Завод
Шрифт:
— Кажется, до половины второго.
— Так я двину, шеф.
— Погоди. Разговор есть.
Синьков отложил ручку и крутанулся на своем вертящемся стуле.
— Вот что… Кирпотин-то хочет к нам в бригаду переходить. Просится. У него нелады с Сопреевым. Да и с отцом твоим, видно, не очень. Как ты считаешь?
Кирилл не сразу и понял, о чем идет речь. Кирпотин?! Один из асов завода. Человек с огромным опытом сборщика. Умелец. И вдруг под начальство Синькова? Конечно, Юра тоже не лыком шит, понятно. Но… Кирпотин?
Синьков догадывался, о чем думает Кирилл.
— Конечно, я не твой отец. И, честно говоря, боюсь подобного эксперимента. Но нам нужен
Кирилл, не мигая, смотрел на бригадира.
— А что, шеф? Может, фитиль хочешь вставить Павлу Алехину, а?
— Глупость. Кирпотин сам меня просил, — растерялся Синьков.
— Бери дядю Сашу. Я-то причем?
— Член бригады. Вместе работаем. Советуюсь.
— Ладно. Мое дело маленькое… Говоришь, до половины второго электрички ходят?
— Синьков крутанулся обратно к верстаку и достал с полки счеты.
Дуга вспышкой магния озарила лес и деревянный домик станции. И стало еще темней. Единственный фонарь источал неверный свет у края противоположной платформы, где притулилась билетная касса.
Кирилл хотел было спрыгнуть в снег, но его внимание привлекла одинокая фигура. Она расхаживала по освещенному бледному кругу, точно муравей, вокруг которого уложили веревочную преграду. Человек сильно прихрамывал. Кирилл сделал несколько шагов, всматриваясь. Сомнений быть не могло. Это он.
— Иван Николаевич! — в морозном воздухе голос прозвучал особенно чисто.
Человек остановился и, отстраняясь ладонью от падающего света, пытался разглядеть, кто его зовет…
— Куда это вы? — удивился старик Кириллу.
— К вам.
— Ко мне? Ну и ну. Не поздновато?
Теперь Кирилл увидел в тени у ограды чемодан.
— А вы вроде уезжаете?
— Уезжаю.
— Далеко?
— Далеко… Что-нибудь стряслось?
Старик согнул в спине свою высокую фигуру, точно, пытаясь разглядеть, что же стряслось с Кириллом.
— Хотел у вас… переночевать.
Они молча постояли в некоторой растерянности. Ветер качнул лампочку, и старик словно вспрыгнул на палубу круглой странной лодки. Он даже оперся рукой о столб, чтобы меньше болтало…
Объявился товарищ фронтовой. Письмо прислал. Мы с ним в одном дивизионе служили. Он — верхом, я — в полевом лазарете… Теперь директор конного завода на Алтае. Пишет — приезжай. Работы хватит. Лошади у него племенные… Вот я и решился. Ну ее, эту дачу, в самом деле… Вы на Алтае не были? Как там зимой?
— Прохладно, наверно, — Кириллу становилось грустно. — Не был я там.
— Не знаю. Взял шерстяное белье, но боюсь, озябну… Ничего, куплю там. Или одолжу временно, — успокаивал себя Иван Николаевич.
— А знаете, меня вызывали.
— Ну?
— Обошлось. Попеняли немного. Придраться-то не к чему, — и Кирилл рассказал все, стараясь не упустить и деталей. Старик слушал невнимательно. То и дело тревожно поглядывал в черную даль, откуда должна выползти электричка. Кирилла обидело это неожиданное равнодушие. Он так и не рассказал о том, как встретили его родители сообщение следователя. А хотел рассказать…
— Вы чего? — старик встрепенулся от внезапно наступившей тишины. — Все, что ли?
— Все.
— Обиделись?
— Я? С чего вы взяли? Каждый думает о себе… А вас что, не вызывали еще? Или когти рвете?
Старик взглянул на Кирилла серьезно и внимательно.
