Завод 2: назад в СССР
Шрифт:
— Ну вот как-то так, — заключил я.
Главред задумчиво покивал, а потом резко изменился в лице и вскочил:
— Егор, дорогой мой Егор, так это же сенсация!
Он тут же закурил ещё одну сигарету, руки от волнения дрожали, поэтому подкурить получилось далеко не сразу. Я не понимал, что такого сенсационного в работяге, которые таскает инструмент из кладовой. У меня в свое время заводским инструментом тоже был забит балкон, а в девяностые даже на рынке толкать кое-чего приходилось, но это, правда, было в совсем другое время. В целом, как я уже упоминал, к таким выкрутасам все относились достаточно спокойно. Главное — палку в этом вопросе
— Ты понимаешь, Егор какая из этого материала может получиться разгромная статья! — продолжал распаляться главный редактор. — Ветеран труда и ударник производства расхищает социалистическую собственность и срывает производственный план!
Журналист принялся ходить туда-сюда по комнате, дымя сигаретой, как паровоз, и сцепив руки за спиной.
— Егор, вот это будет материал!
Пришлось малость остудить пыл и чаяния главного редактора.
— Ты же понимаешь, что такую статью никто не опубликуют? Ты же сам говорил — цензура.
— Я хочу рискнуть… Так и потом, а я что, буду у кого-то спрашивать? Вообще-то, это я главный редактор еженедельника, и именно я решаю, что будет выходить на полосах! — с гордостью проговорил он.
— Извини, но если ты это сделаешь, то, вполне возможно, публикация будет иметь обратный эффект, — спокойно сказал я.
— Это еще почему? — не понял моего посыла главред.
— Потому что в глазах общественности советской труженик, да ещё и ветеран труда и ударник производства — не вор. Он — хороший и честный человек, — начал объяснять я. — Это на прогнившем Западе воруют, у нас же рабочий — это герой, на которого равняется молодёжь. А на ветерана труда равняется не только молодёжь, но и другие работники, которые тоже хотят получить такой ветеранский статус.
— Хм…
— Вот и представь, если ты в своей разгромной статье напишешь, что советский ветеран труда — это вор. Это что получается, социалистический строй тоже под сомнение поставил, он, получается, прогнил? Как капиталистический? — закончил я свою мысль.
Вообще, главный редактор пожил свое и, по идее, должен был понимать такие банальные вещи. Не всегда стремление сделать хорошо на самом деле принесёт какое-то благо. Допустим, на момент выпуска и вправду Вениамин Лютикович всё сам решает. Но если в верхах узнают, что в еженедельнике вышла статья, порочащая советскую идеологию, то главному редактору точно несдобровать.
— Другой вопрос, что проучить ворюгу надо, и это наша прямая задача, как членов общества, — я решил зацепить чувство гражданского долга журналиста. — Может, статью ты и не выпустишь, но ему это знать необязательно. Пусть думает, что ты способен это сделать.
— Ты прав!
Следующие полчаса мы с журналистом были заняты написанием статьи. С литературным языком у главного редактора был полный порядок. Он быстро записывал свои мысли на печатной машинке. Я же точными вставками по типу «буржуй» и «капиталистическая свинья» добился того, что статья имела явно негативный и обличающий окрас. Закончив, главный редактор вытащил из печатной машинки черновик и перечитал
статью вслух.— Эх, жаль, что такую шикарную статью нельзя опубликовать! — сетовал он.
У меня совершенно не было времени участвовать в дискуссиях, забрав фотографию и лист со статьей, я едва ли не бегом направился обратно в цех. Уже минут пять, как начался обед. Рабочие по большей части сидели в курилке на улице, а старый козёл, которого никто не брал играть в карты или домино, постелил прямо на рабочем месте тулуп и прилёг отдохнуть.
Я подошел к стукачу и недолго думая схватил его за шиворот. Приподнял и поставил на ноги. Главное, чтобы не видел никто, а то подумают, что молодой распоясался и на ветерана труда кидается.
— А ну-ка пойдём, поговорим, — прошипел я.
Сонный, работяга начал усиленно моргать, пытаясь сориентироваться. Когда увидел моё лицо и узнал, то сразу перепугался. Но спорить не стал. Мы отошли в укромное место, где в обед нас бы точно никто не увидел.
— Глянь-ка, — я сунул ему в рожу снимок.
Ворюга попытался выхватить у меня фотографию, но я тут же спрятал её в карман. Показал ему текст статьи, тоже прямо из рук, чтобы он не смог его порвать.
— Почитай! Ну-ка!
Глаза его бегали по строчкам, а сам он он все больше трясся, бурчал себе под нос что-то неразборчиво и сглатывал.
— Ну что, голубчик, куда сначала пойдём — к начальнику или сразу в ОБХСС?! — со всей возможной серьезностью спросил я.
— Не губи меня, Егор! — взвыл старый козёл, как только понял, что шутки кончились. — Не виноват я! У меня, кроме этого завода, ничего нет.
Он сменил тон и теперь пытался давить на жалость.
— Не подставлял я тебя, даже не было такой мысли в голове, — он изо всех сил пытался выкрутиться. — Я их на полу нашел, думал, твоё, потому тебе в тумбочку и сунул…
Да, как же. Ищи дурака. Слушая эти бредни, мне захотелось хорошенько выписать этому горе-ветерану под дых. Формально я был даже старше этого чудака, и с удовольствием бы ему врезал по харе. Но в новом теле приходилось сдерживаться.
— Хорошо, — медленно кивнул я, сбивая его с толку. — Пойдем, теперь ты всё это коллективу расскажешь, — предложил я.
— А тебе, что ли, моих слов недостаточно?
— Не-а.
— А если откажусь? — он продолжал искать лазейки.
— Тогда статья в газете, а потом статья уголовная. Выбирай…
Глава 7
Ветеран только молчал и хлопал глазами. Если бы у него сейчас был шанс провалиться сквозь землю, он бы им наверняка воспользовался. Что угодно, только бы убежать от такого решения. Это тебе не между двумя резцами в инструментальной кладовой выбирать.
Однако ждать, пока он созреет, я тоже не мог. Я взглянул на часы, смонтированные входе в соседней корпус — половина первого. Всё ближе момент, когда меня ждут у отделении. У меня на всё про всё оставалось порядка часа.
— Быстрее соображай, — поторопил я ветерана, судя по всему, решившего просто отмолчаться.
— Ты понимаешь, голубчик, перед каким выбором меня ставишь? — почти фальцетом выкрикнул работяга.
— А это не я тебя перед выбором ставлю, — спокойно ответил я, наблюдая, как по лбу мужика стекает крупная капля.
Нервничал он жутко и никак не мог себя в руки взять. Но мне его нервишки только на руку.
— В жопу ты себя загнал сам, а я тебе предлагаю варианты, как из нее можно выбраться. Совсем не запачкаться, извини, не выйдет. Не благодари.