Завод 2: назад в СССР

— Завтра, — ответил тот.

— Нужно сегодня, — настоял я. — До двух нужно успеть? Очень надо…

— Ну-у, я вообще планировал попозже, сначала хотел текст с диктофона на бумагу переписать… Но, могу и…

— Замазали, сначала фотографии, потом остальное, — быстро подытожил я, чтобы не дать ему возможности посомневаться. — С текстом я помогу, идет?

Было видно, что редактор газеты просто обалдел от моего напора.

— Егор, а что ты там нафотографировал? — вкрадчиво спросил он.

— Да ничего особенного, так, пару снимков на память… Так что, я сразу в редакцию после интервью загляну?

— Ну ладно, раз с поможешь, заходи, — согласился Вениамин.

Мне кровь из носу было необходимо получить фотографии до визита в милицию. Ветеран оказался товарищем самоуверенным и несговорчивым. Ну ничего, посмотрим, как он запоет, когда я фотографии проявлю. Конечно, может быть, что снимки-то так себе — на ходу, на адреналине сделано. Но мне их не в рамочку вешать, так что — плевать.

Пока я разбирался с деталями, выписанными в сменном задании, началось интервью с Геннадием Даниловичем. Тот справился с бледностью, но,конечно, был без настроения, понимал, что я взял его за задницу. Как бы он ни хорохорился, скоро придётся отмазываться и искать оправдания. Ну а кто возьмёт верх в нашем споре, мы ещё посмотрим.

В связи с новыми вводными, интервью получилось куда короче, чем планировал главред. Старый козёл отвечал на вопросы скомкано и односложно. Поэтому общую фотографию сделали на полчаса раньше.

Было начало одиннадцатого утра.

— Куда идти, знаешь? — спросил главред, когда всё закончил.

— Вы лучше расскажите, — попросил я.

Куда идти, я прекрасно знал, но не хотелось отвечать на лишние вопросы, откуда я могу это знать.

— Ну хорошо, жду, а я как раз начну пленки проявлять, — сказал тот напоследок.

Мы ненадолго попрощались, а через полчаса, быстренько доделав все детали из сменного задания, я уже стоял возле небольшого одноэтажного здания, где и находилась редакция заводского еженедельника. Чем ближе к делу, тем больше меня беспокоило, что там вышло на снимках. Всё-таки плёнка и засветиться может, и ещё много есть всяких факторов, а ведь снимки — на данный момент моё единственное оружие.

Я зашёл внутрь и попал в творческую обстановку, на стенах висели портреты известных писателей, имелся отдельный уголок, где «обитал Ленин», на стене распят флаг СССР и куча вымпелов болтаются, а бюст Ильича стоял на тумбочке, как на постаменте.

Но я не успел озадачиться тем, куда он мог подеваться, потому что из из-за двери с надписью «не входить», послышался шорох. Судя по всему, как и обещал главред, он проявлял плёнку.

Процесс проявления плёнки — дело крайне непростое. У меня, когда я сам фотографией увлекался, получалось скверно — не то чтоб даже через раз. То пленку засвечу, то ещё что-то испорчу. Поэтому ломиться в лабораторию я не стал и терпеливо ждал — у главреда наверняка рука набита, пусть он справляется.

Я услышал из лаборатории плеск воды — это главред уже промывал плёнку, удаляя закрепитель. А ещё минут через пять дверь лаборатории открылась.

— О, Егор ты уже тут тут!

— Ну как, получается? — я не сдержался.

— Получается, куда оно денется… — кивнул тот, но расслабляться было рано. Он тут же добавил: — Правда, насчёт твоих снимков не уверен, но посмотрим

— Почему? — насторожился я.

— Да боюсь, как бы они засвечены не были у тебя, — подкрепил мои опасения журналист. — Они были первыми кадрами, первые кадры могут быть хреновые.

— Ну так посмотри, чего ждать?

— Фиксируется пленка в растворе… Потом сушить.

— Я и мокрую могу глянуть. Можно?

— Ну если сильно нужно… А что там у тебя?

— Пошли. Вместе и посмотрим. На словах долго объяснять.

— Сейчас… Еще пять минут. Закрепится как надо.

Я облизал пересохшие губы, нетерпеливо дожидаясь, момента, когда можно будет уже сказать — получилось или нет. На всё про всё ушло минут двадцать. Главред, наконец, пошёл за плёнкой, когда я уже нетерпеливо поглядывал на часы.

Я пошёл следом и наблюдал, как он промывает плёнку и смотрит на то, что получилось. Смотрит и хмурится.

— Так, первый снимок у нас всё-таки засвечен, сейчас посмотрим второй.

Говорил он легко, не подозревая, что для меня значат эти снимки. Мне, как назло, ничего не было видно, я напрягся. А вот главный редактор долго смотрел на плёнку, потом вздохнул и повернулся ко мне.

— Егор, извини… — растерянно пожимал плечами фотограф.

У меня внутри всё оборвалось. Накаркал главред, и второй снимок тоже оказался засвеченным?

— Что там? — я подошел и выхватил мокрую пленку у него из рук.

Глава 6

— Егор, извини… — редактор медленно покачал головой и отрезал, как лезвием. — Но такое я печатать не буду!

— Какое такое? Засвечены? — нахмурился я, пытаясь разглядеть на просвет и найти нужный кадр.

— Такое! — и Вениамин Лютикович возмущённым жестом ткнул в то, что было запечатлено на втором кадре от начала плёнки.

Лично для меня — ничего удивительного, а вот моего собеседника заметно напрягал вид ветерана труда в трусах.

— Мужика в одних трусах… — пояснил он, процеживая слова через стиснутые губы, как через ситечко.

Затем вдруг замер, дёрнулся вперед, пригляделся и воскликнул:

— Погоди, так это ж наш ветеран труда!

Повисла неловкая пауза. Журналиста можно было понять, но и меня тоже. В принципе, я никого не обманывал, и сказал, что возьму фотоаппарат, чтобы использовать его в личных целях. Просто не уточнил, в каких.

По лицу журналиста можно было прочесть, как в голове происходит мыслительный процесс. Он пытался осознать, как вообще фотография полуобнаженного работника попала на его фотоаппарат. Нет, как попала — оно, по большому счёту, понятно, но вот для чего эта фотография мне, главред никак не мог для себя объяснить.

— Ты чего, совсем сдурел? — наконец, видимо, так и не найдя объяснения, выдал он. — Ты что вытворяешь? Геннадий Данилович — заслуженный человек, я о нём буду статью в еженедельнике выпускать, а ты…

Он запнулся и тяжело вдохнул воздух через ноздри, на которых даже проявились сосудики. Я, дабы малость сбавить драматизма, решил пошутить.

— Ну, может, он не против был. И вообще, чем не репортаж — один день из жизни нашего ветерана. От и до.

Судя по тому, что у главреда начал дёргаться глаз, шутку он не оценил. А потом вовсе выдал: