Заставь меня жить

– Куда едем?
– Стэн вопросительно смотрит на меня, и я, опомнившись, называю адрес.

– Трогай, Эрни!
– командует парень, схватившись за поручень, я спешу повторить его действие, и как раз вовремя: этот самый Эрни берёт такой бешеный старт, что я чуть не падаю, а желудок делает неприятный кульбит. Здания, секунду назад видневшиеся за окном, кажется, подскакивают с места и удирают от нас, как дементор от Патронуса, огни города и яркие улицы сливаются в одну разноцветную волну. Кровати с мерзким скрежетом едут по салону, некоторые спящие падают с них, ругаются и пытаются лечь обратно. Схватившись за поручень уже двумя руками, я вытягиваю шею и смотрю на улицу через лобовое стекло, и то, что предстаёт перед моим взором, заставляет онеметь от шока. Всё дело в том, что «Ночной рыцарь» не знает прямых дорог, он умудряется вилять по проезжей части и тротуарам, по заснеженным клумбам и между деревьев. Последние в компании с фонарями и почтовыми ящиками в ужасе отскакивают в сторону, отчего я только шире распахиваю глаза, отказываясь верить в сюрреализм происходящего. Когда автобус издаёт звук, похожий на оглушительный выстрел, а в следующую секунду мы трансгрессируем с одного конца Тауэрского моста на другой, причём на встречную полосу, я плюю на всё и зажмуриваюсь изо всех сил.

К счастью, эта безумная гонка вскоре заканчивается, и торможение, такое же резкое, как и старт, становится подарком напоследок. Как говорится, для закрепления эффекта. Желудок жалобно стонет, когда я на ватных ногах спускаюсь по ступенькам и не верю своему счастью, чувствуя твёрдую землю под ногами.

– Кстати, парень, как твоё имя?
– Стэнли прислоняется плечом к открытой дверце автобуса и щурится в подозрении, я же вздыхаю и коротко отвечаю:

– Гарри.

Маленькие глаза Стэна широко распахиваются в озарении, и его финальное: «Гарри?! Неужели тот самый?..» растворяется в визге покрышек рванувшего с места автобуса. Последние отголоски эха ревущего мотора отражаются от кирпичных стен близко стоящих друг к другу домов, и я озираюсь по сторонам.

Район, в котором я оказался, представляет собой тихое место с однотипными жилыми домами, похожее на маггловский спальный район. Здесь нет шумных баров и огромных торговых центров, а машины не мотаются по улицам до утра. Магглы не могут видеть и слышать «Ночного рыцаря», но его шумное появление вряд ли останется незамеченным для волшебника.

Я крепко сжимаю палочку в ладони, чувствуя, как адреналин закипает в крови, и осторожно двигаюсь вдоль неширокого тротуара, разглядывая медные вывески на низких заборах, пока не останавливаюсь возле нужного дома. Гадая, не расставил ли Петтигрю защитные чары, осторожно толкаю калитку, и она бесшумно поддаётся. Пока я иду по расчищенной дорожке, ведущей к крыльцу, в мыслях крутится один-единственный вопрос: «Что я здесь делаю?». Не убивать же Питера я пришёл, в самом деле. Хотя он вполне заслуживает смерти.

Деревянная дверь поддаётся простому «Алохомора», и я шагаю внутрь, держа палочку наготове. В доме тихо, света уличных фонарей, рассеивающего ночную темноту, оказывается вполне достаточно для свободного передвижения. Я отчётливо слышу шум крови в собственных ушах, но вдруг доски скрипят под ботинками, и в проёме соседней комнаты мгновенно появляется невысокий человек.

– Стой, где стоишь!
– выкрикивает он голосом Петтигрю, и я замираю на месте.

Я стою в тени, поэтому он вряд ли угадывает меня. Питер делает несколько неуверенных шагов с палочкой на вытянутой руке, рассеянный свет падает на его лицо, демонстрируя выражение крайнего изумления: он явно не ждал гостей.

– Кто ты такой и что тебе здесь нужно?
– голос на мгновение вздрагивает, выдавая испуг хозяина с головой, что только придаёт мне уверенности.

– О, тебе моё имя хорошо знакомо, - вкрадчиво отвечаю и прежде, чем Питер успеет что-либо предпринять, бросаюсь вперёд и рывком вжимаю его стену, как когда-то давно на площади Гриммо. Теперь он отчётливо видит моё лицо. Едва узнав меня, он выпучивает глаза и хватается за рукава моей куртки, пытаясь выкрутиться из захвата.

– Откуда ты знаешь про это место?!
– Питер извивается в панике, но я надёжно держу его, удивляясь собственной силе, и с лёгкостью перехватываю его руку, отбирая палочку и швыряя её в темноту. Не знаю, что такого он видит в моём лице, когда я вновь поворачиваюсь в его сторону, но он сжимается, втягивает голову в плечи, словно желает стать меньше, и пытается расцепить мои руки, умоляя пощадить. Если ещё на пороге меня одолевали сомнения на счёт дальнейших действий, то сейчас непоколебимая уверенность в том, что эта сволочь заслуживает смерти, буквально окрыляет меня. Кровь кипит в венах, сердце готово выскочить из груди, меня переполняет чувство собственного превосходства, взор ясен и чист, а внимательность на высшем уровне. В момент, когда я бесстрастно заношу палочку для заклинания, в голове звучит тихий, но уверенный голос, который повторяет одну и ту же фразу: «Давай, убей его». И я соглашаюсь с этим голосом, ощущая собственный триумф, распрямляю плечи, получая удовольствие от смертельного страха в распахнутых глазах Питера, абсолютно не слыша его жалкие мольбы о пощаде. Всё моё сознание, всё существо буквально замирает в предвкушении долгожданной мести, в сладком зрелище того, как потухнет жизнь на дне расширенных зрачков, как смолкнет этот противный тонкий голос и как разожмутся безжизненные пальцы на рукавах моей куртки. Я набираю полную грудь воздуха и уже произношу первое слово непростительного заклинания, несущего с собой неминуемую смерть, как вдруг замираю. Хотя нет, даже не замираю. Это как если бы я мчался на метле на полной скорости, а передо мною неожиданно выросла несокрушимая преграда, которой попросту не должно быть.