— Я сам был там, не дожидаясь. Несколько дней назад… Только я оказался им не нужен. Они знали, что я так, пустое место. Дутая фигура.
Вроде вас, Кирилл… Только моим родителям они ничего не сообщили по вполне понятной причине.Вдали блеснула и сразу погасла яркая звезда — фонарь электрички.
— Вот, Кирилл… Помните Остапа Бендера — граф Монте-Кристо из него не вышел. Из меня тоже. Ни мореплаватель, ни плотник. И, судя по всему, уже не выйдет. Да и кто мог получиться? Бегал за двумя зайцами. Из меня даже тотошник приличный не получился. Правда, на это были иные причины. Оно не хотело мириться, — Иван Николаевич похлопал ладонью по левой стороне груди. — Знаете, Кирилл, вот говорят: «Жизнь однообразна». Нет. Если ты занимаешься единственным необходимым тебе делом, нет. Однообразна она тогда, когда человек растерян. Радость в однозначности, в том, что ты нашел свою главную линию… Я боялся за вас, дружок. Искушения. Мишура. Соблазны… Мне хотелось, чтобы вы не повторяли моих ошибок. Я вошел в вашу жизнь со стороны. Чужим человеком. Чужеродным. И кто знает, как бы сложилась ваша судьба, если б мы не встретились? Кто я? Старый неудачник! А вот охватывает иной раз душу теплота и жажда добра. И нет в душе злости никакой. Оттого, что бывают мгновения, когда человек мудреет, как бы отстраняется от окружающего… Со стороны кажется — ну что общего между ними? Старик-неудачник, сомнительного образа жизни и — молодой человек, заводской парень. Что? Ну его к бесу совсем, старика. Лишний. Глаза мозолит… Но это только с поверхности так. А вглядеться — связь! Да еще какая связь… В молодости я очень был похож на вас, Кирилл. И внешне, и внутренне, как говорится. Только вот не встретился мне умудренный жизнью неудачник. А жаль… Люди ведь учатся не на добре. Добро проходит незаметно. Оно естественно, оно в природе. Ибо если в основе развития человека лежало зло, то давно бы все полетело в тартарары… Поэтому зло западает в память глубже, — Иван Николаевич продел верхнюю пуговицу в петлю, выпрямился. — Вот. Буду фельдшером на конном заводе…
— Так что же случилось между вами и братом?
— Кирюша! Разве объяснишь? Если вы ничего не поняли из моих рассуждений, то ничего не объяснишь. Бывают ситуации, когда нет четкости в отношениях. Да и к чему они? Важны результаты… Только беспомощный человек ищет четкость да ясность. Беспомощный человек думает так: ладно, жизнь у неудачника-старика сложна, согласен. Но я, по крайней мере, должен знать, в чем ее сложность. И тем самым он упрощает жизнь… Если б я знал, в чем ее сложность, я б, пожалуй, многого мог избежать…
Электричка притормозила у платформы.
Старик подхватил чемодан и протянул руку. Кирилл подался вперед и поцеловал старика в холодную колючую щеку.
— Пока, Иван Николаевич. Может, свидимся?
Старик растерянно замешкался…
— Слушайте, если вы хотите переночевать на даче, ключ в почтовом ящике.
Он в последнюю секунду вскочил в вагон. Дверь зашипела со змеиной стремительностью, столкнув в середине обе свои половинки. Вагон вздрогнул и заскользил вдоль платформы.
Глава пятая
Греков терпеливо ждал, пока секретарша рассмотрит себя в зеркало, подведет губы, разгладит пальцами брови. Она вела себя так, словно была одна в приемной.
Он чувствовал, как в нем закипает раздражение, а ведь, прежде чем нажать кнопку лифта, дал себе словно не нервничать.
— Ба, некто Греков? Здорово, друг!
Греков увидел Шатунова, одного из референтов министра, и обрадовался. Шатунов был отличным малым. Балагур, весельчак. И головастый к тому же.