Заучка для гоблина
Шрифт:
– Пожалуй, вы правы, господин ректор, - не могла не согласиться я с его доводами.
– Ты опять?
– Тамир укоризненно посмотрел на меня.
– Прости, - я посмотрела на него с грустной улыбкой.
– Я просто очень беспокоюсь за Каэрин. Боюсь, что с ней могло произойти нечто непоправимое.
– Она жива, - с непоколебимой уверенностью в голосе ответил Тамир.
– Все остальное можно исправить.
Я слабо улыбнулась и, отбросив все условности, обняла его, прижавшись к его груди, словно пытаясь заразиться от него этой уверенностью.
– Ничего себе, - раздался буквально через несколько мгновений удивленный возглас за моей спиной.
Я быстро, насколько это было возможно сделать в крепких объятиях андра, развернулась и увидела Каэрин, стоящую на пороге двери,
– Как ты себя чувствуешь? Тебе уже лучше?
Я хотела подойти к Кае, но Тамир не дал мне этого сделать, продолжая удерживать в объятиях.
– То, что я вижу, очень способствует тому, чтобы быстро прийти в себя, - Кая продолжала смотреть на нас с Тамиром, словно не могла поверить, что все это происходит на самом деле.
– Очень неожиданно, - добавила она.
– Не могу с вами не согласиться, адептка Валиин, - обратился Тамир к Кае.
– Я и сам был поражен, впервые увидев Стеллу. Настолько, что не мог ожидать подобного.
– О да, мне рассказывали о том, как вы были поражены, - хихикнула Кая.
– Простите, магистр Орин, - затем потупилась она.
– Я не хотела.
– Не стоит стесняться, адептка, - успокоил ее Тамир.
– Я нисколько не сомневаюсь в том, что описание того самого утреннего эпизода уже успело разойтись во всему магистериуму и, что весьма вероятно, даже обрасти новыми увлекательными подробностями. Как видите, к катастрофе этот случай не привел, хотя повторять его не стоит. Как я уже говорил Стелле, большинству андров свойственна верность.
– Ничего себе, - ошеломленно произнесла Кая.
– Думаю, вам можно не говорить, адептка, что о том, свидетелем чего вы только что стали, не стоит рассказывать кому бы ты ни было.
– Конечно, - без промедления согласилась Кая.
– Я никому не расскажу.
– И, напротив, - продолжил Тамир, - Не стоит скрывать причину ваших слез, Каэрин. Я настаиваю.
– Кая, - я сделала несколько шагов вперед, подходя к девушке.
– Я думаю, что магистр Орин прав. Если ты расскажешь, что произошло, то он сможет помочь тебе. Или… ты думаешь, что ему нельзя доверять?
– Я уже не знаю, кому верить - тяжело вздохнула Кая.
– Не будет ли наглостью с моей стороны предложить выпить чаю?
– неожиданно задал вопрос Тамир.
– У меня как раз есть с собой кое-что подходящее случаю, - он жестом фокусника извлек из кармана небольшую коробочку.
– Трюфели с мятой, между прочим, - добавил он.
– Страшно вкусно, - заметила Кая.
– И такой же страшный деликатес. Во всяком случае, здесь, в Руаде.
– Действительно, очень вкусно, - согласилась я, когда чай был приготовлен и разлит по чашкам, а я, наконец, получила возможность попробовать эти конфеты.
– Вы знаете, как найти путь к женскому сердцу, магистр Орин, - улыбнулась я Тамиру.
– Буду считать это комплиментом, - вернул мне улыбку андр, а затем повернулся в Кае, которая сидела напротив нас.
– А кто смог найти путь к вашему сердцу, Каэрин?
– спросил он у нее.
– Почему вы в этом так уверены?
– Физического вреда вам никто не причинял. Ни здесь, в магистериуме, ни по дороге в Руад, ни в Оране. Это совершенно точно. А, значит, дело в другом.
– Но откуда вы можете знать, что это так?
– Адептка Валиин, вы, будучи дочерью посла, не можете не знать, что я, помимо ректорского кресла, занимаю еще кое-какую должность в империи. И эта должность дает мне практически неограниченный доступ к информации из всех доступных источников. Узнав, что посол Руада в Оране решил отправить свою единственную дочь учиться на родину, я, естественно, запросил все имеющиеся о вас сведения. И даже отдал приказ собрать некоторые дополнительные данные. И то, что я узнал, признаюсь честно, не слишком меня обрадовало. Но, думаю, будет справедливо, если у вас будет возможность рассказать все самой.
