Завтра ты умрешь

– Ну и пусть говорит с компаньонкой! – проворчала Ника. – Наташка проспится, позвонишь и…

– Валерия думает, что компаньонка – это ты! Мы же договорились не впутывать Наталью в это дело! Она хороша там, где нужен скандал, а тут пожарная сигнализация ни к чему. Говорю тебе – эта женщина чего-то боится!

– Отлично, будем бояться вместе! – проворчала Ника, внутренне сдаваясь. «В конце концов, – подумала она, – расследование начала я, Ярослав – только приглашенное лицо, так почему именно я должна вдруг сойти с дистанции? И потом, разве не из-за этого дела мне пришлось уйти из дома? Я заплатила слишком дорогую цену, чтобы все бросить!» Встревоженный ее молчанием сообщник деликатно осведомился, может ли он на нее рассчитывать?

– Если нет, я пойму, – вздохнул он. – Конечно, у тебя ребенок…

– При чем тут ребенок? – грубовато оборвала его Ника. – Я приеду. Куда и во сколько?

И, не слушая благодарностей, взяла ручку и блокнот.

* * *

Валерия запаздывала, и в ожидании ее прихода Ника успела сделать несколько кругов вокруг фонтана в сквере, где было назначено свидание. Ярослав уже оставил ее, вручив неизбежный диктофон и снабдив женщину инструкцией, как себя вести, и теперь она досадовала, что не спросила у него элементарной вещи – как узнать эту Валерию? Ника несколько раз набирала номер сообщника, но он был недоступен. Наконец она отказалась от надежды дозвониться, купила сыну мороженое и положилась во всем на судьбу. День был будний, время послеобеденное, и в обычно многолюдном сквере в начале Тверского бульвара и Большой Бронной было достаточно тихо. Ника поводила сына по гранитному парапету фонтана, купила ему воздушный шарик в виде нереалистично-фиолетового дельфина, всерьез задумалась над тем, не сбегать ли в «Макдоналдс» за каким-нибудь гамбургером – ни она, ни ребенок толком еще ничего не ели… Валерия все не шла, и Ника дала себе слово, что через пятнадцать минут закончит играть в разведчиков и самым банальным образом поведет ребенка обедать, когда за ее спиной раздался женский голос:

– Вы не Наталья?

Ника не собиралась реагировать, как всегда, когда считала, что обращаются не к ней, но вдруг вспомнила, что выступает в роли бывшей компаньонки Ксении, и обернулась. К ней обращалась женщина лет тридцати, высокая, очень худая, в брючном деловом костюме и массивных роговых очках – она вполне могла быть банковской служащей высшего звена, которой, по словам Ярослава, и являлась свидетельница.

– Да, это я. – Ника привлекла к себе сына, радуясь тому, что ребенок в таком нежном возрасте еще не может ее разоблачить. Вряд ли Алеша знал имя своей матери – для него, как и для всех двухлетних детей, мать была пока просто «мамой».

– Валерия. – Женщина подала узкую сухую руку и крепко, по-мужски, пожала неловко протянутые пальцы Ники. – Я не могла отлучиться из банка, совещание затянулось. Давайте куда-нибудь зайдем, смертельно хочется кофе.

Ника безропотно последовала за ней, увлекая за собой Алешку и фиолетового дельфина и твердя про себя заповеди, которыми снабдил ее Ярослав. «Это я звонила ей, извещая о смерти Ксении, похоронах и поминках. Было два разговора – потом она сама мне перезвонила. Валерия была только на похоронах, на поминки не пришла, поэтому «меня» в лицо не знает. В списке людей, которых надо было позвать, числилась первой, потому Наташа и запомнила ее, а еще потому, что с ней единственной случилось что-то вроде истерики – Валерия даже не смогла продолжать разговор, узнав о смерти Ксении. Служит в банке Банницкого, какая-то шишка, начальница отдела. Дала «мне» номер своего мобильного телефона и, по Наташиным словам, искренне переживала, плакала. И главное – только о ней и вспоминала Ксения, когда дело касалось ее прошлого, до болезни. Для женщины, полностью утратившей интерес к своему бывшему окружению, несколько раз упомянуть чье-то имя – значит, признаться, что этот человек многое для нее значил. Кажется, все. Главное – не проколоться, Ярослав говорит, она чего-то боится. Может, Банницкого? Какая она там ни начальница, а он все же выше».

Валерия привела ее в кофейню, расположенную на одном из нижних ярусов большого торгового центра. Женщина явно бывала здесь раньше и сделала заказ, почти не глядя в меню. Ника попросила принести сок для ребенка, чай для себя и несколько булочек.

