Зазеркалье
Шрифт:
– Синька?
– Не, – покачал головой мужик. – Он не пил. Как узнал, что помрёт скоро, так бросил.
Я озадаченно глянул на хозяина двора.
– В смысле узнал?
– У него рак нашли.
– И давно?
– Года два назад. Как пришибленный ходил всё время. Потом ещё Варька его расшиблась, один остался. А позапрошлой осенью к нему этот хер жить заехал. Весь в чёрном, словно с тюрьмы сбежал.
– Тоже археолог?
– А хер знает. Может быть, и копали вместе раньше что. Я его краем глаза только видел. И то – со спины. Он у Валеркиного дома сидел, курил в одну харю и в лес куда-то
На другом конце посёлка зазвенели колокола. Пять часов. В местной церкви начиналась вечерняя служба. Повернув голову, я посмотрел поверх крыши избы, но храма отсюда не было видно, хоть и стоял он высоко – на холме у изгиба реки. Перекрестившись трижды, я опустил взгляд и глянул на хозяина двора. Тот словно и не услышал звона колоколов. Видимо, заработался. Или привык.
– Я вот как думаю, – сказал он. – Этот хер Валеру в могилу и свёл. Он его вылечить обещал. Вот, видать – долечил.
– Вылечить? От рака?
– Ага. Шарлатан, сука. У Валеры пил, жрал, а чтоб не выгнали, по ушам ездил, мол, знает, как смерть обмануть. А наш Валера – собачья душа. Ему пиздят, а он и верить рад.
Маятник под сердцем качнулся… Замер.
– А что именно говорил? Про смерть.
– Хех… Ты думаешь, я помню? Я с Валериных слов знаю только. Вроде травы искал какие-то. В лес вечно мотался. Как ни зайду, ни спрошу: «где этот»? Валера, мол, в роще. Вот и думай, че он в этой роще забыл?
Словно обертку с конфеты, мужик стянул шкуру с тушки. Отрезал кролику уши, сделал ещё пару движений. На веревках болталось худое, похожее на кошку-сфинкса, существо.
– Имя-то было у друга?
Хозяин двора задумался. Почесал нос основанием ладони, стараясь не перепачкаться кровью.
– Слушай, не помню. Вроде как-то звали… Только из головы вылетело.
– Ясно. А с телами что? Похоронили или как?
– Или как. Где их найдешь теперь в тайге.
– Говорят, что нашли.
– Кто говорит?
– Участковый, – соврал я.
– Да быть не может, – отмахнулся хозяин двора. – Ты, видать, чет путаешь. Если б нашли, я бы знал. Я с Юркой часто вижусь…
Мужик осекся. Скривил губы всего на мгновение, но я успел заметить это и усмехнулся. «Да здесь, похоже, вся деревня стучит. Хорошо работаешь, Юра. Матереешь».
Тем временем хозяин двора вскрыл кролю живот. Вытащил внутренности и бросил их в вольер. Другие кролики завизжали, подскочили к кишкам и с жадностью сожрали всё.
– Надо же, – удивился я. – Думал они больше по сену. Или по морковке.
– Им похер, – махнул мужик окровавленной рукой. – Звери.
Он снял освежеванную тушу с петель и занёс её в сени. Из дома вышла женщина лет пятидесяти с острыми, неприятными чертами лица. Она напомнила мне вахтершу, работавшую в подъезде девятиэтажки, в которой мы с Лидой жили в первые годы после свадьбы. Женщина коротко глянула на меня, что-то проворчала мужу, а затем забрала кролика и скрылась за белой шторкой в дверном проеме.
Мужик спустился с крыльца. Махнул ножом в сторону вольера.
– Ну что? Которого берёшь?
Я обернулся. Посмотрел за заборчик. В этот момент за спиной вновь зазвенели колокола. Громче и быстрее.
– Давай того, – показал я пальцем на белого зверька с чёрными глазами-бусинками.
– Семьсот, –
назвал цену мужик.– Пойдёт.
– Тебе свежевать?
Я промолчал.
Не дожидаясь моего ответа, мужик вновь нацепил перчатку. Схватил пушистого за уши, вытянул из вольера и пошёл к берёзе. Потом перехватил животное за задние лапы.
В отличие от предыдущего, этот кролик даже не дергался. Покорно висел в воздухе головой вниз и ждал своей участи.
Хозяин двора замахнулся дубинкой…
Далеко на холме с перезвоном били колокола.
***
Лида ткнула вилкой золотистый кусочек мяса. Макнула его в соус.
– Вкусно, – сказала она, чуть зажмурившись. – Чёрт. Это очень вкусно. Как же мне с тобой повезло, кот.
Я улыбнулся и приподнял бокал вина.
– Ешь, родная. Твоё здоровье.
Мясо получилось нежным и сочным, с хрустящей корочкой. На гарнир я отварил картофель и порезал его крупными дольками, посыпав зеленью. Вино купил какое было. Местный продуктовый выбором не баловал.
– Это немного сентиментально, – сказала Лида, кивнув в сторону дальнего угла гостиной. – Совсем на тебя не похоже.
Я пожал плечами. Затем проглотил таявший на языке кусок филе и ответил:
– Мне захотелось его спасти.
Лида медленно опустила ресницы в знак одобрения. Затем снова посмотрела в угол, где стояла картонная коробка, и невольно улыбнулась.
– Как его назовём?
– Черчилль.
– Почему Черчилль?
– Понятия не имею. Но его сородича звали Гитлер. Пусть этот будет Черчилль.
– Тогда Уинстон Черчилль, – уточнила Лида. – Солиднее звучит.
– Надеюсь, он не развяжет холодную войну.
– Главное, чтобы не выхлестал всё спиртное в холодильнике.
Я посмотрел на белоснежного кролика. Тот копошился на соломенной подстилке. Забившись в угол коробки, Уинстон Черчилль догрызал морковку.
– Твоё здоровье, премьер-министр, – поднял я бокал в честь спасенного зверя.
Лида засмеялась, а затем вернулась к еде.
– Господи, кот. Ты великолепен, – сказала она, прожевав очередной кусок куриного филе. – Вкуснее в жизни ничего не пробовала. Не понимаю, как у тебя получается.
– Наловчился, пока жил с одной ведьмой.
– Она так хорошо готовила?
– Отвратительно. Пришлось учиться самому.
Лида потянулась к ветке винограда. Оторвав одну виноградинку, кинула в меня.
– А что-нибудь ещё та ведьма делала плохо?
– М-м-м… Дай-ка подумать. Пожалуй, да. Делала.
– И что же?
– Плохо делала вид, будто ей нравится вино.
Лида засмеялась. Затем кивнула и сказала:
– Я боялась, мне придётся пить эту жижу весь вечер.
– Доставай анисовую. Она остыла.
Лида встала из-за стола. Забрала бокалы, вылила вино в раковину и тут же их ополоснула. Затем тщательно вытерла. Убрала на полку. Я улыбнулся, пока Лида не видела.
Это было так привычно, но именно сейчас её маниакальная тяга к чистоте казалась мне особенно милой. Каждое движение Лиды, каждый её полувзгляд – всё было таким родным. Вот она открывает холодильник и чуть наклоняет голову, рассматривая продукты на полках. Задумавшись, теребит пальцами мочку уха. Прикасается к новым серёжкам.