Заставлю вспомнить Русь...
Шрифт:
Привалившись плечом к борту ладьи и полузакрыв глаза, Игорь внимательно слушал участников рады, в то же время стремясь самостоятельно оценить сложившуюся обстановку и принять решение, как наилучшим образом поступить. Игорь был согласен с главным воеводой, что дальновидный патрикий Варда задумал взять их под свой контроль, для чего, разделив свой флот на два отряда, направил один к днепровскому лиману, второй — к Сурожскому проливу. В этом не было ничего необычного, но для чего понадобилась ему сравнительно небольшая группа кораблей близ устья Днепра? Возможно, хочет отпугнуть их присутствием ладьи от Днепра и, позволив им продолжить плавание уже к Сурожскому проливу, зажать их там между обоими своими отрядами и разгромить? А может, восьмёрка кораблей действительно приманка, польстившись на которую русичам придётся иметь дело со всем вражеским флотом? Вдруг отряд, который он и Ратибор считают отправившимся к Сурожскому проливу, на самом деле скрывается сейчас в камышах лимана и навалится на ладьи, едва они атакуют корабли близ устья?
Пока Игорь понимал только одно: позволившие так легко обнаружить себя даже ночью ромейские корабли находились в лимане неспроста. Во время Хвалынского похода он познакомился с занятной игрой, именуемой шахматы, которую полюбил за то, что по её ходу нередко возникали весьма поучительные для военачальника ситуации. Например, когда игрок-противник сознательно подставлял под твой удар и отдавал почти даром свою фигуру, чтобы уже через несколько ходов взять за неё двойную-тройную цену, а то и заставить заплатить за допущенную тобой недальновидность проигрышем всей партии. Не исключено, что ромейские корабли — это фигура, точнее несколько фигур, которые опытный игрок-патрикий сознательно жертвует Игорю. Ни один полководец, тем более такой умудрённый в воинском деле, как Варда, ни за что не допустит без пользы для себя гибели восьми кораблей! Но какую пользу от такого поступка хочет извлечь патрикий, в чём заключается хитрость-подвох, подготовленная им великому князю Руси? Если бы знать... Но, может, её уже разгадали воеводы с ярлом?
— Нужно немедля напасть на корабли близ устья, — горячо доказывал Олег. — Как можно ближе скрытно подплыть к ним и внезапно атаковать. Те из них, которые не удастся поджечь горящими стрелами, надобно сковать боем, и, покуда к противнику из камышей подоспеет подмога, ладьи с ранеными и самой ценной добычей успеют войти в Днепр. А ромейскую подмогу перехватят наши ладьи с лучшими стрелками, которые в темноте нанесут и по этим кораблям неожиданный удар и причинят им немалый урон огненными стрелами. Решительность действий поможет нам одержать верх над любыми хитростями ромеев.
— Воевода, не приходило тебе в голову, что мы видели лишь часть западни, устроенной нам ромеями? — спросил Ратибор. — Что помимо восьмёрки кораблей, находящейся перед днепровским устьем, в самой реке затаилась четвёрка-пятёрка дромонов или трирем с «греческим огнём» на борту и, когда наши ладьи прорвутся в Днепр, они перегородят его по всей ширине и станут испепелять всё, что плывёт от устья? Когда же к лиману подоспеют корабли, что сопровождают нас, и перекроют ладьям выход из лимана в открытое море, наши суда превратятся в стаю неоперившихся утят, которых охотник гоняет по своему усмотрению по болоту, из которого для них нет спасения. Что станем делать тогда? Сгорать в ладьях от «греческого огня» и отправляться на дно в двух шагах от родной земли?.. Или ты думаешь, что патрикий не додумается до такой простой мысли, как поджидать нас в самом Днепре?
— О каких сражениях говорите, воеводы? — вспылил молчавший доселе ярл Эрик. — Даже самое удачное для нас сражение — это неминуемая потеря части ладей и драккаров, наполовину загруженных богатой добычей, за которую дружинники и викинги платили собственной кровью. Мы обязаны сделать всё возможное, чтобы не потерять ни единого своего судна и живыми возвратиться домой. Забудьте о любых сражениях, у нас их было с лихвой на море и суше, теперь наши помыслы должны быть направлены к другому — сохранению жизней и возвращению с добычей домой. И лишь когда ромеи поставят нас в безвыходное положение, мы будем защищать жизни и добычу до последнего. Ты тоже придерживаешься такого мнения, воевода? — обратился Эрик к Свенельду, хранившему молчание в течение всей рады. — Ведь кто, как не ты, столько лет прослуживший в империи, должен понимать, что патрикий Варда, которого мы так ловко обставили в Вифинии, ни за что нам этого не простит и вывернется наизнанку, чтобы не потерять лица в глазах императора. А для этого ему нужно либо уничтожить нас всех, либо отбить захваченную в Малой Азии добычу. А поскольку меня не устраивает ни то ни другое, я предпочёл бы находиться подальше от самого патрикия и его кораблей, следуй они за моей спиной или поджидай у Днепра.
