Завод 2: назад в СССР

— Ничего необычного, оснастка, — мне не хотелось вдаваться в подробности.

А вот что хотелось — так это лечь спать, что я и сделал.

Засыпал я под колыбельную из тяжелого дыхания соседа, продолжившего тренироваться.

На следующее утро я пришел на работу пораньше, чтобы до начала рабочего дня пообщаться с Андреем Андреичем. Надо попросить его первым делом поставить в работу заготовки для петель. Ну и подсказать фрезеровщику некоторые нюансы по работе с шабашкой. Я, честно говоря, думал, что Андреича придётся уговаривать, но, придя на рабочее место, застал его стоявшим возле моего верстака.

— Доброго денёчка, трудовая молодежь, — поприветствовал он меня, помешивая чай в кружке. — Ну и где? Или тебе с металлом надо подмогнуть?

Я молча открыл свой ящик и вытащил три размеченных с вечера прутка.

— Лихо ты подсуетился, — присвистнув, оценил Андреич. — Где достал?

— Коммерческая тайна. Ты лучше скажи, как собираешься петли делать?

— Каком кверху, смотри сюда!

Он достал эскиз, который, скорее всего, набросал после нашего вчерашнего разговора. Одновременно вытащил сигарету и собрался подкурить, но я забрал ее прямо изо рта фрезеровщика.

— Охренел? — оторопел он.

— Здесь не курят, — я кивнул ему за спину, где стояло ведро с керосином.

— Хм, ладно, осторожный какой! А делать я петли буду, как буду. Результат тебе покажу, полюбуешься!

И Андрей отошел на пару метров от ведра с керосином и всё-таки закурил.

— Давай всё-таки обсудим фронт работ, — настоял я и коротко объяснил фрезеровщику, что от него требуется. — Здесь буквально по несколько миллиметров со стороны снимаешь, одним проходом. Как базу обработанную поверхность берёшь и уже загоняешь в размер. Но лучше не пакетом фрезеровать, а по одному прутку, чтоб не вывернуло.

Но тот от моих инструкций в восторг не пришёл.

— Слышь, Егорка, ты если не в курсе, я на заводе без малого пятнадцать лет работаю, и как прутки фрезеровать — тоже учён, — усмехнулся фрезеровщик. — Ты мне вот что лучше скажи, кто будет пруток на детали резать?

— Ты и порежешь фрезой, я тебе разметку дал, — я кивнул на прочерченные носиком рейсмасом линии поперёк прутка. — Как с четырёх сторон пройдёшь, так можно сразу пакетом зажимать.

— А сам что? Вон, пила есть, поставил — вжух-вжух и готово. Мне по такому делу надо фрезу менять и перенастраиваться, а тебе — семечки. Будешь, кстати?

Он сунул руку в карман и вытащил жменю семечек, мне в ладонь отсыпал. Я понимал, куда клонит Андреич, мужику не хотелось заморачиваться — а рубль свой получить хотелось. Но я тоже продумывал весь процесс не просто так, нацеливался на то, чтобы работа потребовала как можно меньше усилий.

— Ну вот смотри, мне не в лом пройтись на пиле, я даже в разметку попаду, но тебе это в два раза работу усложнит.

— С фига ли? — поразился тот, сплюнув шелуху.

И я объяснил Андрею, что резать петли можно сразу начисто, потом, использовав место пореза как базу, выставить кучу заготовок в тиски в один ряд и пройтись в окончательный размер.

— Если я на пиле порежу, заготовки-то один хрен придётся фрезеровать двух сторон. Понял задумку? — уточнил я, когда закончил повествование.

Фрезеровщик задумался, затем улыбнулся и в своей манере выдал:

— Ты че думаешь, я в такие элементарные вещи не врубаюсь? Это я тебя проверял, как у тебя соображалка соображает.

Наконец, мыдоговорились на том, что Андреич сам порежет заготовки и тем самым сэкономит себе кучу времени.

— Здорово Егорыч, — послышался голос наставника. — Как оно?

— Пойдёт, а вы как без меня?

— Да как, говорю Ромке — ты охренел моего ученика на склад посылать, чему он там научится? — хохотнул старый слесарь. — Кстати, он просил передать тебе — надо подойти к нему.

Ожидаемо, значит, прямо с начала смены мастер решил заняться урегулированием вопроса с расценками. Пообщаемся, с меня не убудет, посмотрим, что он может мне предложить.

Я зашёл в комнату мастеров, где потихоньку начинался рабочий день. Самого старшего на месте не оказалось, но зато Аня, увидев меня, с порога спросила:

— Ну что, Егор, получилось?

— Ты про что? — не сообразил я.

— Писать стихи под собачий лай!

Естественно, никто в комнате мастеров не был в курсе, о чем идёт речь, поэтому поднялся хохот.

— Ты что, Егор, стихи пишешь… да под собачий лай?

В семидесятых годах мужчина, пишущий стихи, производил совсем иное впечатление, чем поэт начала 20-го века. Тогда к этому относились с должным уважением, а сейчас считали бабским занятием, которым ни один нормальный мужик не будет заниматься.

Зная такой настрой, я быстро объяснил мужикам, что поэзия бывает разная — и процитировал знаменитые стихи Маяковского про план, выполнив который, можно всех смело посылать в одно известное место.

— Чувства в кулак, волю в узду! Рабочий, работай! — процитировал я несколько строк из произведения Маяковского.

— Правда, стихи-то разные бывают! — начали соглашаться мужики, всё ещё похохатывая, но теперь уже больше от лихого умения Владимира Владимировича срифмовывать неожиданное.

Все сошлись во мнении, что писать можно не только письмо от Онегина к Татьяне, но и вполне себе мужские вещи, как Маяковский.

— Слышь, Егор, так это тебе надо вместе с Анькой на кружок юных литераторов ходить! — сказал Сергей Алексеевичр.

— Вообще-то, Егор и так туда ходит, — с гордостью объявила Аня. — И на следующую встречу, я так думаю, презентует свой стих, вдохновленный собачьим лаем! Так что все приходите, послушайте!

— Ну удачно тебе вдохновиться! А мы с заглянем, да, мужики? — заключил Серега.

— Конечно!

Я покосился на Аню, так быстро анонсировавшую моё выступление на литературном кружке.

— Ань, я как бы не в курсе, что мне надо стихи читать, ты хоть просвети!

Контролёр иронии в моем голосе не услышала и восприняла слова на полном серьезе.

— Ура, ура, ура, ты выступишь!

Огорчать девчонку не особо хотелось, да и старший мастер как раз пришел.

— Ты поговорить хотел? — повернулся я к Роману и спросил без приветствия.

Рома так же молча подошел к столу, взял кипу бумаг и, фыркнув: «пойдём», вышел.