Завет воды

Он протянул ей кружку с чаем.

— Ребенком в Глазго, — сказал Дигби, — я забирался на крышу в ясную погоду. Это, кстати, случалось не часто. Находил Полярную звезду. Это утешало меня. Моя точка опоры. Когда мама умерла, я не мог верить в Бога. Но звезды? Они все там же. На том же самом месте. Благодаря им идея Бога потеряла смысл. Я поднимаюсь сюда летом, когда ночи ясные. Часами смотрю вверх. Иногда думаю — может, вся наша жизнь лишь сон. Может, меня на самом деле вообще не существует.

— Если тебя не существует, тогда я тоже тебе снюсь, — улыбнулась Элси и тихо добавила: — Спасибо тебе, Дигби. За все.

Утром он застал ее сидящей на полу в библиотеке, солнце струилось сквозь высокие окна и сквозь ее волосы. Перед ней был раскрыт один из громадных художественных альбомов.

— Дигби! — радостно вскинула она голову.

От ее умиротворенного голоса у него перехватило горло. Он сел рядом, и они дружно уставились на фотографию «Экстаза святой Терезы» Бернини.

— Посмотри на ангела и святую Терезу. Они рядом, но отдельно. Но оба из одного куска камня. Видишь, как струится ткань, видишь движение? Как? Каким образом он смотрел на камень, когда начинал работу… и представлял это? — Она почти шептала восхищенно. — Он сделал это для такого места в церкви, где солнечные лучи проникают через световой фонарь в куполе. Чистой воды магия. Если бы можно было, я бы уже завтра помчалась в Рим.

— Ты можешь, Элси.

Поехали.

Она недоуменно уставилась на него. А потом рассмеялась. Но он даже не улыбнулся. Слезы начали медленно наворачиваться на глаза.

Он встал и вернулся с двумя чашками кофе.

— Вчера я попробовала поправить то, что надо было бы оставить в покое, — сказала Элси. — И одна сторона камня отвалилась.

— Ой! Какая жалость.

Она улыбнулась, ее позабавило его огорчение.

— Да все в порядке. Какой бы святой ни был заключен в том камне, он точно не был похож на то, что я задумала. Надо выбросить. Прости, что я испортила хороший камень.

— Ничего мы не будем выбрасывать. Я его сохраню. А когда ты станешь еще знаменитее, все захотят приобрести твою первую скульптуру. Но я не продам. И, кстати, «Сады Гвендолин» стоят на горе из песчаника. Я отвезу тебя к каменоломне. Выберешь, что тебе понравится.

Элси вернулась к работе, на этот раз с более крупной прямоугольной глыбой. Дигби встречался с ней только за завтраком и ужином. Обед повар относил в мастерскую, но Элси почти не притрагивалась к еде.

После ужина они теперь обычно уходили на крышу и сидели там, пока холод не прогонял в дом. Как долго еще будут стоять ясные ночи? Дигби всегда настаивал, что должен спускаться по лесенке первым, помогал ей сойти с последней ступеньки и не отпускал ее руку до самых дверей ее спальни, где они прощались. Каждый вечер, возвращаясь к себе, он повторял: Будь готов, Дигби. Она может ускользнуть так же внезапно, как появилась. Будь готов.

Однажды вечером легкие облачка заволокли небо, а следом набежали плотные тучи, заслонив звезды. Они упрямо ждали на крыше, пока первые крупные капли дождя не прогнали их внутрь. Лесенка была скользкой. У дверей ее спальни он пожелал спокойной ночи, но Элси удержала его руку. Она шагнула внутрь, увлекая его в комнату, и закрыла за ними дверь.

Будь готов, Дигби.

глава 83 Любить больного

1950, «Сады Гвендолин»

Но он не был готов потерять ее. Только не после той ночи. И не когда пришло письмо, пересланное из Тетанатт-хаус в поместье Майлинов, а затем ему. Увидев конверт, Дигби похолодел. Ему был отпущен самый благословенный период в его жизни.

Не называй никого счастливым, пока он не умер.

Когда Элси отложила письмо, лицо ее было пепельно-серым.

— Малютка Мол. Она больна. Возможно, умирает.

— От чего?

— От тоски, судя по всему. В придачу к ее больным легким. Она видела, как погиб мой малыш, а потом я ушла… Письмо от моей свекрови. Аммачи говорит, что Малютка Мол ничего не ест. И только зовет меня.

Больше Элси ничего не сказала, а он не спрашивал. Но словно китайской туши капнули в прозрачный бассейн, где они плескались. Тень окрасила ее настроение. Туман наползал каждый вечер, от грозных порывов ветра, сотрясавших окна по ночам, стало холодно. О вечерах на крыше не могло быть и речи. С тех пор, как они стали спать в одной постели, многими ночами он чувствовал, как ее тело молча вздрагивает рядом с ним, и тогда он обнимал ее, привлекал к себе теснее, держал и не отпускал. Как-то раз, после того как рыдания затихли, она сказала, всхлипывая:

— Только здесь, Дигби, я почувствовала, как гнев хоть чуть-чуть унялся. И даже ненависть. Но не исчезла совсем. А печаль не уйдет никогда. Я знаю, что он любил нашего ребенка. И что ему так же больно, как и мне. И он чувствует себя более виноватым, если это вообще возможно. Я знаю, что нет смысла проклинать его, а ему бессмысленно винить меня. Но знание ничуть не помогает.

Позже, вспоминая, он думал, не пыталась ли она подготовить его к своему уходу? А что ему еще оставалось.

В тот вечер, когда пришло письмо, они сидели у камина и Дигби понял, что Элси приняла решение.

— Я не могу допустить, чтобы Малютка Мол умерла из-за меня. Никак нельзя, если я собираюсь жить дальше. (Он молчал, ожидая продолжения.) Дигс, мы не говорили о будущем. Просто жили каждый отпущенный нам день. Я смогла дышать, жить и хотеть жить и вновь испытать любовь, хотя думала, что никогда больше не сумею. Я знаю, что не смогу остаться в Парамбиле. Слишком много воспоминаний, слишком много гнева и обид. Мне страшно туда возвращаться. Даже когда Нинан был жив, даже когда у Филипоса были самые лучшие намерения, его попытки сделать что-то хорошее для меня оборачивались противоположным. — Она вздохнула. — Дигби, я хочу сказать, что еду туда только в гости. Если ты примешь меня, я вернусь. Нет никакого другого места, нет больше никого, с кем я хотела бы быть.

Как он ждал таких слов. Изо всех сил пытался поверить, потому что был большим специалистом в разочарованиях. Единственная защита — предвосхищать. Попытки удержать любимых приводят к разочарованию. Злиться на них так же бесполезно.

Он не старался приукрасить свои горькие мысли, делясь ими с Элси с той же честностью, с которой всегда это делал.

— Я не имею права голоса в том, что ты делаешь, Элси. Если ты почувствуешь себя по-другому, оказавшись там, если ты останешься, я приму это. Мне придется. Поэтому то, что я сейчас говорю, это не для того, чтобы ограничить тебя. Я… я люблю тебя. Ну вот, я это сказал. Я говорю не для того, чтобы обременить тебя этим знанием, а просто чтобы ты знала. Да, я хочу, чтобы ты вернулась в «Сады Гвендолин». Я хочу вместе с тобой увидеть Рим и Флоренцию. Я хочу провести остаток своей жизни с тобой.