Заставь меня жить
Шрифт:
Не знаю, «что», и знать не желаю. Иначе я запутаюсь окончательно.
Он смотрит на меня так, как если бы хотел безмолвно передать своё мнение об ограниченности моего мыслительного процесса, но я только крепче обнимаю его и дышу в выступающую ключицу.
Может он прав, и я воспринимаю всё не так, как надо. В таком случае, пускай научит.
* * *
Солнце давно перекатилось на западную часть небосклона, когда я переворачиваю тридцатую страницу учебника по зельеварению и устало тру глаза. Такое чувство, что туда насыпали тонну песка. Решив сделать перерыв, подхожу к плите, чтобы вскипятить воду для чая, и, пока она медленно начинает бурлить, отстукиваю на деревянной столешнице
Ребята с Молли уже давно уехали в Лондон, мне удалось уговорить Сириуса отправиться вместе с ними, Артур трансгрессировал в Министерство. Завтра должен вернуться Перси из поездки в Париж вместе с начальником Отдела международного магического сотрудничества. Несмотря на свой возраст, Перси значительно приподнялся по карьерной лестнице.
Таким образом, Нора на некоторое время осталась в полном распоряжении двух людей: меня и Снейпа.
Профессор не появлялся с тех пор, как я оставил его. Последний эпизод несколько смягчил мой настрой, поэтому я со спокойной душой отправился учиться, отдав для этой цели предпочтение просторной и светлой кухне. Здесь и чайник под рукой.
Заварив чай с липой, осторожно размешиваю сахар и отхожу к окну. Пейзаж за ним не меняется день ото дня, но мне всё равно доставляет удовольствие смотреть на бескрайний снежный простор. Глаз отдыхает при виде такой красоты, что сейчас очень актуально.
Задумавшись, я не сразу различаю тихие шаги. Только когда скрипит крышка фортепиано, я оборачиваюсь и не сразу могу сфокусировать на Снейпе взгляд, плывущий от бессчетного количества строк.
Не произнеся ни слова, он садится на старенькую деревянную табуретку, опускает пальцы на чёрные клавиши в каком-то сокровенном, почти интимном жесте, а потом начинает играть (прим. автора: профессор исполняет сонату для фортепиано № 14 «Лунную» Л. В. Бетховена).
Господи Всемогущий, я в жизни не слышал ничего подобного. Тревожная музыка звучит как натянутая до предела струна, и вот-вот грозит лопнуть. Мелодия тихо мечется, как раненая птица, которая, будто бы, сейчас сорвётся в пропасть, взывает к помощи отрывистыми высокими вскриками, но чудом удерживается от падения где-то на границе соприкосновения чудесных пальцев и клавиш страдающего фортепиано. В моей душе что-то обрывается и начинает ныть в унисон с трепещущей мелодией, это длится, кажется, так долго, но потом мелодия выравнивается, будто успокаивается в надёжных руках пианиста, стихает и оставляет после себя неизгладимое впечатление.
То, что я услышал сейчас, не идёт ни в какое сравнение с тем, что играла Гермиона. Нет, безусловно, та музыка была неповторимая, лёгкая, как весенняя капель и вкус тёплого ветерка на губах, но эта…
Словно чья-то чужая боль навсегда оказалась заключена в этих нотах.
И как неизвестному мне, но, несомненно, великому композитору удалось написать такую музыку, чьи отголоски до сих пор вспыхивают где-то в груди и не позволяют ровно дышать?
Прислонившись к подоконнику, я с необъяснимым трепетом перевожу взгляд на задумчивого Снейпа. Он недолго смотрит на клавиши, словно они могут сказать ему ещё что-то, не прибегая к музыкальному языку, а потом осторожно опускает тяжёлую крышку.
– Пожалуй, это единственное, что я знаю, - произносит он без тени какого-либо чувства, разве что капелька усталости, скорее физической, накладывает отпечаток на бархатный тембр.
– Я никогда не слышал ничего более красивого, - шепчу с благоговением, а Снейп плавно переводит взгляд на меня.
