Завидное чувство Веры Стениной
Шрифт:
— Ну, это, положим, не просто картина, — обиделся Сарматов. — Ты подожди пока, — он остановил Веру, которая уже нетерпеливо стаскивала обёртку с холста (это могла быть Серебрякова! Жуковский! Кустодиев!). — У меня есть для тебя ещё один подарок.
Он вынул из кармана связку ключей — и преподнёс их Вере с шутливым видом:
— Ключи от города! Точнее, от вашей новой квартиры. Точнее, не очень-то новой, но в отличном состоянии.
Ереваныч загрустил. Ему не нравились красивые жесты других мужчин в адрес чужих женщин, да ещё в его доме. Он искренне считал, что устроенная по последнему слову архитектурной моды конюшня достойна куда большего восхищения, чем восторг, выпавший на долю
— Теперь можно и картину посмотреть, — сказал Сарматов, тщетно выискивая в Верверочкиных глазах что-нибудь похожее на вечную признательность и по-гроб-жизни-благодарность. Сам сдёрнул бумагу с холста — и Стенина увидела «Девушку в берете», но не оригинал, а копию. Молчаливую подделку, сделанную, по видимости, всё тем же Славяном.
— Видишь, я всё помню, — шепнул Сарматов. Вера по-прежнему сжимала в руке ключи от подаренной квартиры — ладонь взмокла от пота и будет теперь пахнуть металлом, как в детстве, когда бежишь в магазин с зажатыми в кулаке монетками. — Ты не представляешь, какого труда стоило мне найти эту картину! — вдохновенно врал он. Всё-таки у него были очень приблизительные представления о Вериных способностях.
— Погодите, погодите! — заволновалась Юлька. — Это же наш портрет!
— В каком смысле «наш»? — удивился Сарматов.
— В таком, что Верка знает, — уклончиво ответила Копипаста. — Паша, как он к вам попал?
— О, это долгая история, — сказал Сарматов таким тоном, что все поняли: эту историю никто никогда не узнает.
Ереваныч с облегчением выдохнул — бенефис Паши Сарматова его изрядно притомил. Слишком много внимания для какой-то картинки и подержанной хаты, наверняка на окраине.
— А где квартирка-то? — спросил он как бы между прочим.
— На Ботанике.
…Лара упросила мать поехать в новую квартиру на следующий же день. Сарматов был занят — опять шёл по следу какой-то коллекции. Зато бабушка была в тот день свободна, как и во все прочие дни, и Вера не нашла слов, чтобы убедить её остаться дома. Вот так, тремя поколениями, они вышли из трамвая на незнакомой остановке — и Вера вновь подумала, как же всё-таки этот район с его домами-могильниками похож на колумбарий! Чем ближе они подходили к нужному дому, тем сильнее Стенина чувствовала, что уже бывала здесь раньше — и связано с этим нечто неприятное. В лифте — кнопки в виде чёрных кирпичиков, просьба «не сорить» красными трафаретными буквами и мощный запах мочи — это ощущение стало ещё сильнее и даже перебивало аммиачную вонь.
И только когда они вошли в свою новую квартиру, Вера поняла — это бывшее жилище Славяна. Вот здесь стояли его картины — как наказанные, лицом к стене. Вот тут располагалась двухэтажная кровать, где Славян безуспешно покушался на Верину честь. В этой кухне тогда выпивали, и Стенина глядела во все глаза на веснушчатую женщину, кормившую ребёнка грудью…
— Три комнаты! Кладовка! Лоджия! И санузел раздельный, Веруня! — Старшая Стенина бурно радовалась удаче, наконец-то повернувшейся вполоборота. — А он молодец, твой Павел, смотри-ка! Я от него не ожидала.
Лара носилась из комнаты в комнату, от её топота в пустой квартире поднялась пыль и зашумело эхо.
Вечером Вера спросила Сарматова, каким образом квартира Славяна вдруг стала его собственностью. Тот удивился:
— Я думал, ты не вспомнишь. Мы же сто лет назад у них были, и всего один раз. Не беспокойся, Верверочка, Славян всего лишь вернул мне старый долг.
