Засланец
Шрифт:
– Там шла перестрелка, – промямлила она, – там были не наши солдаты, одни стреляли в других, что-то взрывалось. Когда за соседним тягачом упал застреленный солдат, я испугалась и побежала. Что-то сильно сверкнуло и все. Я помню только медицинский бокс. Это точно ошибка. Я даже не знала, какие из солдат нападают, а какие защищают нас. Там не было наших солдат.
– Странно, запись союзников показывает совершенно иное, – задумчиво произнес командующий, активируя голографическую развертку в центральном пространстве стола.
Сначала шли куски записей с камер безопасности базы. В них трудно было понять что-то однозначно. Местами мелькала фигурка в оливковом комбинезоне. Оказалось трудно разглядеть, что она конкретно делает, но ее действия явно не относились к попытке панического бегства. Дальше пошли записи с камер бойцов Содружества. Мне они напомнили родные земные стрелялки.
Как в компьютерной игре от первого лица кто-то делает два выстрела из штурмовой винтовки КСС, меняет позицию, делает еще выстрел и бежит. Тряска, фрагменты
Следующие кадры начинаются с безумного забега и фактически выстрелов наугад из-за попадающихся укрытий в сторону врага. Впереди бежит десантник с другим бойцом на плечах. Резкая вспышка – и моментальное падение на палубу. Тугой поток воздуха с мусором, игра пламени на потемневшей лицевой панели. Оба бойца живы благодаря какой-то конструкции, укрывшей их. Раненый слегка шевелится, санитар поправляет ему заплату на броне. Короткая беседа без звука и боец, сделав две перебежки, высовывает лицо из-за обломка перекореженного кофра. Место взрыва плазменной гранаты метрах в пятидесяти от наблюдающего. Палуба там как будто выметена от мусора, что не выметено – намертво вплавилось в палубу. За штабелем ящиков недалеко от остова какой-то машины на палубе еле барахтается выведенный из строя тяжелый боевой робот диверсантов. Под летательным аппаратом по соседству видно какое-то движение. Наступающих диверсантов не видно, возможно, их отпугнул плазменный взрыв, говорящий о том, что кто-то из защитников пошел «ва-банк». Боец еще два раза меняет позицию. Между корпусом летательного аппарата и какой-то постройкой хрупкая оливковая фигурка тащит за десантный стопор бойца КСС. Фигурка сильно сгибается, иногда падает, но продолжат тащить раненого. Боец отвлекается на панораму боя. Метрах в ста за корпусами каких-то летательных аппаратов видно движение, но нападающих пока нет. Боец делает еще одну перебежку в сторону противника, чтобы занять более выгодную для наблюдения позицию. Запись прерывается и возобновляется, когда боец делает перебежку, скорее всего, обратно. В паре метров левее палуба разрывается фонтанчиками. Боец практически закатывается за перевернутый блок вывернутой постройки, тут же перекатывается на живот и делает три прицельных выстрела по темной фигуре метрах в сорока от него. Не дожидаясь результата, боец снова делает перебежку. Между корпусом побитого летательного аппарата и какой-то наземной техники видны сполохи плазмы. Стараясь держать в прицеле предполагаемого врага, боец делает перебежку, чтобы открыть цель. Еще три выстрела уносятся за корпус летательного аппарата со стороны. За бортом машины расцветает бутон разрыва гранаты с подвески боевого робота, заставляющий бойца нырнуть под прикрытие каких-то дырявых конструкций. Тут же он вскакивает и, сделав короткую перебежку, высовывает ствол винтовки из-за большого контейнера. У корпуса летательного аппарата лежит, еле дергая лапами развороченный робот диверсантов. Четко отработав короткой очередью в уязвимые точки поверженной цели, боец перепрыгивает грузовой отсек машины. Около борта за небольшим съехавшим с кузова машины штабелем металлических ящиков полулежит раненый десантник КСС. Аппаратура, видимо, докладывает, что десантник жив, но закрепленные для удобства транспортировки обрывком шлейфа проводов на туловище руки и отсутствие винтовки говорят, что стрелял не он. Следующий взгляднаправлен вдоль машины. Оливковая фигурка в оборванном комбинезоне лежит наспине около колеса машины. Боец быстро выглядывает из-за укрытия и делает перебежку. Техник жив, видны судорожные нерегулярные подергивания груди в попытке вдохнуть, глаза закрыты, лицо опалено, как и весь комбинезон. В районе груди комбинезон разорван в клочья, видны тонкие проволочки второго слоя армированной ткани, одна рука техника находится под телом, из-под которого расплывается небольшая лужица, вторая вцепилась в разряженную батарею отброшенной в сторону штурмовой винтовки КСС. Боец аккуратно переворачивает хрупкую фигурку на бок и достает медицинский пластырь. Пока он возится, рядом опускается плоская коробка экспресс-доктора, раскрываясь лепестком, и другой боец начинает сноровисто срезать ткань на спине раненого.
Запись закончилась. В кабинете еще какое-то время гуляли кондиционированный воздух под ручку с тишиной.
– Не знаю, как Вы это сделали, Луара, – произнес командующий, – но с записями личных камер бойцов трудно спорить. Из их доклада так же следует, что в данном районе боевых действий больше не было обнаружено ни трупов, ни живых гражданских. Вы оказались единственной, кто мог это сделать.
– Я ничего такого не делала, – замахала руками Луара. – Там стреляли в живых существ.
– Не важно, союзники сочли Вас достойной знака отличия «за личную храбрость», – провел рукой, выключая аппаратуру командующий. – Я внесу запись в Ваше личное дело. Премия зачислена на Ваш счет. За знак положена регулярная выплата, этот вопрос будет решен чуть
позднее.– Поздравляем Вас, – произнес один из офицеров, – протягивая Луаре небольшую плоскую коробочку. Коснитесь, она запрограммирована на ваше биополе.
При прикосновении коробочка распахнулась, как цветок, обнажив сердцевину, где в специальных зажимах покоилась парадная версия знака, ромбик и планка одного цвета для рабочей и полевой формы одежды. Неизвестно, сколько бы Луара рассматривала награду, если бы ее аккуратно не выпроводили из кабинета. На мой взгляд, церемонию можно было бы сделать и поторжественнее, видимо, командование само пребывало в легкой растерянности.
– Поздравляю, – сказал я, – ты, оказывается, боевая девушка, хоть и прикидываешься скромницей.
Луара промолчала, только чувства выдавали какие-то метания. Так мы «на автопилоте» добрались до каюты, чтобы переодеться в рабочую одежду. Луара переоделась в полном молчании, даже позабыв свою традиционную игру «не смотри – я стесняюсь». Когда девушка уже собралась уходить, я напомнил о себе:
– Хэй, подруга, ты ничего не забыла? Негоже стесняться честно заслуженной награды.
– Да при чем тут я? – отмахнулась Луара.
– А вот это совершенно не важно, – отмахнулся я, – назвался груздем – полезай в корзину!
– О чем ты опять!? – возмутилась Луара, – говори понятно! Да и откуда мне знать, куда его цеплять? И вообще, засмеют коллеги, нашел героя сражения.
– Засмеют? Да удавятся от зависти, – посмеялся я. – На счет как вешаются планки у Вас, я не знаю. В Содружестве полоска вешается на рукав рабочей одежды ближе к плечу, ромбик – для боевой брони и полевой формы, вешается тоже на рукав в том же районе. Он просто более тусклый, чтобы не демаскировать бойца. Ну а сама медаль – парадная форма. Честно говоря, не знаю, куда она на гражданский костюм вешается, на форму в район груди, я покажу, если что.
– Что такое «медаль»? – спросила Луара.
– Да те же уши только в профиль, – отмахнулся я, – у нас так называют знаки отличия.
– И как ее или его вешать? – спросила Луара, разглядывая планку в открытой коробочке.
– Бери планку пальцами, она на твою ДНК или биополе, в общем, на тебя отреагирует и отцепится. Потом помести на предполагаемое место крепления и придави чуток, она там и прилипнет. Кстати, снять «без мяса» сможешь тоже только ты, – дал я пояснения.
С минуту мы прилаживали планку знака на штатное место, затем Луара критически осматривала себя. Потом порывалась снять ее, а я доказывал, что не нужно стесняться наград. В любом случае было весело. И настроение у девушки поднялось, что избавило меня от гнетущей атмосферы. Как ни крути, это понятие для меня значило куда больше, чем просто расхожее выражение. Вот так и станешь профессиональным клоуном.
– А ты бывал в боевых вылетах? – спросила девушка.
– Конечно, – совершенно честно ответил я, – этого добра на мою долю хватило. Пришлось повертеться и на истребителе, и на корабле-разведчике.
– У тебя, наверное, и награды есть? – спросила Луара.
– А вот наград у меня нет, – ответил я, – как-то не заслужил, видимо. Так что гордись, за зря такие штучки на форму никто никому не вешает.
Впрочем, смены у нас в тот день не получилось. Начальство, видимо, узнав о награждении, освободило Луару и от остатка смены. Слухи распространялись на базе быстро, и к окончанию смен у кубрика Луары отметилось довольно много разного народа. Знакомое лицо появилось только одно – подружка девушки, которая присутствовала в медицинском блоке. Звали ее Лиу. Девушка провела у Луары довольно много времени. Я старался слушать девчачьи сплетни в пол-уха, потому что не хотел лезть в сугубо личное. Просто не хотелось смущать и без того чувствующую себя в чужой тарелке Луару.
Лиу оказалась веселой и непоседливой. Она искренне радовалась и удивлялась истории с наградой. Прямо с порога кинулась обниматься с подругой, намурчала ей что-то ласковое в ушко, прошлась руками по плечам и все это в сопровождении пассов хвостом. Потом подруги рассматривали знак, Лиу пыталась приделать его к своему комбинезону. Потом подружка выпытывала, за что перепало такое неожиданное счастье. Потом случилось еще много «потом». Я окончательно ушел в себя, оставив трескотню на самом краю сознания, как природный фон.
Вечером в каком-то большом зале собравшийся народ устроил стихийную пирушку, которая началась из-за награждения Луары, а чем закончилась, не узнал, пожалуй, никто из начинавших ее балагуров. Я сидел тихо, как мышь, хоть вопросов у меня и набралось больше, чем просто «много».
Основой вечеринки в отличие от чисто людской обжираловки стали различного рода игры, как парные, так и командные, большинство из которых оказалось весьма подвижными. Понаблюдав с часик, я так до конца и не смог уловить смысл некоторых из них. Плюнув в сердцах на бестолковые наблюдения, я решил воспринимать их как некое неподдающееся пониманию приложение. Собственно вполне людской перекус в виде всякой снеди тоже на вечеринке присутствовал и располагался на довольно объемной многоярусной композиции, чем-то напоминавшей крутящийся стенд с открытками в земном супермаркете. Правда, приборы и «тарелки» оказались столь же необычными, как и увиденный мной прежде «стакан». А вот с выпивкой ситуация оказалась совершенно ужасной: ее, как и стаканы, все приносили исключительно с собой и угощали друг друга, пытаясь угадать состав входящих в нее ингредиентов. По ощущениям моей временной хозяйки я понял лишь, что все напитки содержали приблизительно одинаковый процент веселящего ингредиента и отличались исключительно эстетической идеей воплощения во вкусе.