Я не ошибся, он действительно устал. Может, это косые солнечные лучи искажают действительность, но сейчас в его лице нет ничего, кроме огромной усталости. Даже глаза, в которых
всегда что-то есть, потухли. Он не злится, не раздражается, не удивляется. Он на одной протяжной ноте, и мне от этого становится дурно. Возможно, это всего лишь временное явление, пока никто не видит, а передо мной нет смысла что-либо изображать. Возможно, это пройдёт, и совсем скоро профессор станет прежним, но я всё равно пугаюсь не на шутку.– Скажите, вы вообще спите? Хоть иногда?
Он хмурится, словно не сразу смог уловить суть моего вопроса, и я понимаю: он практически не спит. Более того, сутками где-то пропадает, а потом возвращается в Нору и растирает собственные запястья. Он совсем себя не жалеет.
Может, всему виной чудесная музыка, но я просто физически не могу ничего не сделать.
Оставив кружку на подоконнике, опускаюсь перед Снейпом на корточки и, прежде чем он успевает остановить меня, прикасаюсь к запястьям, которые сегодня не дают мне покоя.
– Не мне вас учить, но вам нужен отдых.
– Послушай, я и без тебя прекрасно знаю… - профессор начинает возражать, правда, как-то вяло, поэтому я легко перехватываю инициативу.
– Не спорю, но бодрствование по ночам не доведёт вас до добра. Вы учите меня многому, но применить к себе собственные навыки не можете. Что мешает вам подняться наверх и просто отдохнуть? Обещаю, что не буду вам мешать.
По его лицу пробегает тень сомнения, стоит ли отчитать меня за подобную фамильярность, но в конечном итоге он сдаётся. Дождавшись его кивка, я поднимаюсь на ноги вслед за профессором и, больше не глядя в его сторону, забираю кружку и отхожу к кухонному столу. Почему-то очень резко пересыхает в горле, поэтому я тянусь к полке за коробочкой с чаем. Повозившись с чайником, я не сразу ловлю себя на мысли, что не слышал того, как Снейп ушёл.
Резко обернувшись, я так и замираю с ситечком для заварки в руке, когда вижу профессора, остановившегося на полпути к лестнице. Он прижимает ладонь к боку и морщит лоб, как если бы что-то доставляло ему неимоверный дискомфорт. Мысли разлетаются в разные стороны, как стая спугнутых летучих мышей, и я мгновенно понимаю, в чём дело. Рана, которую он получил от разъярённого Волдеморта.
Наконец, он замечает моё внимание. Мгновенно поджавшиеся губы и взгляд исподлобья дают понять, что мне не стоит даже пытаться сдвинуться с места.
– Магические раны никогда не заживают до конца.
Рука с ситечком бессильно падает, когда я провожаю взглядом этого безумно упрямого человека.
Через минуту наверху тихо хлопает дверь, и всё стихает.
Ещё спустя неопределённое количество времени я откидываюсь на спинку стула и захлопываю учебник. Всё, на сегодня достаточно. Со зрением творится что-то страшное, стоит перевести взгляд на дальние предметы. Сняв очки, прижимаю ладони к уставшим глазам на несколько минут. Убрав руки от лица, замечаю, что вся кухня словно пылает ярко-маковым цветом. Солнце близится к закату, а остальные жильцы Норы не спешат возвращаться. В этот момент я остро ощущаю недостаток дополнительных средств связи, о которых рассказывали Гермиона и мистер Уизли. Кажется, магглы называют их телефонами. У Артура есть один такой, но он не работает.
Лёгкое волнение закрадывается под кору головного мозга, но я старательно подавляю его. Совершенно исключено, что что-то могло случиться. Может, Снейп что-то знает, не зря же он так спокойно ведёт себя.
Собравшись с духом, я подхватываю учебник и уверенно поднимаюсь на второй этаж. При виде двери, ведущей в комнату профессора, становится немного не по себе. Вряд ли ему понравится, если я явлюсь к нему, когда он спит.
Но я начинаю переживать. Надо, чтобы хоть кто-нибудь сказал, что всё в порядке.