Зазеркалье

Поежившись, я сунул замерзшие руки под мышки. Пальцы нащупали что-то плотное и квадратное во внутреннем кармане. Я вспомнил: это коробочки с лекарствами. За ними – стопка фотографий.

Достав несколько снимков, пролистал их ещё раз. Задержался на том, что был сделан в парке развлечений. С фотографии, щурясь от солнца, смотрела пятилетняя Алиса, одетая в черное платьице в желтый горошек. Одной рукой она держала Лидину ладонь, другой – огромную сладкую вату. Позади цвела сирень, а на скамейке лежал Заяц в рубашке с оторванной пуговицей.

– Лид.

– Да?

– Как думаешь, мы были хорошими родителями?

Лида обернулась и взглянула на меня, чуть нахмурив брови. Я вспомнил, что Алиса хмурилась так же.

– Конечно, – сказала жена. – Ты сомневаешься?

– Если мы всё делали правильно… Почему это произошло?

– Кот… – Лида опустилась и села рядом. – Ты же знаешь, в мире нет правил.

– Знаю.

– Тогда что тебя волнует?

Я посмотрел на фотографию. Провел пальцем по краю плотной глянцевой бумаги.

– Боюсь, ей там страшно одной. В доме, о котором ты говоришь. Знаю, звучит глупо, но я помню это ощущение. Почему-то именно сейчас вспомнил… В детстве отец часто брал меня на рыбалку. Мы садились в лодку, плыли по этой реке, – я махнул в сторону тёмной глади. – Отец ставил сети…

Я замолчал на секунду. Глянул на разложенные на пакете овощи и вспомнил, как мы с отцом так же обедали в лодке. Газетка на сиденье, а сверху хлеб, сало и соль.

– Мне нравилось рыбачить на удочку. Чтобы снасти не путались, отец высаживал меня на берег, а сам проплывал по заводям. Однажды он оставил меня на маленьком островке и не возвращался дольше обычного. Там был илистый берег, на том островке. И я зачем-то на него сунулся. Сапоги увязли. Чем больше я двигался, тем сильнее проваливался вглубь. В итоге застрял намертво – по колено в грязи. Начал звать отца. А он всё не появлялся. Я даже плеска вёсел не слышал. В какой-то момент стало страшно. Казалось, будто сейчас эта грязь засосёт меня, похоронит заживо, а отец так и не узнает, куда я делся.

Лида протянула бутылку. Я отказался.

– Потом стало ещё страшнее. В голову пришло, будто с отцом что-то случилось. Что лодка перевернулась, и он утонул. Но больше всего меня пугала другая мысль… Что на самом деле с отцом всё в порядке. Просто он меня бросил. Так же, как мать.

Лида провела пальцем по моей ладони. Тихо произнесла:

– Но ведь это не так.

– Да… Он вернулся. Но тогда я об этом не знал.

– Знал, мой хороший. В глубине души ты всегда знал. И Алиса знает, что ты к ней вернёшься.

Задумавшись на миг, жена улыбнулась.

– Тем более, наша дочь совсем не одна. С ней друг.

Я кивнул. Прикрыл глаза. Вспомнил ливень, барабанящий по чёрным зонтам. Лакированное дерево. Уснувшую Алису, а на её груди, среди цветов, мокрого Зайца в рубашке.

– Наша дочь – смелая, – сказала Лида. – Думаю, гораздо смелее, чем мы. И сейчас ей скорее весело без нашего присмотра, чем страшно. Она – хозяйка страны чудес. Не переживай, кот, Алиса ждёт нас без страха. Просто поверь мне. Я не стану обманывать.

– Верю…

– Но?

– Но откуда ты можешь знать точно?

Лида не ответила. Вместо этого она наклонилась и поцеловала меня в лоб. Её губы были горячие и сухие, а от волос пахло хвоёй и дымом.

Мы долго смотрели друг другу в глаза. Продолжали разговор, только уже без слов. В конце Лида опустила ресницы, а я кивнул. Вздохнув, мы вновь повернулись к костру.

– Что с картошкой?

– Думаю, готова, – ответил я, вороша палочкой угли. – Тебе хлеб пожарить нормально?

– Лучше дай выпить.

Я протянул жене бутылку, а сам разложил на пакете горячие и перепачканные в золе картофелины. Разрезал их пополам ножом. Посыпал солью. Рядом положил зеленый лук и остатки помидоров.

– Красота, – улыбнулась Лида, оценив наш походный ужин. – Меня, кстати, никто в детстве на рыбалку не брал. Может, поэтому я за тебя замуж и вышла. Ты же деревенский мальчик, а я всегда тянулась к природе.

– Хочешь, порыбачим завтра?

– Хочу.

– Значит, раздобуду удочки. И лодку, – я замолчал на секунду, вспомнив недавний разговор. – Хотя…

– Что «хотя»?

– Думаю, обойдёмся без лодки. Порыбачим с берега.

Лида опустила глаза, догадавшись, почему я изменил решение.

– Не переживай, кот, я не свалюсь за борт. И не напугаюсь отражения.

– И всё-таки…

– Как скажешь, – не стала спорить Лида. – С берега, так с берега. Где достанешь удочки?

– Спрошу у местных. Думаю, это не проблема.

– А ещё мы сходим за грибами. Сегодня этого так и не сделали, а я, между прочим, безумно хочу походить по лесу.

– Это в тебе кавказские корни проснулись.

– Что?

– Походить по лесу с ножом. Пару белых подрезать. Красота…

– Андрей, ты идиот, – засмеялась Лида и толкнула меня в плечо. – Ходячий мешок с предрассудками.

– Ну, во-первых, не мешок. А во-вторых, я деревенский мальчик. Забыла? Все деревенские мальчики полны предрассудков.

– Это тоже предрассудок.

– О чём и речь.

Лида улыбнулась, покачала головой и осторожно взяла картофелину. Подула на неё. Откусила.

– Вкусно?

– Шамая хушная хартошка у мыре.

– Ты не прожевала или это уже осетинский?

Лида снова засмеялась, прикрыв рот рукой. Затем посмотрела на меня. Её подбородок и губы были черны от золы.

Я улыбнулся.

– Какая ты у меня красавица. Хоть и ведьма.

– Ты тоже ничего, – сказала Лида, вытирая рот. – Хоть и мент.

– Эй, – в шутку обиделся я. – Никогда не был ментом. Вообще-то ты должна знать разницу.

Лида небрежно отмахнулась.

– Мент – это состояние души, а не цвет погон, – сказала она. – Всегда ментом был и останешься. Тебя хлебом не корми – дай покопаться в какой-нибудь грязи. На твоё счастье, я – городская девочка, у меня нет предрассудков, будто все вы – продажные сволочи. В конце концов, я ведь прожила с тобой двенадцать лет.

– А если б я брал?

– Тогда мы бы здесь не сидели, – улыбнулась Лида.

– Согласен… Возможно, мы бы сидели где-нибудь на берегу моря. В собственной вилле.

– Или в тюрьме.

– Или в тюрьме, – кивнул я.

Затем подумал и всё же сделал ещё глоток из бутылки. Поморщился. Достал очередную сигарету и прикурил. Лида придвинулась ближе и положила голову мне на плечо.

Мы молча смотрели, как прогорают дрова в костре – они светились угольками, белели и рассыпались в пепел. Пламя ослабло, и уже почти не освещало поляну. Ветер усилился. В воздухе пахло грозой. Я потерял счёт времени, а затем Лида вдруг приподнялась и будто к чему-то прислушалась.