Завод войны

— Это повредит ей? — спросил я.

— Нет — по сути дела, это освободит дрона от некоторой скованности, поскольку извлечет воспоминания, необходимые, чтобы взломать запрет, наложенный на нее ИИ.

— А потом? Я знаю, что ты не любишь дронов–убийц, особенно такого вида…

— Не люблю, — согласился Свёрл, — но война закончена. Впрочем, не уверен, радуется ли этому дрон. Я обязательно введу некоторые ограничения.

— Сколько времени займет процесс?

— Много часов.

— В таком случае я хотел бы осмотреть свой корабль, если можно. Флейт еще жив?

— Осмотреть корабль ты можешь, — ответил Свёрл. — Что же до Флейта, то я не знаю, попробуй выяснить сам.

— А после я хочу поговорить с Трентом Собелем, — добавил я, — и чтобы он при этом не пытался меня прикончить.

— Поговоришь, конечно, — сказал Свёрл, — поскольку еще один кусок головоломки должен встать на место. Трент Собель уже не тот человек, которого ты знал, и вряд ли попытается убить тебя или кого–либо еще. В сущности, ему потребуется твоя помощь.

Свёрл махнул клешней, и дверь позади меня открылась.

— Бсектил проводит тебя.

— Сюда, — сказал первенец, поворачиваясь к двери.

Бсектил провел меня по коридору к уменьшенной версии входа в святилище Свёрла — и переступил порог, велев мне подождать снаружи. Заглянув в проем, я увидел помещение, вероятно, служившее прадору жилищем — но оно опять–таки не соответствовало прадорским стандартам. Да, стены казались каменными, но в них было встроено множество аквариумов с подсветкой, полных весьма активных обитателей. Любопытствуя, я шагнул ближе, чтобы разглядеть получше.

Сбоку, у стены, находилось рабочее место с верстаками и прадорскими инструментами, окружавшими центральный объект. Неужели первенец мастерил какой–то механизм? Увлекшись, я забыл о приказе Бсектила ждать снаружи. И увидел… Изабель Сатоми на полпути ее превращения в капюшонника. Судя по лежавшей на столе коллекции, Бсектил создавал скульптуру из натуральных драгоценных камней. Это было настоящее искусство — то, чего в Королевстве прадоров, как считалось, не существовало вовсе. Более того, отсутствие у прадоров искусства Государство декларировало как окончательное доказательство их варварства.

Повернув голову, я увидел на другой стороне комнаты нечто, подходящее прадорам больше: стеллаж с пулеметами и лучевиками. Были тут и рабочие инструменты, которые можно крепить прямо к панцирю или броне. Среди скарба, на подставке, стоял первенец и снимал с себя доспехи. С тихим щелчком раздвинулись сегменты зрительной турели, захрустел и поднялся на полированных рейках разделившийся вдоль тянущейся над ножными гнездами линии панцирь. Передние подпорки отцепились, и панцирь откинулся назад на двух задних петлях, обнажив щербатую и корявую спину первенца — сделав его очень похожим на виденного мной недавно вторинца.

Последовали новые щелчки, и такие же полированные рейки, только поменьше, раздвинули и убрали броню, прикрывавшую ноги и клешни «краба». Прадор вылезал из экзоскелета, пользуясь, как опорой, чем–то вроде большой подковы, свисавшей с потолка. Освободив ноги и клешни, он уцепился за броню и выполз полностью, тяжело плюхнувшись на пол. Сперва его кривые ноги разъезжались, он с трудом сохранял равновесие. Я заметил решетку спикера–переводчика и прикрепленный возле глазного стебля форс.

— Натирает, — пробормотал Бсектил.

Наверное, броня предназначалась для обычных прадоров и была тесновата таким, как он. Я понял, что вижу очень, очень старого первенца. От подобных существ обыкновенно избавляются — каким–нибудь мерзким способом, — когда те пребывают в относительно молодом возрасте. Искусственно удерживаемые в отрочестве, они в какой–то момент становятся невосприимчивы к химии, которой их пичкают. И, насколько я понимаю, отцы убивают их прежде, чем они начинают неизбежно превращаться — несмотря на подавление — во взрослых. Или, может быть, все не так. Может, отцы убивают их до того, как они превратятся во что–то половинчатое — как этот.

— Ты хочешь стать взрослым? — спросил я.

— Нет, — ответил Бсектил. — Отец никогда не предлагал нам выбора. Но он знает, что мы вполне способны освободиться. К тому же сейчас физиологические изменения убили бы нас.

Я осознал, что застыл с разинутым ртом, и поспешно его захлопнул.

— Ты не похож ни на одного из известных мне прадоров, — выдавил я наконец.

— Задержанные в отрочестве, мы все равно растем, — сказал Бсектил. — Даже если мы могли бы превратиться во взрослых, мы бы деградировали.

— Ясно.

Первенец повел клешней в сторону своего творения:

— Что думаешь?

— Думаю, что получается очень здорово, — ответил я, — хотя выбор объекта немного смущает. Это твоя первая работа? Обычно прадоры такие… практичные.

— Эта первая — отец не разрешил бы ваять его.

— Понятно…

— Итак, твой корабль…

Бсектил направился к двери, я последовал за ним. Шагая по коридорам, мы встретили еще одного деформированного вторинца.

— А как же они? — спросил я. — Они растут, пребывая в постоянном отрочестве? Интересуются ли чем–то, не имеющим практической ценности?

— Для этого у них недостаточно мозгового вещества, хотя при форсировании такое возможно, — ответил Бсектил. — Отец думает о том, чтобы позволить им всем шагнуть на следующую ступень — стать первенцами. Но опять–таки физиологические изменения могут оказаться летальными. Бсорол исследует возможности, ты сумел бы в них разобраться, поскольку они включают адаптогенетику и нанокомплексы.

— Мы могли бы обратить вспять вред, причиненный постоянным химическим подавлением, позволив ганглию расти в наших малых, физически независимых родственниках.

Я так и подпрыгнул, поскольку Бсектил не произносил этих слов: они пришли прямо на мой форс. Проведя диагностику, я обнаружил, что устройство восстановлено — и подсоединено к компьютерной системе корабля Свёрла.

— Кто это? — спросил я.

— Бсорол, — ответил голос.

— Свёрл знает, что я получил доступ к корабельным компьютерам и что ты говоришь со мной? Как–то не хочется закончить жизнь с поджаренным мозгом.

— Он сам предложил это, — ответил Бсорол.