Завод
Шрифт:
— То, Семен Александрович, — жестко отрезал Смердов.
— Признаться. Покаяться. И продолжать все по-прежнему? — еще тише пробормотал Лепин. И опять все слышали.
— А какой же выход, чудак? — выкрикнул Сойкин. — Если я еще не получил октябрьский дефицит по сорока позициям. А на дворе конец декабря. Откуда же брать детали для программных приборов?
Земцов почувствовал: еще немного и разговор направится в другое русло. Лепин будет чувствовать себя победителем. И на этот раз — надолго, неспроста он так независимо себя держит.
— Разрешите слово! —
— Может, достаточно, товарищи? — Старостин посмотрел на директора.
— Почему же? — запротестовал Земцов. — И мне хочется сказать. Тут в адрес моего отдела были нарекания. Но ведь многие из нас, товарищи, знают, как трудно работать, если чувствуешь над головой перекрестный огонь. Я имею в виду стиль работы нашего главного инженера. Он подменяет не только руководителей служб, но и мастеров. Да и рабочие уже привыкли: чуть что — бегут к главному инженеру, не обращая внимания ни на мастеров, ни на начальников… Правда, Иван Кузьмич?
— Бывает, конечно. — Стародуб растерялся. Ему не очень-то хотелось быть втянутым в сомнительные разговоры. — Не слишком ли вы резко, Тихон Алексеевич?
— А я и хочу сказать резко. Чтобы всем стало ясно. — Земцов не повышал тона. И произносимые им слова казались осязаемыми, тяжелыми. — Лепин сетовал, что директор не то говорит. А что бы вы, Лепин, хотели услышать? Что ваш патрон хороший человек, а мы все тут собравшиеся — бяки?
— Он такой же мой патрон, как и ваш, — буркнул Лепин.
— А вот и неправда. Нехорошо, Лепин. Вы шушукаетесь с ним, строите прожекты. Думаете, люди этого не замечают? Приятно вам будет, если за спиной у вас шушукаются? И наш уважаемый директор, Рафаэль Поликарпович, тоже попался на удочку Грекова. Почему, спрашивается, нам не объединиться с заводом бытовых машин? Штаты увеличат. Категорию заводу повысят. Люди будут-больше получать. И с планом будет полегче, все же продукция у них проще. Почему же не объединиться? Да потому, что это не нравится Грекову. Не хочется ему брать на себя лишние хлопоты. Ему плевать на государственные интересы!
Старостин стукнул кулаком по столу и вскочил. Никогда еще не видели парторга таким.
— Вы на меня, Георгий Леонидович, не стучите, — сказал Земцов. — Беспартийный я.
— Греков не имеет никакого отношения к этому вопросу, — заговорил Старостин, не обращая внимания на реплику Земцова. — А объединяться пока не следует, это верно. Рановато. Завод надо сделать первоклассным. Ясно? Чтобы не ночевать с двадцатого числа каждого месяца в цехе. Тогда можно будет выпускать и первоклассную бытовую технику. Это и есть государственный подход. Вы бы извинились перед директором, Земцов.
— За что? — оскалился Земцов. — За то, что посчитал Рафаэля Поликарповича приверженцем Грекова?
Смердов чуть ссутулился, незаметно нащупал пальцем левое подреберье и сильно нажал. Он давно подметил, что иногда так можно унять боль в боку.
— Всем роздал, Земцов, — Борискин, как обычно, говорил громко. — Борец за правду!
— Шкуру спасает! — сказал Алехин и прикрыл глаза.
Земцов медленно повернул голову и тут увидел
за Алехиным, но дальше, у самой двери, напряженную фигуру Сопреева.— Чем же я спасаю шкуру, Павел Егорович? Правдой? — произнес Земцов тише обычного.
— Бывает и так, Тихон Алексеевич. Правдой шкуру спасают. — Алехин не открывал глаз.
— Тебя, Тихон Алексеевич, голыми руками не сковырнешь, — будто невзначай заметил Борискин.
— Да уж, не сковырнешь, — хмуро согласился Земцов. — Я не Гмыря.
Порывом ветра раскачало форточку. Лишь сейчас все услышали ее слабое скрипение. После кончины начальника сбыта прошло не так много времени. И все помнили Гмырю. Досужие разговоры, накрученные вокруг этой истории, не затихали.
Лепин полуобернулся, обхватив руками спинку стула.
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что сказал. Именно после спора с вами и слег старик. Да и до этого его не оставляли в покое ни вы, ни ваш патрон. Никто вам этого не простит.
С коленей Ани Глизаровой сползла книга и с резким стуком упала. Аня вскочила.
— Неужели никого нет в этой комнате, кто бы прекратил это? — прошептала она. — Вы., вы плохой специалист. Теперь вы спекулируете на сострадании. Вы ведете себя подло, потому что вам нечего терять! Я… я ненавижу вас!
— Переживу. — Земцов растерялся. Он не ожидал этого.
Задевая стулья, спотыкаясь о чьи-то ноги, Глизарова торопливо выбежала из кабинета.
Земцов сел.
— Жарко у вас тут… — Председатель группы народного контроля принялся собирать бумаги. — Всего доброго, товарищи.
Люди расходились молча, избегая смотреть друг на друга. Неловко. Стыдно. Глупо…
Алехин поднялся и закинул пиджак через плечо. Он видел, как поднялся и Сопреев. Поравнялись.
— Слушай, Паша, а Кирпотин-то шустрит в бригаде Синькова. Как тебе это нравится? Что ты смотришь? Кирпотин у Синькова подхалтуривает, — говорил, будто всхлипывая, Сопреев.
Алехин молча шагнул в полумрак приемной.
Директор бесцельно перекладывал по столу бумаги — ждал, когда наконец освободится кабинет.
Кажется, все ушли. Он поднял голову и увидел в углу Всесвятского. В набитом людьми кабинете Всесвятский был как-то незаметен.
— Что, Игорь Афанасьевич? Никак, вы соснули?
На лысине Всесвятского поблескивал свет люстры.
— Почему вы не поддержали Грекова?
Смердов вслушался в голос Всесвятского. Подошел. Подтянул стул, сел. Достал сигарету и принялся тщательно разминать ее.
— Стар я становлюсь, Игорь Афанасьевич. Стар…
Глава четвертая
Над деревянной клетью на шесте висело объявление «ПРОДАЖА ЕЛОК». Очередь опоясывала клеть живым разноцветным шарфом. Елки были однобокие, с длинными голыми верхушками. Их никто не покупал. Ждали, что вот-вот подвезут другие.
Озябшие продавцы хлопали брезентовыми рукавицами и притоптывали.
— А вы, девушка, тут не стояли! — раздался раздраженный голос.