Затмение: Корона

Он продирался сквозь тьму в лесу данных. Обрезал ветки. Уносил с собой информацию. Прививал новую...

• 07 •

Париж

Они поднялись к отцу Лесперу, в его квартиру за церковью. Дом был старинный, каменный, с высокой ржавой узкой дверью, скорее уместной в соборе — такая она была тяжёлая и высокая. Потрескавшиеся стены потемнели от старости или пошли сепийными подтёками. Они прошли через парадное во флигель и поднялись по узкой винтовой лестнице. В сумрачном лестничном колодце гуляло эхо, и свет, по рачительной французской манере, выключался, стоило им миновать очередной пролёт. Тут воняло сыростью и было очень мрачно.

Квартира отца Леспера оказалась немного радостнее. Тесная, но с высокими потолками, отделанная в кремовых и бледно-жёлтых тонах; канделябры и старый раздвижной стол подобраны со вкусом, как и несколько шёлковых нарциссов в старинных фламандских вазах. Леспер принадлежал к городской элите, а это значило, что ему подключили газ и электричество. Консоль играла музыку. Моцарта. Мебель — аскетически простая. Распятие, само собой, фигурка Богоматери и стеллаж книг по теологии и архитектуре во всю стену. Книг много, но ничего такого, что возбудило бы подозрения у ВАшников. Леспер давно уже проредил свою библиотеку.

Бриан услышал, как они вошли, и посмотрел на них с лёгким изумлением. Старик сидел на древнем кухонном деревянном стуле и курил. Лицо его было серым от горя и траченным серо-белыми пятнышками от возраста. Он носил форму уборщика и мял в руках фуражку. На белом деревянном столе перед Брианом стояла китайская фарфоровая чашечка с кофе и лежал кусок хлеба.

Бибиш и Торренс выглядели, как строительные рабочие, словно весь день разбирали завалы: волосы в пыли, руки извазюканы. Пистолеты спрятаны под одеждой.

Отец Леспер облачился в рясу, точно для исповеди. В каком-то смысле так оно и было.

Они обменялись рукопожатиями и выпили немного кофе, жалуясь на морось снаружи. Через окно, за пеленой дождя, Торренс различал странный зубчатый ландшафт парижских крыш, которые в такую минуту казались ему надгробиями: серые шатровые черепичные крыши и мансарды — курганами и мавзолеями, дымоходы — бескрайним полем абстрактных могильных камней. Там и сям бесстыже влезали слуховые окна. Крыши блестели от дождя, небо хмурилось.

— Et bien [50] , — произнёс отец Леспер, — если вы готовы выслушать, я просил бы Бриана приступить к рассказу.

Торренс кивнул, как заводной болванчик.

Стараясь не меняться в лице, он выслушал в переводе Бибиш рассказ старого француза.

— Они явились утром, когда все ещё спали. Я — нет, я очень рано встаю на работу, я один в доме не спал, я был рад, что этим утром мне удалось выпить чаю, difficile [51] его достать... Потом зашумел грузовик, и машина выбила двери, и дом закачался, со стен всё попадало, а потом во все квартиры ввалились люди и похватали нас за шеи, но их лиц не было видно, потому что у них стеклянные шары вместо голов. Вы знаете этих солдат... они вытащили нас на улицу, все в соседних домах высунулись из окон. И они стали убивать. Вот и всё. Они убивали. Они вламывались много раз — много раз я видел, как они приходят и уводят людей, они говорили, это во имя Франции, во имя Партии единства, для безопасности, а у них оружие, не поспоришь, но на этот раз они никого не забрали в тюрьму, нет. Они их убили. Они убили их прямо на улице. Они сказали, это в наказание. За...

50

Ну что ж (франц.).

51

Тяжело (франц.).

Она помедлила, потом попросила Бриана повторить имя. Бриан повторил, произнеся имя чётко. Торренс почувствовал, как невидимая рука схватила его за шею и сжала.

Остроглаз. Наказание за преступления Остроглаза. Террориста Остроглаза.

Сиречь Дэниела Торренса.

— Скольких они убили? — каркнул Торренс.

— Quatre [52] , — отвечал старик. — Une petite fille [53] . Торренс медленно, натужно, с дрожью выдохнул.

52

Четверых (франц.).

53

И маленькую девочку среди них (франц.).

— Они и с детьми так поступают, — тихо сказала Торренсу Бибиш, сжав его руку. — C’est psychologie [54] .

Он кивнул.

— Они на любых чувствах играют. И на моих в том числе. Похоже, что это работает.

Она замотала головой.

— Non! Merde, c’est pas vrai! [55]

И добавила ещё что-то на пулемётно-быстром французском. Он кое-как разобрал, что Бибиш пытается отговорить его брать на себя вину. Звук её голоса раскатился по комнате, но Торренс его слышал, точно далёкое эхо, как вой сирены в отдалении, когда стоишь на поминальной службе.

54

Это психологическое давление (франц.).

55

Нет! Вот дерьмо, это же не может быть так! (франц.).

Он представил, как обвязывается взрывчаткой и, вломившись в парижскую штаб-квартиру МКВА, взрывает всех, кого может: Ненасытного, Уотсона и других, сколько удастся.

— Месье Бриан, почему они выбрали ваш дом? — спросил Торренс.

На этот раз переводил Леспер.

— Наверное, просто так, а может, потому, — устало произнёс старик, — что у нас там кто-то ныл насчёт воды. У нас воды две недели как нет, а правительство ПЕ контролирует рационирование, ну они и сказали, что непатриотично жаловаться, когда страдают все. Но скорее всего, что просто так, низачем, выбрали квартал, где никто из их класса не живёт. Не знаю, месье.

Леспер развернулся к Торренсу.

— Вероятно, они выбрали этот дом, потому что жители им надоедали, но не стоит придавать этому большого значения. Их цель — вы, Торренс.

Не меняясь в лице, старик расплакался. Он продолжал говорить, а по лицу его струились слёзы.

— Симона, — переводила Бибиш, — была моей племянницей. Малышка. У меня больше никого не осталось. — И добавила, пожав плечами: — Он говорит, что хочет умереть.

— Тогда он явился в подходящее для этого место, — пробормотал Торренс.

— Вы себя жалеете? — осведомился Леспер.

Торренс покачал головой. Но потом внезапно отозвался:

— Да. О да. Я жалею себя и всех остальных, кто в это дерьмо вляпался.

— Оставьте Христову Христово. От вас требуется самопожертвование, но не мученичество. Это только начало. Вам стоит подготовиться к худшему. Ненасытный подвергнет людей всё более жестоким пыткам, чтобы выманить вас. Истина проста: от вас больше добра, нежели худа, если даже казни свершаются во имя ваше, Даниил [56] .

56

Леспер отсылает к образу библейского пророка Даниила, друзья которого подвергались жестоким пыткам со стороны вавилонского правителя.

Бибиш кивнула.

— Exactement. C’est ca [57] .

Торренсу казалось, что он превратился в урну, наполненную собственным прахом.

Une petite fille... пыткам, чтобы выманить вас...

— Больше добра, нежели худа? — бросил он. — Трудно поверить.

— Можете положиться на моё компетентное мнение, — сказал Леспер. — И оно таково: верить всегда трудно.

Клуб «Стеклянный ключ», Лондон

57

Именно. Точно так (франц.).