Застывший Бог

Место и правда было ухоженное, снаружи практически не было пыли от движения винтов. Я привычно пригибаясь отошел от машины. От дома ко мне уже кто-то бежал – мужчина в джинсах и светло-коричневой рубашке. Длинный, и фигурой и лицом, молодой, едва ли больше двадцати пяти. С серьезным внимательным взглядом близко посаженных зеленых глаз.

– Здравствуйте! – Крикнул он перекрывая, вертолётный шум. – Вы Поморцев?

– Да, – я пожал его протянутую руку, худую и жилистую.

Пожатие у него вышло крепким.

– Я Василий! Идемте в дом! – он приглашающе махнул рукой, но я остановил его.

– Погодите!..

Я включил браслет на левой руке и проверил есть ли здесь сигнал сети. Обидно отпустить машину, чтобы после узнать, что вызвать её обратно сюда невозможно. Бегай потом по полям... Но сигнал был, и я с интерфейса браслета послал воздушному такси команду – конец поездки. Вертолет заурчал, снова раскручивая так до конца и не остановившиеся винты, и подпрыгнув в воздух одновременно начал разворачиваться. На канарееечно-желтом боку промелькнула эмблема – летящий на больших крыльях тонконогий конь: “ПЕГАС Северо-Запад”. Ничего оригинального. Нарисовали бы лучше на эмблеме лошака какого или мула, все ближе к правде...

Мы с мужчиной зашагали к дому под стрекот удаляющегося вертолета.

Понравился мне их дом. Понравился. Снаружи кирпич, а внутри – дерево. Темное под древнюю старину на потолочных балках в зале, и светлое, теплое в облицовке стен и потолка. Мы сидели в большой зале с необъятным камином. Я в удобном кресле, где зад мой затонул как Титаник, так глубоко что и не поднимешь. Напротив, в таком же кресле сидел Вася. А сбоку на диване из одного гарнитура с креслами, рядком помещались Петр, Мария Алексеевна, и Степан.

Общую картину я представлял еще до вылета сюда. Место здесь было по-своему уникальное. После того как во время войны все накрылось медным тазом, большинство сельских хозяйств в этом районе просто вымерли. Климатический пояс для земледелия в этих местах всегда был невыгодный. А с радикальным уменьшением населения, и развитыми транспортными возможностями, крупные хозяйства из районов черноземов и двойных урожаев фактически не оставили северным фермерам-колхозникам ни единого шанса. Остались только те, кто пахал и сеял не на продажу, а для прокорма самого себя, – привет огородникам.

Но это хозяйство было иным. Деятельный мужик когда-то давно не дал развалиться колхозу, разбежаться людям, и поднял свой бизнес. К началу Той Войны он уже умер, и выгребать из кризиса пришлось уже сыну основателя. Как-то он перекрутился и встроился в систему поставок, часть земли засадил растениями под медицинские препараты, не дав себя забить конкурентам из южных краев. Насколько я понял, местные заинтересованные лица рассматривали это хозяйство как один из элементов безопасности – этакий небольшой резервный источник на случай перебоев поставок. Правда, по той же причине чинуши из корпорации “Панпрод” несколько раз пытались наложить на хозяйство лапу, но видимо в то время интерес у них был умеренный, потому что на крайности они не пошли и хозяин землю свою отстоял.

Теперь передо мной сидели уже внуки великого фермера-основателя: Василий и Петр. Василий, – старший брат и нынешний номинальный глава семьи, как по мне был молодоват чтобы управляться со славным семейным бизнесом. Но, впрочем, что я понимал в его делах? Варяг не сеет ни жнет. Варяг с боя живет... Брат Петр ему помогал, а пуще – заботливым приглядом и советом – Бабка. Матерая вдова Мария Алексеевна. Жена того самого – Основателя, которая пережила и его и их общего сына. Женщина в молодости видать, статная, и сейчас не растерявшая некоторых остатков былого цвета. Скелет свой держала прямо. Правда плоть на этом скелете висела уже как на вешалке... Сколько ей было лет, я боялся спросить. Но она размещала на диване свои костистые телеса с некоторым даже изяществом, кутаясь в цветастую шаль – старость часто зябнет. Что мне в ней понравилось, в отличие от многих городских баб она принимала свой почтенный возраст без самообмана, и не пыталась примазать помадой и румянами то, чего уже нельзя скрыть помадой и румянами... Костистая долговязая старуха смотрела на меня прямым взглядом человека, который в силу хотя бы уже возраста ничего не биться. Смотрела как на мешок брюквы, прикидывая, – не переплатили ли внучки за товар. Младший Петр трогательно сидел рядом с бабулей, глядя на меня, но головой все время чуть повернутый к ней, аки подсолнух к солнцу, – не понадобиться ли чего почтенной примогенше.