Потому что это всё - не моё. Эта ярость, эта злость, это сумасшедшее желание убить, насладиться чужой смертью - мне незнакомы эти чувства. Они принадлежат не мне, вовсе не мне, а кое-кому другому…

Сам того не замечая, я медленно опускаю палочку и хмурюсь, прислушиваясь к собственным стремительно меняющимся ощущениям. Такое впечатление, что меня на время подменили, выбросили и вставили в мою голову кого-то другого, жестокого и бесчеловечного.

К несчастью, не я один замечаю перемены в себе: Питер, визжавший до этого как самая настоящая крыса, угодившая в ловушку, начинает приходить в себя, а это совсем нехорошо. Как только он обретёт способность адекватно мыслить, тут же примет анимагическую форму и исчезнет. Поэтому я, не теряя ни секунды, крепко хватаю его за грудки и, что есть силы, ударяю о стену. Он хватает ртом воздух, пытается откашляться, а я вжимаю кончик палочки в его висок, злобно выплёвывая:

– Из-за твоего предательства погибли мои родители, за что ты вполне заслуживаешь смерти, но я поступлю иначе.

Питер неожиданно сильно толкает меня в грудь и бросается в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, каким-то чудом отыскав свою палочку под первой ступенькой.

– Лукритус Статио!
– кричит он и, не глядя, взмахивает палочкой в мою сторону, отчего неведомая сила тут же отталкивает меня назад. Я налетаю спиной на дверь, что выбивает весь воздух из лёгких, а пол и потолок меняются местами на несколько секунд. К счастью, Питер оказывается не сильно расторопным: с его комплекцией очень сложно взбежать вверх по лестнице в полутьме.

– Глиссео!
– не подымаясь с пола, рассекаю палочкой воздух, и деревянные ступени вмиг складываются в покатую горку. Питер с громким криком скатывается вниз и врезается в комод, я поднимаюсь на ноги и кидаюсь в его сторону, а в следующий миг едва успеваю укрыться за высоким шкафом от яркой молнии Круцио.

Петтигрю поражает воображение: пытаясь подняться с пола, он умудряется размахивать палочкой, выкрикивая: «Мобилиарбус!», отчего все предметы, какие оказываются в досягаемости, начинают лететь в мою сторону. Отбиваюсь от ваз и книг, пока это не выводит из себя, и я, изловчившись, посылаю новое заклинание, чудом выуженное из памяти:

– Фрагранте!

Комод, на который опирался Питер, обжигает его огнём, заставляя отпрыгнуть в сторону. Выиграв несколько мгновений, я бросаюсь вперёд, но Петтигрю безмолвно взмахивает палочкой прежде, чем я успеваю добраться до него. Шея и грудь начинают невыносимо гореть от боли, и я с ужасом вижу, как на куртке проступают чёрные пятна крови. Со стороны Петтигрю раздаётся смех ликования, но я из последних сил выворачиваю руку и злобно выкрикиваю:

– Тьеро Дементо!

Питер падает, как подкошенный, хватается руками за голову и начинает выть, как загнанный в ловушку зверь. Зажимая рану на плече, я подхожу ближе, не опуская палочку, благодаря чему заклинание продолжает действовать. Петтигрю корчится на полу, бормоча что-то неразборчивое, закатывает глаза так, что становятся видны одни белки, и от этого становится жутко, но я не позволяю себе опустить руку. Я слишком хорошо помню вид Чёрной Метки над крышей дома Сириуса, кровь на рыжих волосах мамы и выражение бесконечной любви в её прощальном взгляде. Я слишком остро ощущаю боль потери даже спустя полгода.

Я опускаю палочку, когда Питер перестаёт биться в конвульсиях и затихает с отсутствующим выражением лица. Он не видит меня, он вообще не видит ничего вокруг себя, только смотрит в одну точку и тихо бормочет о чём-то понятном ему одному. Я тяжело приваливаюсь к перилам пострадавшей лестницы, понимая, что сейчас произошло. Тьеро Дементо, заклятие ужаса, сильно повреждающее психику жертвы, а при долгом воздействии доводящее до сумасшествия. Заклятие, само собой сорвавшееся с языка. Я не убил Питера, но то, что случилось с ним, гораздо хуже смерти.

И это - достойная месть.

Отвернувшись от жуткого зрелища, прячу палочку во внутреннем кармане и покидаю дом. В мыслях и душе - противоречивые чувства, в которых совсем не хочется разбираться, к тому же, сейчас это не столь важно. Я ранен и, похоже, серьёзно: ткань свитера и куртки насквозь пропитаны кровью, несколько капель падают на чистый снег, пока я пересекаю небольшой дворик. Закрыв коленом калитку, я чуть не падаю от резкого головокружения и накатившей тошноты. Решив не геройствовать, осторожно опускаюсь прямо на бордюр, отделяющий тротуар от проезжей части, не без труда достаю палочку и произношу лечащее заклинание. Становится легче, но не настолько, насколько должно. Смутившись, произношу другое заклинание, чудом балансируя на грани реальности и посттравматического шока, но всё безрезультатно: рана продолжает кровоточить, как и прежде.