– Хорошо, вы правы, магистр Орин, - согласилась Кая.
– Так и впрямь будет лучше.
Все дело во мне. В моем даре, в этом проклятом даре, так некстати пробудившимся. А ведь ничего не предвещало этого. Ни у отца, ни у мамы не было таких особых способностей.
Ни у кого из нашей семьи прежде. Сколько я себя помню, я росла совершенно обычной, ничем не примечательной девочкой. Да, я всегда любила петь, но это свойственно многим детям, не только мне. Я росла, и однажды для меня пригласили учителя по пению. Элин, он приехал в столицу из далекого Орихона. Уже потом я узнала, что это был очень известный учитель, знаменитый на всю империю. Как отцу удалось убедить его приехать в Оран, я не знаю. Занятия продлились несколько месяцев, и после них мой голос раскрылся по-настоящему. А я еще больше полюбила пение. Учитель уехал, а я стала посещать школу искусств, находящуюся под патронажем посольства.Шли годы, я росла, училась петь, и в моей жизни не происходило чего-то необычного. Пока однажды, в один из дней празднования рождения Орана, мы с подругами пошли на рыночную площадь. По случаю праздника со всех концов империи съехались уличные артисты, которые давали представления прямо на площади, в больших шатрах. Мы с подругами хотели услышать голоса далеких городов империи, и потому пришли туда. Было очень много людей, и я, замешкавшись, отстала от подруг, которые пошли дальше. Оглядевшись по сторонам, я не увидела их, вместо этого поняв, что оказалась посреди толпы. Желая выбраться из нее, я стала осторожно продвигаться к краю площади. Оказавшись в безопасности, я опустилась прямо на землю, чтобы дать передышку своим гудящим от напряжения ногам. И там, из стоящей на самом краю площади палатки, ко мне вышел странный незнакомец. Я уже не помню, андром он был или элином, знаю только, что таких, как он, мне прежде не доводилось встречать. Предсказателей судеб. Я слышала, что они с незапамятных времен существовали в империи, но с сомнением относилась к самой идее предсказания будущего. У нас, в Руаде, это было не принято.
Я хотела было встать и уйти, но мои ноги, от чего-то, не хотели слушаться меня. А чужестранец, тем временем, уселся рядом со мной прямо на пыльную землю. Его лицо скрывал от меня капюшон плаща, позволяя мне при этом отлично слышать голос незнакомца. Это был странный и прекрасный напев далекого, неизвестного мне края. Завораживающий и уносящий прочь от того места, и из того времени, в котором я жила. Я словно впала в транс, и перед моими глазами проплывали места, в которых я прежде никогда не была, и люди, которых я раньше не встречала. И там, прямо в моей голове, звучал размеренный голос этого странного незнакомца.
Когда я пришла в себя, то обнаружила, что по-прежнему сижу на краю рыночной площади, но чужестранца, который, без сомнения, был предсказателем судеб, рядом со мной уже не было. Что было в его предсказании? Какая-то глупость, как мне показалось тогда. Как будто бы от меня будет зависеть многое, чуть ли не судьба всей империи. Я не приняла эти слова всерьез, отмахнувшись от этого пророчества. Ну как так могло быть, чтобы я, девчонка, могла повлиять на что-то? Я была всего лишь одной из множества песчинок, кружащихся среди необозримых степей империи. Да, моим отцом был посол Руада в Оране, но это не делало меня саму какой-то особенной. Кем-то, кто мог изменить даже свою судьбу, если таковая и впрямь существовала, не говоря уже о судьбе целой империи.
А потом… Потом я впервые увидела его. Точнее, конечно, я видела его и раньше, ведь он довольно известный человек в империи. Но это было в первый раз, когда я видела его так близко. Рядом. Когда я была официально представлена ему. И с того мига все изменилось в моей жизни.
Это был последний год моего обучения в школе искусств. Еще немного, и мне предстояло оказаться на распутье дорог, выбрать одну, по которой мне предстояло пойти в свое будущее. Отец хотел, чтобы я продолжала свое обучение в Руаде. Я же хотела поехать в Орихон, чтобы выбраться, наконец, из-под родительской опеки и хотя бы немного пожить самостоятельной жизнью. Конечно, за мной бы присматривали и в Орихоне, но, все же, не так, как в Руаде. Речь шла об обучении в высшей школе искусств, которая находится в самом Руаде, а не в магистериуме. А я хотела попробовать заняться чем-то еще. Чем-то, что сможет сделать меня чуть более самостоятельной, а не просто поющей птичкой, как иногда ласково называл меня отец.