Несколько отдельно от них на диване сидел последний член нашего небольшого собрания, Степан – здешний главный механик. Человек свой, но не из семьи, и потому соблюдавший в позе некоторую субординацию. Мелькнула еще какая-то рыжая деваха “Маша”, которая поставила перед нами чай, – по-видимому жена кого-то из внуков-наследников, но я на ней пока не заострился...

Гораздо больше меня интересовал все-таки Степан, который при в черной своей шевелюре имел прекрасную стильную седую прядь. В отличие от городских поп-певцов Степан приобрел сей модный элемент внешности отнюдь не в результате мелирования, а потому что кое-кого увидал. Или кое-чего, это как посмотреть. Увидал, и малость поднапугался.

Вот из-за этого “кое-чего” меня сюда и вызвали.

– ...началось две недели назад, – рассказывал Василий. – В среду. Уборочная машина на поле встала. Они автоматические, неполадки отслеживают сами. Пошел сигнал на пульт к оператору, – в гидравлике неисправность. Машины капризные, бывает. Ну, тот послал техника. Генку Мартынова. Генка взял квадрацикл и укатил. С концами. Сам не возвращается, рация молчит, и машина в поле стоит как стояла. У нас места спокойные, потому что мы на отшибе. Даже когда десять лет назад в округе банда Сеньки Поливаева гуляла, до нас они так и не добрались. Но все равно, оператор не будь дурак, позвонил охранникам. Те взяли уазик, поехали вдвоем.

– Охранники нанятые, или свои? – Перебил я.

– Наши, сами держим. Еще при отце, когда местное отделение полиции накрылось, мы на его основе вроде как шерифство образовали. Так с тех пор и было. Вот наш участковый – мы так и называем по старинке – двух своих помощников и послал. Когда они тоже пропали, вот тут мы уже зашебуршились.

Я прервал Василия.

– Эти ваши... э... шерифы-маршалы, – (тоже мне, дикий запад, хмыкнул я про себя) – они с оружием были?

– У нас все с оружием, – проинформировал с дивана солидным баском Петр, и похлопал себя по кобуре...

Кобура у Петра была небедная, (одного стиля с ремнем, из красной тисненой кожи, по которой вились затейливые узоры), поясная со свисом на бедро. Из кобуры торчала рукоять револьвера изрядных габиритов. Насколько мне было видно, рукоять была ореховая, а сам револьвер – (для вящей красоты хромированный естественно) – покрыт гравировкой. Поскольку диван был слишком глубокий, а кобура была на полужестком подвесе, чтоб не болтаться при ходьбе, то могучий револьвер за счет своих габаритов уперся во что-то в диване и рукояткой впивался Петру в бок. Тот ерзал, но терпел. Не иначе, полагал что поправив кобуру потеряет в мужестве. У Василия кобура была приспособлена для сидения лучше, – на левом боку рукоятью вперед. Оттуда торчал пистолет, – золотой...

– Да. – Согласно кивнул Василий в ответ на ремарку Петра. – У наемных сезонных рабочих мы конечно оружие изымаем, но у всех, кто живет здесь постоянно, – оружие есть. Мы же понимаем, что это безопасность. Только... – он замялся – когда работаешь на земле, знаете... мешает, оружие-то. Это вот, – он хлопнул по своему сусальному пистолету рукой – мы сейчас носить стали. Болтается эта кобура. К концу дня так бока оттянет. А еще если механник, – полезешь под машину, насыплешь земли, в кобуру-то. Поэтому у нас мужики пистолеты не очень носят. В машинах хранят. А что в машинах, так чего уж там пистолетик... там уже у каждого винтовка или автомат.