— Ты прав, ярл, я тоже считаю, что патрикий пойдёт на всё, в том числе на хитроумнейшие уловки, чтобы возвратиться в Царьград не полководцем-неудачником, разбитым кучкой варваров в Вифинии, а расчётливым военачальником, сумевшим на бескрайних морских просторах отыскать наши ладьи и полностью уничтожить их, довершив до конца начатое протовестиарием Феофаном дело, — ответил Свенельд. — Конечно, лучшим свидетельством одержанной им победы была бы отбитая малоазиатская добыча, но патрикий понимает, что мы скорее предадим её огню либо пустим на дно, чем отдадим в чужие руки. Поэтому ему остаётся один выход — уничтожить нас не где-то в безлюдном море, а там, где у его блистательной победы окажутся посторонние свидетели, которые тотчас разнесут весть о ней и которым в Византии будет намного больше веры, чем донесениям самого патрикия и его полководцев, заинтересованных в приукрашивании своих
деяний. В этом отношении патрикию повезло: днепровский лиман и Сурожский пролив — места, где много бывает купеческих судов, которые могут стать очевидцами триумфа патрикия, и одного из этих мест нашим ладьям не миновать никак. Убеждён, что в лимане и у Сурожского пролива патрикий расставил нам ловушки. Однако расставить ловушку вовсе не значит заманить в неё вожделенную добычу, для этого должна быть лакомая приманка. Заготовленную для нас в лимане приманку мы знаем — восемь ромейских кораблей, и только от нас зависит, пожелаем мы на неё клюнуть и оказаться в ловушке, из которой если и сможем вырваться, то с большой кровью и утратой части добычи.— Говоришь, патрикий устроил нам засады в днепровском лимане и у Сурожского пролива? — спросил Олег. — Выходит, сегодня силы ромеев разобщены, и в лимане мы будем иметь дело лишь с их частью. Но если мы покинем лиман и направимся к Сурожскому проливу, патрикий, пользуясь преимуществом своих кораблей в скорости, успеет сосредоточить у него уже все силы, что поставит нас в более сложное положение, чем сейчас. Моё мнение — немедля идти на прорыв в Днепр, а в крайнем случае высаживаться на берег и двигаться к Киеву пешим порядком. Великая княгиня и её воеводы наверняка пришлют нам подмогу, чтобы отбиться от ромеев, решись они преследовать нас, и от печенегов близ порогов.
— В крайнем случае высадиться на берег? — расхохотался Эрик. — Неплохая мысль — оказаться живым и с добычей на родной земле там, где через несколько суток можно получить подкрепление конницей по суше и ладейной дружиной по воде. Только какой крайний случай ты имеешь в виду, воевода? — с ехидцей поинтересовался он. — Когда ромеи разгромят нас в лимане, а недобиткам позволят пристать в удобном месте к берегу и заняться разгрузкой добычи? Такому не бывать никогда! Если в лимане мы угодим в ловушку и дело дойдёт до упомянутого тобой крайнего случая, нам всем придётся стать кормом для рыб, а не высаживаться на берег, тем более с добычей. Не так ли, воеводы? — снова обратился Эрик к Свенельду, в котором почувствовал единомышленника.
— Так, ярл, — согласился Свенельд. — Конечно, Олег прав, что у Сурожского пролива нас может поджидать весь флот патрикия, однако и мы будем готовы к этому. Потом у пролива море, а не лиман, как здесь, и если выход из лимана ромеи могут перекрыть и затем навязать сражение помимо нашей воли, то у пролива мы можем уклониться от нежелательной встречи с кораблями патрикия и уйти к тмутараканскому [55] берегу.
— А если нам будет суждено вступить у пролива в сражение, я сделаю это с чистой совестью, зная, что предпринял всё, чтобы его избежать, — добавил Эрик. — Но ежели мне придётся заживо гореть или идти ко дну в этой луже-лимане, я прокляну себя за то, что поддался на чьи-то увещевания и добровольно сунул голову в петлю. Нужно сейчас же разворачивать суда и уходить отсюда, покуда плывущие за нами ромеи не успели отрезать нас от моря...
55
Тмутаракань — Княжество Тмутараканское — русское княжество в X–XI вв. на Таманском полуострове.
Как следовало из разговора, воеводы и ярл также не разгадали замысла патрикия и не пришли к единому мнению относительно дальнейших действий. Значит, последнюю точку в разноголосице мнений должен поставить он, великий князь, огласив своё решение.
Игорь оттолкнулся плечом от борта, выпрямился, шагнул внутрь небольшого круга, образованного спорившими. Тихонько кашлянул в кулак, призывая участников рады к вниманию.
— Боевые други, — начал он в наступившей тишине, — все вы понимаете, что в устье Днепра нам устроена западня. Такая же ловушка нас может поджидать и у Сурожского пролива. Воевода Олег верно молвил, что у пролива, завяжись там сражение, нам придётся схватиться со всем флотом патрикия Варды, в то время как сейчас нам противостоит его часть. Но прав и воевода Свенельд, сказавший, что у Сурожского пролива мы будем принимать решения самостоятельно, а не зависеть от прихоти ворога, запершего нас в лимане и навязавшего свою волю. Перед нами выбор: прорываться без промедления в Днепр, рискуя угодить в неприятельскую западню и оказаться, как в мышеловке, в лимане либо сейчас же уходить в открытое море. Мой приговор таков — плыть к Сурожскому проливу. Делать это следует сразу после рады, покуда противник, опасаясь угодить в темноте в устроенную нами у входа в лиман засаду, не перерезал его. Воевода Олег, твой ключ плывёт к выходу из лимана головным. За дело, верные други-товарищи, и да не оставят нас Перун и Один без своей помощи...
Ладьи оставили лиман так же незаметно и бесшумно, как вошли в него, и поплыли к Сурожскому проливу. Едва над морем забрезжил рассвет, слева от себя русичи заметили паруса двух дромонов, а к полудню за ладьями, как и в предшествующие дни, вновь пристроились десять ромейских кораблей. Видимо опасаясь, что русичи, почувствовав в лимане опасность, могут покинуть его и начать высадку в одной из ближайших укромных бухт, византийцы ночью парными дозорами контролировали прилегающий к входу в лиман участок морского побережья. Получив утром сообщение от одного из дозоров, что ладьи оставили лиман и держат курс в направлении Климатов, корабли опять собрались группой и продолжили преследование.