— А как же дети? Жена? Где они будут
жить?— Жена давно сбежала, — махнул рукой Сарматов. — Вроде бы замуж вышла, и тот парень усыновил детей. Так тебе понравилась квартира или нет?
Вера никогда не смогла бы объяснить Сарматову, почему она не станет жить в квартире, отметённой за долги у художника, который малевал подделки. Она с удовольствием отказалась бы от этого подарка, но летучая мышь советовала не торопиться.
— Наконец что-то путное с тобой приключилось, а ты даже порадоваться не можешь, — сокрушалась мышь. — Начни ремонт, потом решим, что делать!
— Отвали, — сказала Вера. Она давным-давно перестала церемониться с завистью, но на мышь это не действовало. За последние годы зависть превратилась в зрелое, мощное чувство, способное не только грызть душу, но и совершать поступки. Вера изо всех сил старалась не давать ей воли — мышь могла взвиться из-за любого пустяка: комплимента, сделанного кому-то другому, восторженной статьи о коллеге, пустячного выигрыша в лотерее…
Тонечка Зотова, подружка из детского сада, утверждала, что завидовать — нехорошо. Обычно она говорила эти слова, когда другие девочки обижали Веру Стенину — потому что у той были красивые куклы и блестящие туфельки без единой царапины. Тридцать пять лет назад Вера была солидарна с Тонечкой Зотовой и всячески благодарила её за коллегиальность — например, давала подержать новую куклу и делилась с ней конфетами «Гулливер». Сейчас, встретив на своём пути такую вот Тонечку, Стенина, ни слова не говоря, спустила бы с цепи летучую мышь — и науськала бы её на эту Зотову без всякой жалости.
Вера давно забросила свои мысленные выставки — справиться бы с реальными! За год она побывала куратором нескольких экспозиций и сама была поражена тем, как ловко это у неё получается. А героинями последней мысленной выставки стали зависть и летучая мышь. «Гиена Сальпетриера» Жерико, «Зависть и милосердие» Джотто, «Триумф Геркулеса» Паоло де Маттеиса, где Истина держит старуху-зависть на цепи. У летучей мыши картин и имён — легион! Нетопырь, вампир, птица дьявола, дух спящей ведьмы и мёртвого колдуна, десмодус, ночное млекопитающее семейства рукокрылых и несчастная дочь царя Минаса, превращённая в летучую мышь за отказ участвовать в вакханалиях (бедняжка всего лишь хотела прясть, а не пьянствовать). Летучая мышь символизировала не только зависть, но ещё и тьму, смерть, несчастье, безумие — в общем, всё самое лучшее и приятное в жизни. Только Лара внесла утешающую подробность, вспомнив про своего любимого Бэтмена — но даже Бэтмену не под силу сразиться с этим полчищем.
Летучая мышь охотится в полной тьме — но никогда и ни с кем не сталкивается. Предки-славяне верили, что это — обычная полёвка, которая умудрилась сожрать священный предмет. Если она вцепится в волосы, то обязательно влезет в мозг — и тогда человек сойдёт с ума. На помощь Бэтмену спешили китайцы — у них летучая мышь обозначала удачу, счастье, богатство и долгую жизнь. У Веры не получалось представить себе удачу в образе летучей мыши — но, как известно, она никогда не видела её близко, в упор, а значит, могла ошибаться…
В новой квартире начали ремонт, которым с наслаждением заправляла старшая Стенина. Разумеется, ей было далеко до Ереваныча, но кое в чём она ему почти не уступала. По сто раз заставляла работяг перекладывать плитку в ванной и выравнивать полы, но при этом кормила их обедами из трёх блюд, и работяги прочувствовали всю глубину души этой необыкновенной женщины. Квартирка получалась — загляденье!
Однажды Вера приехала сюда по маминой просьбе — нужно было расплатиться с кафельщиком, а мама ждала дома пенсию (святой день!). И столкнулась в лифте со Славяном.