– Мы не успели позавтракать, – извиняющимся тоном пояснила она, устраивая Алешку на слишком высоком для него стуле и привязывая воздушный шарик к спинке. Женщина с вежливой улыбкой кивнула:

– Знакомо. Я часто не успеваю и пообедать. Значит, это с вами я говорила тогда по телефону?

Ника кивнула, продолжая возиться с ребенком. Она очень боялась покраснеть. На столик подали их заказ, и это ее выручило. Она с преувеличенной заботливостью принялась кормить сына, поддерживая слишком тяжелый для него стакан и ломая сдобные булочки на мелкие куски. Валерия взялась за свой кофе.

– Следователь сказал, что я могу все, что захочу, рассказать вам. – Она со звоном, заставившим Нику вздрогнуть, положила ложечку на край блюдца. – Только сперва просветите меня – в чем состоит дело?

– Пока ни в чем. – Ника сидела как на иголках. – Просто расследуют ее смерть.

– И при этом начинают опрашивать ее старых знакомых? – Валерия поднесла чашку к губам и покачала головой. – Ведь она погибла на дороге, в автокатастрофе, вы сами говорили. Или следствию что-то кажется подозрительным?

Ника собралась с духом и кивнула. Сейчас ей предстояло пойти ва-банк, следуя указаниям Ярослава. «После этого Валерия либо сбежит, испугавшись неприятностей с Банницким, либо станет нашей союзницей. Но так думает он, а мне кажется, возможен и третий вариант. Она нам просто не поверит!» Валерия и в самом деле не производила впечатления женщины, готовой довериться первому встречному. Подтянутая, суховато-элегантная, с некрасивым нервным лицом и острым умным взглядом близко посаженных серых глаз, она выглядела и держалась как человек, знающий цену себе и другим. Откинувшись на спинку стула и расстегнув жакет, женщина мелкими глотками пила кофе, терпеливо ожидая ответа собеседницы. Судя по всему, держать паузу Валерия умела.

– По-настоящему в ее смерти ничего подозрительного нет, – нерешительно промолвила Ника. – Уснула за рулем из-за слишком большой дозы снотворного, машина…

– Я знаю, – остановила ее Валерия. – Она принимала лекарства, неважно себя чувствовала…

– Дело в том, что Ксения последние годы была не просто больна, а психически ненормальна и не должна была иметь доступа к управлению машиной, – выдохнула Ника и заставила себя взглянуть прямо в лицо собеседнице. – Михаил Юрьевич скрывал это, отсюда и его выдумка про Испанию… Он не хотел, чтобы все узнали… Даже на похоронах всей правды так и не сказал – только признался, что в Испанию она не уезжала, просто тяжело болела, была вынуждена жить в изоляции, ни с кем общаться не хотела… На самом-то деле все было куда печальней!

– Господи, – женщина сняла очки, беспощадно растерла салфеткой ненакрашенные глаза и взглянула на Нику усталым, полным горечи взглядом. – Еще и это! Хотя… Когда он признался нам во всем, мне показалось, что есть тут какая-то натяжка. Уж позвонить хоть разок она могла бы? Значит, вы с ней прожили все эти пять лет там, за городом?

Получив в ответ утвердительный кивок, Валерия прерывисто вздохнула и сказала, что это ужасно тяжело. Не сводя взгляда с ребенка, уминавшего булочку, вспомнила дочерей старой приятельницы и спросила, знают ли девочки правду о болезни матери?

– Я не в курсе. – Ника снова почувствовала под собой тонкий лед. – Меня ведь уволили сразу после поминок. Дети приехали – это все, что мне известно. И еще… Там живет какая-то женщина, похоже, Михаил Юрьевич женится на ней.

– Что ж, удивляться нечему, – довольно равнодушно восприняла новость та. – Если он так торопится, значит, все давно решено. Но чтобы Ксения сошла с ума! Вот этого я не понимаю…

Она подозвала официанта и обратилась к Нике:

– Давайте помянем ее. Чего вам взять?

Ника отказалась от алкоголя, и тогда Валерия заказала себе коньяк.

– Здесь отличное мороженое, разрешите, угощу вас и ребенка, – не дожидаясь ответа, она сделала заказ и отпустила официанта. – Ксения… Вы знаете, это последний человек из моего окружения, которого я назвала бы кандидатом в психически ненормальные!

Ника вспомнила, какое впечатление произвела хозяйка особняка на нее саму во время их первой встречи, и кивнула:

– Согласна! Трудно поверить.