблоку упасть негде. Все трибуны заняты. Только места для вип-персон почти все свободны. Славик один с каким-то подпевалой своим сидит-рассиживается. И полтора десятка пустых кресел. Ну, мы заходим и садимся, а он: «Кто вам дозволил?» — «Страна, — говорю, — нам дозволила. А вам жалко, да?» Он как вскинется: «Да вы пьяны, девушка! Я вас сейчас из сборной отчислю!» — «Давай, — говорю. — А на лыжню сам побежишь?» В общем, обиделись мы на него и ушли. А он, как индюк надутый, в одиночку хоккей досматривал. Никого не отчислил, конечно. Потом познакомились, он вообще неплохим мужиком оказался. Но сначала злая я очень на него была…

— Понятно. А в Сочи как вместе с ним оказались?

Биатлонистка отставила пустой бокал. Наморщила лоб.

— В командировку от Олимпийского комитета.

— Вы разве там работаете? — Александр Борисович уже знал, что Регина официально на постоянную работу еще не была принята.

— Нет. — В глазах у Альтовой блеснули слезы. — И, наверное, уже не буду. Все насмарку…

— Что все? — поинтересовался Турецкий, хотя догадывался, зачем могут выписать командировку на курорт посторонней женщине.