Завещание рыцаря

"Казанку" со всем браконьерским имуществом мы утопили на середине речки, а потом Энтони взялся нырять за вторым ружьём. С первого раза не достал, но сказал, что вода внизу холодная, как лёд и нырнул снова - здорово нырнул, только пятки мелькнули, без шума и плеска. В этот раз вынырнул он, когда я уже забеспокоился - с синими губами и ружьём в судорожно вытянутой руке.

–  Я-яма… - проклацал он.
– Футов тридцать,¹⁸ не меньше - ж-жуть… на к-кра-краю лежало…

Мы погребли к оставленной на берегу одежде. Солнце зашло за древесные

вершины, стало холодно - не вообще похолодало, а от воды потянуло холодком, мы подхватили одежду и припустили бегом к лагерю, освирепело отмахиваясь от комаров и скользя мокрыми ногами по траве.

–  Кровать бы сейчас, и под одеяло, - сказал Энтони, поспешно доставая одной рукой охотничьи спички, а другой - наше волшебное масло. Он замёрз больше меня - на дне реки и в самом деле били ключи, я это ощутил, когда плавал в реке и в какой-то момент словно бы наступил босыми ногами в снег.

–  Где же твоя жажда приключений?
– пошутил я, наливая на ладонь масла.

–  Не знаю, - серьёзно ответил Энтони, - может быть её унёс во-он тот комар величиной с орла?

Извернувшись, я казнил указанного комара, уже пристраивавшегося на моём плече и задумчиво уставился на ружья. Второе тоже было "рысью". Нам эти стволы были нужны, но бесполезны - длинные, не спрячешь, не носить же их открыто? Утопить их или разбить - у меня не поднялась бы рука. У Энтони - тоже. Зато он, похоже, давно решил для себя эту проблему - недаром прихватил из браконьерского барахла длинный полиэтиленовый мешок для рыбы и банку ружейного масла.

–  Это лучше всего спрятать, - деловито сказал он, густо размазывая масло (не ружейное, конечно!) по груди - губы его уже приобрели свой природный цвет, костёр разгорелся почти невидимым пламенем, как всегда горит очень сухое дерево.
– Где-нибудь в месте посуше. Разобрать, погуще смазать, завязать в мешок - и спрятать. Может, пригодится - партизанить.

–  Против вас?
– полюбопытствовал я. Мне идея понравилась.

–  Хотя бы, - без улыбки ответил Энтони.

Мы занялись оружием. Покрывая маслом ствол, я высказал опасение:

–  Как бы они ночью не явились.

–  Не явятся, - уверенно ответил Энтони.
– Мы их серьёзно напугали. А самое главное - они ведь так и не поняли, кто мы такие. А непонятное пугает ещё больше… Только вот обидно, что их самих отпустить пришлось. Они же снова начнут…

–  Ну, теперь не скоро начнут, - уверенно сказал я.
– "Казанка" с японским мотором,генератор, надувнушка, ружья, боеприпася, снасти - это знаешь на сколько потянет? Деньги ого какие… Другое дело, что не они одни тут этим занимаются…

–  Может, начнём сезон охоты на браконьеров?
– Энтони приложился к ружью.
– А хорошая вещь. По-моему, лучше штатовского "ремингтона". Надёжнее… Эндрю, ты извини, что я тебя в это втянул.

–  Мне и самому тошно было смотреть, как они браконьерничают. Особенно в этом лесу, - признался я и напрягся в ожидании вопроса: "Почему именно в этом лесу?" - так как не знал, смогу ли Эндрю объяснить… Но он не спросил - кивнул и сказал:

–  Теперь мы и вправду как два крестоносца. Первая встреча с врагом уже была, впереди - цель похода… и новые встречи с новыми врагами в битве за Святой Грааль.

–  Только вот враги эти уверены, что мы ищем золото, - напомнил я, а Энтони, кивнув, задумчиво сказал:

–  Наверное, враги настоящих крестоносцев тоже не верили, что те идут освобождать Гроб Господень. Думали - пришли за золотом… А люди верили так, что умирать было не страшно. Разве в золото можно так верить?

–  Слушай,Антон, - начал я. Потянулся за рюкзаком, достал оттуда консервы и концентрат.
– А я вот думаю: почему твой предок сразу не вернулся в Англию? Со Святым Граалем - как говорится, сам бог велел! А он с чего-то поехал в наши места, на Русь…

–  Я тоже думал над этим, - пробормотал Энтони,глядя куда-то под деревья, где быстро сгущались тени.
– Не знаю, Эндрю. Я не знаю…

ГАЛИЛЕЯ. НЕДАЛЕКО ОТ КРЕПОСТИ ЯФФА. 1229 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.

Сухой, знойный ветер пронзительно посвистывал в оконных проёмах брошенных глинобитных домов. Выбеленное зноем, как холст отличной выделки - руками мастерицы, небо дышало сухим, ровным жаром кузнечной печи. Бескорые, мёртвые, искривлённые, отполированные ветром и зноем деревья, похожие на скрбченные пальцы скелетов, застыли у вьезда в пустую деревню. На гладких ветвях сидели вороны. Много. Не меньше полусотни. Сидели молча и неподвижно, словно фигурки из чёрного мрамора.

Вороны ждали добычи.

Пятеро всадников молча и быстро рубились посреди деревенской площади. Четверо - на лёгких тонконогих конях под цветными попонами, в сбруе, украшенной многоцветьем бляшек - размахивая плавно изогнутыми симитарами¹⁹ и прикрываясь небольшими круглыми щитами, вертелись возле своего единственного противника. За плечами у них, словно крылья невиданных птиц, летели зелёные плащи, круглые плосковерхие шлемы обматывала белая материя, лица закрывали кольчужные маски, спускавшиеся на грудь.

Их единственный противник был почти неподвижен. Прижавшись конским крупом к стене, он принимал удар за ударом на каплевидный щит алого цвета, украшенный чёрным двухглавым орлом под золотой короной. Голову огромного рыжего коня закрывала кованая стальная маска с крыльями летучей мыши, концы белой попоны с тем же гербом, что и на щите, спадали н пыльную землю. Сам всадник, затянутый в кольчугу, усиленную щитком на груди и массивными оплечьями, сидел плотно, выставив перед конской грудью всаженные в стремена ноги в пластинчатых медных сапогах. Его голову скрывал полусферический шлем с Т-образной прорезью в маске и короткими рогами, на которых было закреплено грязное белое полотнище, спадавшее на плечи и спину всадника, как плащ. По временам всадник тяжело поднимал рукой в широком окльчужном рукаве и толстой кожаной перчатке длинный прямой меч - и зеленоплащные, словно играючи, откатывались на пять-шесть шагов, а по-том снова начинали приближаться - неспешно и неостано-вимо…

Из-под кольчужного рукава всадника с орлом на щите увесисто и медленно падала на пыльную землю кровь.

В углу двора умирала лошадь. Тяжёлый "бородатый"²⁰ топор перебил ей крестец, она стонала, мучительно закатывая влажные глаза, полные страдания и трогательного непонимания происходящего: почему? за что?Её хозяин - то, что от него осталось после отвесного удара в плечо - лежал неподалёку, сброшенный агонизирующим животным. Вторая лошадь бродила по двору, таская за собой запутавшего-ся ногой в сползшем набок стремени всадника - в пыли тянулся размазанный, быстро сохнущий широкий след.