Завещание обжоры

Все повернулись к Рейнальдо. Тот стоял как и всегда неподвижно, ожидая распоряжений.

– Но… почему вы? – спросила Натали с каким-то уже священным ужасом. Рейнальдо никогда в полной мере не воспринимался ею, как человек. И вот теперь выяснялось, что в таком деле Фридрих Андрей доверился именно ему.

– Я не родственник, – просто ответил Рейнальдо. – И не друг. У близкого человека в последний момент могла бы дрогнуть рука. Близкий человек стал бы отговаривать Фридриха Андрея, попытался бы убедить изменить завещание. Стал бы действовать.

– А вы готовы все исполнить, – сказала Натали со злостью.

– Я – слуга. Я исполню всё, что приказал хозяин. И, по приказу господина Фридриха Андрея я сделал всё, чтобы это завещание было осуществимо.

– То есть? – Алексей почуял неладное.

– Я обналичил деньги, я привёл в порядок бумаги хозяина…

– И давно он дал такое распоряжение? – Натали злилась всё больше, цеплялась к мелочам.

– Как только узнал о своём циррозе. Он велел мне купить специальный холодильник, горизонтальный, без полочек. Я поставил его в нашем погребе, в комнате, ключи от которой есть только у меня. Потом заказал восковую куклу, как две капли воды похожую на… спящего хозяина, и… уже потом… спрятал его тело… в этот холодильник…

– Кукла? – Гай вскочил.

Все, кроме Елизаветы, переглянувшись бросились к двери. Немного потолкались, но всё-таки нашли в себе остатки воспитанности и такта, разобрались и прошли в соседнюю комнату, гостиную, где под работающим кондиционером стоял гроб.

И вот, как и хотел Гай, все, наконец, собрались у гроба Фридриха Андрея де Шая. Шумел кондиционер, лица, поименованные в завещании хозяина гроба глядели друг на друга, не очень пока понимая, зачем они здесь. Гай протянул руку ко лбу де Шая, но остановился на полдороге.

– Может, тогда можно выключить холод? – Натали кивнула на работающий кондиционер.

– Воск может расплавиться, – сказал Рейнальдо.

Гай, наконец, решился и опустил ладонь на желтоватый лоб лежащего в гробу. Лоб звонко шлёпнул. Гай отдёрнул руку.

– Воск! Восковая кукла! Кукла!

– Ты уверен? – спросила Иржи.

– Что я, воск от… плоти… не отличу?

Куклу потрогали все. Потом покивали головами, согласившись, что это в самом деле не де Шай, а только его восковое изображение.

В столовую наследники вернулись подавленные. Кто-то стал ковырять накапавший со старинной люстры воск, кто-то глядеть на картины, кто-то есть…

– Ну, правильно, – задумчиво произнесла Оливия. – Лежать там два дня… мясо бы испортилось… папа знал толк.

– Оливия, помолчи! – сквозь зубы сказал Иржи. – Лучше съешь что-нибудь!

– А я ем.

– Вот и ешь. А я лучше выпью. Нет, лучше водочки. Кто со мной?

– Давай, – подошла Натали.

– И мне, – подошёл Вольф.

– Пожалуй, и мне, – сказал Алексей.

– А вегетарианцам водку можно? – спросил Иржи.

Мария вдруг по-доброму улыбнулась:

– Ну, её же не из мяса гонят!

За столом подняла голову Елизавета. Пока все выходили ко гробу, она уже почти уснула, положив голову на руки. Теперь же она забулькала:

– О! Я же говорила! Сейчас тут все напьются!

Никто не обратил внимания на пьяную женщину. Все тихо выпили… потом кто-то выдохнул, кто-то что-то бросил в рот.

– Я же говорил, что это не он! – закричал вдруг Гай. – Кукла! Я даже не могу увидеть отца!!! Я не могу похоронить… я что… я должен хоронить восковую куклу?

– Да, – безжалостно провозгласил Рейнальдо. – Таково распоряжение хозяина.

– Я не верю! Он не мог так поступить. В завещании ничего не сказано. Ни о кукле, ни о холодильнике! Я не верю!!! Где мой отец?!

Рейнальдо вытащил из внутреннего кармана смокинга конверт и положил его на стол:

– Вот. Его письмо, содержащее подробные инструкции.

Из-под руки Гая письмо выхватила Натали.

– Письмо нотариально заверено, – Елизавета погрозила пальчиком неизвестно кому.

Натали прочла письмо, Гай читал через её плечо, потом письмо забрал Алексей, передал Марии, та – Вольфу, он показал Иржи, тот поделился информацией с Оливией. Вошла Шура, она принесла новый запотевший графин с водкой. Иржи отдал письмо Рейнальдо, и все снова протянули рюмки, чтобы Шура им налила. Выпить решил даже Гай. Снова возникла естественная пауза, которую в этот раз нарушил Алексей:

– Значит, мы должны похоронить куклу? Почему? Зачем тогда вообще нужны эти похороны?

– Я тоже не понимаю, – сказал Иржи. – Де Шай должен быть либо съеден, либо сожжён вместе с домом, так?

Елизавета кивнула.

Натали пожала плечами:

– Очевидно, это нужно, чтобы избежать огласки.

– Так я и знал! – разозлился вдруг Алексей.

– Папа всё предусмотрел, – сказала Оливия.

– Да что? Что предусмотрел? – набросился на неё Алексей. – Значит, получается, мы можем съесть его, лишь бы об этом никто не знал?

– А ты бы предпочёл сделать это публично? – спросил Иржи.

– Я вообще ничего не собираюсь делать! Господь всё видит! Это дикость и безумие!

– Это шутка, – упрямо возразила Натали.

– Шутка, которая обходится нам слишком дорого, – сказала Оливия.

– Да что нам! Мировой культуре! – Вольф ткнул в «Натюрморт с идолом», написанный Насти Костелисом, отцом знаменитых братьев.

Елизавета сползла со стула на четвереньках добралась до мягкого уютного кресла, стоявшего в углу гостиной. Увлечённые разговором, наследники не заметили этого. Да и летела Елизавета низко.

– В любом случае, тело Фридриха Андрея де Шая не будет предано земле, – сказал Рейнальдо голосом, каким раньше говорил «Ужин в шесть!» – Как совершенно справедливо отметил господин Иржи, господин Фридрих Андрей будет либо съеден, либо сожжён вместе с домом.

– А как же похороны, намеченные на завтра? – спросила Шура.

– Они состоятся, – еле ворочая языком сказала из кресла Елизавета. Все обернулись и удивлённо посмотрели на неё: когда это она успела переместиться? – Только похоронен будет гроб, стоящий в соседней комнате.

– Кукла?! – возмущённо воскликнул Гай.

– Соберутся известные люди, – напомнил Рейнальдо. – Приглашены журналисты всех самых крупных газет Северной Тонги. Приедут представители двух враждующих телеканалов…

Елизавета, удобно устроившись в кресле, уже почти спала.

– Да, – глубокомысленно сказал Вольф. – С журналистами шутки плохи. Они черт знает что могут подумать!

– Ни одному журналисту в голову никогда не придёт подумать правду! – Иржи, кажется, уже шутил на автомате.