Завещание предков

Рыжая Дуся хоть и выглядела свежо, но впереди долгий бой, и стоит сменить лошадей. Пусть теперь послужит вороная.

Трупы быстро растащили, и ратники собрались в лощине. Меняли лошадей. С холма съехали Демьян и два ратника.

– Боярин! Мы оба попали.

Он протянул мне мою стрелу. А один из ратников, что вернулся с Демьяном, усмехнулся и сказал Демьяну:

– Боярин стрелял со ста сажен, а ты с тридцати. И тянул с выстрелом долго.

Потом повернулся ко мне:

– Твоя стрела, боярин, в темя поганого поцеловала, а его стрела в шею.

– Ладно, бояре. Сейчас подойдут остальные степняки. Там на всех с лихвой хватит.

Стоявший на склоне холма ратник крикнул:

– Всадник. Один.

Демьян резво забрался и глянул на поле:

– Это Ульян.

– Стало быть, все сюда идут.

У меня опять появилось чувство чего-то неправильного. Ведь даже несмотря на одного убитого, всё идёт слишком гладко. Чего-то не хватает. А вот чего?

Нет. Убитых два. Лошадь Ульяна остановилась, и парень, в спине которого торчало семь стрел, свалился. Его подхватили подошедшие ратники и понесли вниз.

Все крестились. Угрюмо молчали. Значит, возможно, о нас знают.

– Поганые!

Мы поднялись на холм и выглянули на поле.

Серая масса монгол выползала из-за леса.

– Все в ряд!

Поднялись в седло и, выехав на холм, выстроились. Рядом замер Демьян. Я зашипел:

– Ты что тут делаешь? А ну к остальным стрелкам дуй.

Демьян упрямо мотанул головой:

– Не пойду. Здесь моё место.

Огляделся, ища глазами Кубина, но не нашел.

Ладно. Поздно его отправлять.

Ратники угрюмо смотрели, как поле заполняется врагами.

Господи!

Сколько же их?

Все стали бормотать молитвы и креститься. Я вдруг услышал бормотание стоявшего за Демьяном ратника:

– Я вижу славных предков своих.

– Вижу всех отцов и дедов.

– Они смотрят на меня.

– Зовут к себе.

Стоявший с другой стороны Горин не обращал на это внимания, и когда ратник произнёс последнюю фразу:

– Я чту и помню отцов своих!

Горин произнёс:

– Аминь.

Вдруг на моё плечо легла рука Горина. Я повернулся. Он смотрел на меня.

– Прости меня, брат.

Я увидел, что в соседнем ряду ратники, положа руку на плечо соседа, просят прощения и прощают.

Я взглянул в глаза Горина и сказал:

– Прощаю тебя, брат.

Обернулся и положил руку на плечо Демьяна.

– Прости меня, брат.

Стал понятным старинный обряд. Воины, шедшие в последний бой, прощались и прощали. Скоро наша кровь смешается, и мы станем кровными братьями навек.

Монгольское войско встало в линию, от леса до леса. Степняки начали перемещаться и вскоре впереди заблестели всадники в латах.

Скверно.

Ладно, хоть в броне не все. Хм, как и мы.

Я приподнял щит. Тяжелый, зараза. Можно было обойтись одной нержавейкой. А я ещё фанеру приклепал. Демьян скосил глаза и, кинув на щит, спросил:

– Георгий Победоносец?

– Да.

Он поглядел на врага и сказал:

– Тогда мы победим. С нами Бог!

И закричал, повторяя:

– С нами Бог!

Ратники, подняв рогатины, взревели.

Спокойно сидящий Горин наклонился ближе ко мне и громко, чтобы я услышал его среди этого крика, сказал:

– А поганых здесь меньше. Я сотен двадцать всего насчитал.

И действительно, за счёт плотного построения монгол, я сразу и не заметил этого. Сначала показалось, что на нас прут все десять тысяч.

– Интересно, где остальные? Возможно, монгольский темник выделил отряд, чтобы сразился с нами, а сам пьёт кумыс в юрте, отдыхая.

Горин пожал плечами, и что он сказал, из-за крика не услышал.

Перед монгольским строем пронёсся всадник, держа копьё, на котором были навешаны бело-черные хвосты. О! Военачальник с бунчуком. Тысяцкий или один из сотников. По монгольскому строю пронеслось:

– Кху! Кху! Кху!

Вжикнув, в трех метрах впереди от нас вонзилась стрела. Пристреливаются. Монгол с мохнатым шестом вернулся к середине строя и поднял бунчук.

Первые ряды степняков начали движение к нам. А с монгольского тыла черным роем полетели стрелы. Все подняли щиты. Я поднял свой щит, заодно прикрыл голову вороной. Тут же в щит ударились две стрелы и отлетели. Как накернили - подумал я, глянув на отметины. Горин покосился и хмыкнул:

– Хороший щит, Володимир Иванович. И бронь хорошая.

На щите Горина выросла ещё одна стрела. С тыльной стороны щита уже торчало четыре острия. Мой щит опять накернили, и я громко ответил Горину:

– Как поганым по сусалам настучим, подарю.

Грянул хохот.

Ратники смеялись, не обращая внимания на стрелы. Скатился на землю ратник, под которым забилась раненая лошадь. Он, смеясь, побежал вниз холма к заводным.

Горин, отсмеявшись, утёр выступившие слёзы.

– Ох, уморил, боярин.

Я не смеялся. Чего смешного? Показал на перешедших на рысь степняков:

– Нам не пора?

Горин ухмыльнулся:

– Пусть половину пройдут, тогда и ударим.

Монгольская лава приближалась. Горин поднял рогатину и, наклонив остриё, закричал:

– Не посрамим славы дедов!

Двинулись, постепенно ускоряясь и сбиваясь плотней. Степняки уже шли рысью. Они приблизились к середине поля, и тут со стороны леса полетели меткие стрелы отроков. Середина монгольской лавы разбилась, и мы, сбитые в один мощный кулак, врубились в эту кашу.