Завещание предков

Я и Демьян перевязали Кубина, и положили на носилки.

– Похоже все, Володя. Это был мой последний бой.
– Дед Матвей тяжело вздохнул.
– Сил не осталось.

– Странно мне слышать такие пораженческие слова от боевого офицера.
– Я присел рядом.
– Скоро совсем стемнеет, а там, Бог даст, лесом уйдем. В лесу найдём древо, оно и подлечит тебя.

Кубин слабо улыбнулся:

– Сам баял - лешие зимой спят.

– Тогда обойдёмся без них. Крепитесь, поручик. Жить надо, сражаться надо. Кто, если не мы?

За стеной раздался голос монгола:

– Урусуты! Великий хан восхищен вашим мужеством. Он хочет увидеть "мехел багатура" и поговорить с ним.

Я поднялся и перехватил поводья у Бориса Велесова.

– Пойду с Батыем толковать, а то этот орун надоел хуже горькой редьки.

Поднялся в седло и потянул поводья.

– Володимир Иванович...
– Борис замялся, поглядывая на меня, - я хотел... спасибо за то, что жизнь мне спасли.

– Это долг мой как...
– Чуть не проговорился я.
– В общем, я поехал, а вы тут смотрите, носами не щелкайте.

И, подмигнув Борису, выехал за стену, где степняк, в который раз орал свой призыв.

– Урусуты! Великий хан...
– Монгол, увидев меня, замолчал.

– Что вылупился?
– Ухмыльнулся ему.
– Я буду за "мехел багатура". Веди к своему хану.

Медленно меня оглядел. А что, в чем был в том и поехал. Налатник разорван в клочья, латные рукавицы в том же состоянии, шлем помят, а бронь богато разукрашена в бурый цвет кровью врага. Нормальный вид "мехел багатура".

Наконец степняк кивнул:

– Хан ждёт.
– И направил коня вниз, а я глянул вверх - ворон так и кружил. Помахал ему рукой:

– Ты со мной, дружище? Ну, пошли с серым кречетом побеседуем.
– И поехал следом за поганым.

Монгольские тысячи стоящие у подножия холма раздались в стороны, пропуская нас.

– Хичирхэг... мехел...
– Шепот летел над всадниками. Ну да, я ваша смерть. По крайней мере, поганых больше сотни положил. Жаль, что мало, но ещё не вечер. Вырваться бы из ваших тисков, да сил ещё собрать. И на реке Сить вломить вам так, чтобы летели впереди своего визга и дорогу на Русь позабыли.

Ханская гвардия тоже раздалась в стороны, пропуская нас, и тут же окружила. Степняк, не оборачиваясь, бросил через плечо:

– Ждать тут.
– И проехал вперёд. За ним строй коричневых монгол сомкнулся, а я остался в окружении двойного кольца из тяжелых всадников. Из-под шлемов меня сверлили взглядом сотни глаз. Зевая, расставил руки в стороны и потянулся, разминая своё тело. Ханская гвардия тут же опустила и нацелила на меня копья, а задние ряды моментально натянули луки.

Вона как! Боитесь?

– Не дрейфь, не трону я вас, пока. Ишь, какие нервные!
– Мне стало смешно. Интересно, а если я чихну, они своими стрелами меня сразу в ёжика превратят? Самое смешное, что совсем не страшно.

Как ни странно, копья опустили, но луки не убрали. Только тетиву ослабили.

– Анхаарал гэх гийцетгэл!

Строй раздвинулся, и внутрь круга въехали всадники. Пригляделся - кто тут Батый? А, конечно, вот этот, в самом центре, с величавым выражением на лице. На белом коне, в богато разукрашенных халатах, поверх которых надета позолоченная кольчуга и налатник с мехом. Да и конь у него красавец! А рядом пожилой воин с суровым взглядом - это, значит, Сугдей. Кто остальные? Не важно.

Они остановились в десяти метрах от меня. Чуть вперёд выдвинулся давнишний монгол, который вещал желание хана взглянуть на чудо-богатыря.

– Склонись, урус, перед повелителем!

Я усмехнулся:

– Счас, разбежался.

Слитный шелест лат и на меня опять нацелились сотни стрел. Но всадник на белом скакуне что-то тихо произнес, а седой резко выкрикнул и копья с луками опустились. Глашатай склонился, выслушивая тихую речь хана, затем выпрямился и сказал:

– Ты не Ефпатий Коловрат. Хан хотел видеть его.

– Да, я не Коловрат. Он погиб. Ваши пороки его убили.

Батый покивал с закрытыми глазами, а Сугдей, вдруг, выкрикнул:

– Хэн ху, эрчтей цэрэг?

Не дождавшись переводчика, сказал:

– У нас все великие воины, монгол. А я простой боярин. Звать меня Владимир.

Степняк, чуть помедлив, перевёл Батыю мои слова. Тот выслушал, кивнул и опять тихо что-то сказал, а толмач произнёс:

– Великий хан восхищен вашим мужеством, церик Владимир. Ему нравятся сильные воины. Великий хан желает видеть таких богатуров в своём войске.

Как назло, накатила зевота, и я, подавив зевок, резко выпрямился:

– Я торговать своей честью не собираюсь. Русский я, русским навек и останусь. Так хану и переведи.

Батый долго на меня смотрел, потом толмач, выслушав хана, сказал:

– Великому хану по сердцу смелые воины. А по сему.... Великий хан повелевает. Всех уруских воинов отпустить с миром. Вы можете забрать всех погибших воев с собой и с честью похоронить их.

Вот это номер! Нас отпускают. Прав, прав Кулибин - история своё возьмет. Нет никакого "эффекта бабочки", нет ничего, что помешает течению уже свершенной истории. А свою судьбу человек может творить только в своём времени.

Из-за ханской свиты появился всадник в черном халате. Он пристально посмотрел на меня и, подъехав к Батыю, что-то сказал. Толмач, тут же, перевёл:

– Ты тот Велесов, что бился у реки с двумя сотнями против двадцати.

Я пожал плечами:

– Да я тот Велесов. И что?
– И пригляделся к тому монголу. Злость накатила волной, это был Буол. Жив, тварь. Жаль Борзов погиб, ну ничего, сочтёмся.

– Ты убил много воинов хана.

– Мы ведь враги.
– Подавив очередной зевок и пожав плечами, сказал я, при этом пристально смотря на Буола. Не достать, далеко стоит. И вон сколько стрел направлено, просто не успею.

Батый долго смотрел на меня, наконец, двинув чуть вперед коня, впервые сказал громко: