Зазеркалье
Шрифт:
Я не сдержал улыбки. Это было название песни, которую я включал Алисе, вместо колыбельной. Я провел пальцами по витиеватым буквам. Вспомнил, как дочь засыпала под звуки ксилофона, гитары и скрипки, свернувшись клубочком в постели, прижимая к груди лучшего друга – Зайца.
Была лишь одна мелодия, которую Алиса любила так же сильно и трепетно. Она заиграла, когда я поднял крышку. Маленькие молоточки, скрытые в сердце шкатулки, зазвенели хрусталём, словно симфония падающих с неба звёзд. Это была «F"ur Elise».
Под сердцем укололо. В тот вечер, в больнице, перед тем, как Алиса в последний раз закрыла глаза, я соврал ей. Сказал, что как только она проснётся, мы научимся играть
«Ты же сам говорил!»
«Точно, прости. Хорошо, что ты напомнила, Лисёнок».
«А ещё мы завтра поедем в зоопарк и будем смотреть слонов. Правда, мам?»
«Конечно. Кстати, у нас с папой есть секрет, только никому его не рассказывай. Договорились?»
«Какой секрет?»
«Если хорошенько представить слонов, они обязательно придут к тебе в сон. Просто нарисуй их мысленно, и они появятся».
«Пап, это правда?»
«Конечно».
«Тогда, извините, мне некогда. Я пошла смотреть. Спокойной ночи».
«Спокойной ночи, Лисёнок… Спи крепко и возвращайся к нам. Обязательно возвращайся…»
Она закрыла глаза, и я включил ей мелодию, которая играла теперь из сердца шкатулки. Короткую милую пьесу, которую мы так и не выучили на фортепиано. Нежную хрустальную пьесу, которую весь мир называл неправильно, и только мы втроём знали её настоящее название.
Она называлась «For Alice».
***
Шкатулка доиграла. В комнате стало тихо. Потом за спиной послышался шорох, я обернулся и увидел Лиду.
– С годовщиной, кот, – она наклонилась и шепнула мне на ухо: – нет ничего, кроме любви.
Я не знал, какими словами выразить нежность, которая вдруг захлестнула меня, закружила и сбила дыхание.
– Тшшш… – прикоснулась Лида к губам. – Можешь не говорить. Смотри, что тут есть.
Она провела пальцами по чёрной коробке, и, видимо, нажала на скрытую кнопку. Раздался щелчок, и дно шкатулки сначала приподнялось с тихим жужжанием, а затем повернулось, встав вертикально. Открылся потайной отсек. Там я нашёл фотографии.
– Лида… это…
Слова отказывались возвращаться. Чем дальше я перебирал снимки, тем сильнее чувствовал, как в груди что-то сжимается и натягивается, словно пружины в шкатулке.
Их было двенадцать. По снимку на каждый год.
На первом Лида стояла в белом платье на фоне барельефных стен. Она улыбалась и щурилась, глядя на меня снизу вверх. Я держал её вытянутую ладонь и выглядел чуть смущенным. Как сейчас помню: это всё из-за той дурацкой нитки, торчавшей из погона. Вырядить меня в китель было идеей Лиды. «Я выхожу замуж за офицера. Так что слышать ничего не хочу. Ты – мой следователь, и на церемонии будешь в форме». На снимке это было незаметно, но я хорошо помнил, как та нитка выбивала меня из колеи. Голубая, тонкая, она торчала из просвета погона. Я постоянно косился на плечо, и в какой-то момент даже хотел достать зажигалку, чтобы оплавить изъян прямо посреди регистрации. А потом, когда мы с Лидой обменялись кольцами и поцеловались, Лида опустила голову мне на плечо. Всё выглядело так, словно она хотела выразить свою нежность, но затем Лида отстранилась и коснулась пальцами губ, будто поправляя смазанную помаду. Жена подмигнула мне, показав украдкой мизинец. На нём была эта чёртова нитка. Я с трудом не рассмеялся, когда понял, насколько ловко Лида всё провернула.
На второй фотографии была дата. Седьмое декабря. Здесь я сидел в белом халате и держал на руках крохотный свёрток. Рядом на больничной кровати лежала Лида. Она спала. Даже на фотографии было заметно, что в теле жены совсем
не осталось сил. На шее выступали сосуды, рот был полуоткрыт, чёрные слипшиеся волосы беспорядочно разметались по наволочке.Третий снимок был сделан в Роще. На фоне желтых берез, высокого забора и старой, ещё не снесенной избы, что досталась Максу в наследство от отца. Позже на её месте и был построен этот дом, в котором мы теперь гостили. Я вспомнил, что фотографию делал Макс – на новенькую мыльницу «Sony». Вспомнил даже, как он шутил что-то непотребное, пока мы с Лидой сидели за двором на лавочке, и послушно смотрели в глазок фотоаппарата. На руках Лида держала Алису – в желтенькой курточке, вязаной шапке, красных сапожках… В отличие от нас, дочь не смотрела в камеру, а с интересом изучала соседа, который тоже попал в кадр. Старик Колебин стоял, облокотившись на забор палисадника, щурился от солнца и, улыбаясь, показывал Алисе пальцами «козу».
Я взял следующую фотографию…
И в этот момент кто-то громко постучал в дверь.
***
Я стоял на крыльце и растерянно осматривался по сторонам.
– Что случилось? – спросила Лида.
– Здесь никого нет.
Лида повела бровью и посмотрела таким взглядом, каким обычно награждают человека, выдавшего очевидную глупость.
– А кто, по-твоему, должен быть?
– Эм… Ну…
Я растерялся. По пустому двору гулял ветер, сбивая в кучи опавшие листья.
– Наверное, показалось, – пожал я плечами.
Закрыв дверь, я вернулся к шкатулке с фотографиями, как вдруг услышал во дворе шорох.
Кто-то опять постучал.
– Да что за…
Я подлетел к двери. Распахнул её и был готов обрушить на гостя тонну ругательств, но на крыльце вновь никого не оказалось.
– Кот, с тобой всё в порядке? – забеспокоилась Лида.
На мгновение я подумал, что это она подшучивает надо мной неведомым образом. Но чем дольше я глядел на жену, тем яснее видел её удивление. Лида не смотрела в сторону двери. Она смотрела на меня.
Я вдруг понял.
– Ты не слышала?
– Что?
– Стук в дверь.
– Что? – повторила Лида.
– Кто-то стучал.
– Андрей…
Я закивал собственным мыслям и стал ходить кругами по комнате.
– Кот! – окликнула Лида. – Всё в порядке?
– Там на улице… – я осёкся, потому что в дверь вновь начали ломиться. – Чёрт! Ты не слышишь?
Лида замотала головой, оглянулась, потом развела руками.
– Чего не слышу?!
– Кто-то стучит! Вот сейчас!
– Андрей…
– Да вот же!
Я распахнул дверь. Никого.
– Что за чёрт?! – выругался я и выскочил из дома.
Стал ходить по двору, заглядывая под каждый куст. Потом посмотрел на высокий забор, и внезапно догадался. Ну разумеется! Стучавший, наверняка, выскользнул на улицу!
За двором не было ни души. Я подумал, что схожу с ума. Оглядевшись, заметил около одного из домов велосипед – старенький, с красной облупившейся краской на раме. «Конечно! – воскликнул я в мыслях. – Никакие это не галлюцинации. Это ребятишки играются. «Стукалочку» сделали, да? Ну, сейчас найдём».
Вернувшись во двор, я начал осматривать дверь и выискивать нитку с привязанным к ней камнем, но, разумеется, никакой «стукалочки» не нашёл. Тогда я понял, что окончательно растерял смекалку, раз не могу сложить два простых факта: если бы стучали дети, Лида всё равно бы услышала.
Мысли запутались, переплелись. Без особой надежды я проверил сарай, баню и летнюю беседку. Потом зачем-то подошёл к заброшенному и заросшему крапивой колодцу и перегнулся через мшистые брёвна, чтобы убедиться, что там никто не прячется.