Зазеркальная империя. Гексалогия

«Надо будет сохранить, – подумал он, тщательно припрятывая смертоносный кусочек металла, сегодня обошедший его стороной. – Талисман сделаю…»

7

– Увы, мы не можем пока здесь, в Кабуле, иметь полноценный храм, – извиняющимся тоном прошептал кто-то над ухом у Александра. – Афганистан – магометанская страна, и ее владыка настроен очень резко к христианству в любом его проявлении. Но против небольшой церкви здесь, в посольстве, не возражает… Знаете, как у них это бывает? Если водку наливать из чайника…

– Имейте совесть, господин советник! – зашипел кто-то над другим ухом. – До конца службы минуты остались! Давайте не будем портить друг другу праздник…

– Нет, это вы…

Саша не вслушивался в перепалку за своей спиной, ловя последние слова рождественской службы, которую здесь, в зале посольства Российской Империи, тесноватом из-за десятков набившихся сюда людей – офицеров и чиновников, дам и мужчин, русских, армян, грузин, – вел молодой священник с едва-едва пробивающейся на румяном лице русой бородкой. Отец Михаил. Тот самый, с которым Бежецкий летел сюда одним рейсом.

– Аминь, – произнес священник и склонил голову.

Люди за Сашиной спиной облегченно задвигались, принялись переговариваться, самые нетерпеливые осторожно попятились к выходу… Совсем рядом были накрыты праздничные столы, и запах деликатесных яств доносился сюда, кощунственно перебивая аромат ладана. И поручик с раскаянием подумал, что христианская благость в его душе куда-то улетучивается, вытесняемая вполне земным. Мыслями о праздничном меню, например. Или о молодой стройной блондинке в нескольких шагах от него…

«Недалеко же вы, поручик, – явственно услышал он насмешливый дедушкин голос, – ушли от маленького Саши Бежецкого…»

И дедушка, как всегда, был прав…

– Поручик! – вывел молодого человека из задумчивости голос штабс-капитана Нефедова. – Вы намерены здесь простоять всю ночь? Религиозное рвение, конечно, похвально, но мы, люди служивые, как вам известно, Святым Синодом и повелением Государя освобождены от многих условностей. К тому же гости уже рассаживаются, и мы можем остаться не у дел.

– Да-да, – спохватился Александр. – Я уже иду…

Он перекрестился на лик Спасителя, сурово глядящий на него со стены импровизированного храма, и поспешил за облаченным в парадный мундир штабс-капитаном, весело раскланивающимся направо и налево со знакомыми. А в знакомых у него числилась, видимо, вся не слишком многочисленная русская колония в Кабуле. Без различия чинов и пола.

– О! Еланцев, какая встреча! – крепко пожал он руку облаченному в пехотный мундир шатену среднего роста с хитроватым улыбчивым лицом. – Какими судьбами? Ты же сослан в свой Кандагар навечно! Или господин Мещеряков ради Рождества Христова объявил амнистию?

– Примерно так, Сережа, – улыбнулся поручик так обаятельно, что Саша почувствовал к этому незнакомому человеку мгновенную симпатию. – Рота моя отличилась намедни, и старик смягчился. К тому же все равно скоро сменяться, и для нас сделали поблажку.

– Как там перевалы?

– Обычно, – пожал широкими плечами офицер. – Замело снегом, едва пробились. Хорошо попутная колонна на Кабул подвернулась. А то сидели бы до Нового года, если не до Крещения.

– Повезло… Вам, конечно, несменной команде.

– Это точно. А что это, скажи-ка мне, друг, за свежее лицо? – стрельнул быстрым глазом на Александра поручик. – Что-то не припомню…

– А-а-а! Прошу любить и жаловать: поручик Бежецкий Александр Павлович. Граф и вчерашний гвардеец. К нам сюда – за боевым опытом и романтикой. А это, Саша, легендарный наш Герман Еланцев – герой, сорвиголова и гроза дамского общества по обе стороны границы.

Саша вспомнил гуляющие в офицерском кругу анекдоты, центральным персонажем которых непременно являлся некий поручик Еланцев, и протянул руку, пожатую охотно, но не без некоторой вальяжности.

– Очень приятно, поручик.

– Взаимно, поручик.

– Ну, вот и познакомились, – приобнял обоих за плечи штабс-капитан и увлек к столам, за которыми действительно оставалось не так уж и много свободных мест. – А теперь не грех и скрепить сие дело бокальчиком чего-нибудь покрепче…

* * *

Офицеры все-таки немного опоздали, и мест рядом уже не оказалось. Только два напротив друг друга.

– Хм-м, – почесал в затылке Нефедов. – Кто где сядет, господа?

– Мне, в принципе, все равно, – улыбнулся Еланцев. – Я намерен сегодня в любом обществе отъесться за все недели сухого пайка и напиться до положения риз. А вы, поручик?

– Штабс-капитан, душка! – раздался с другого конца стола капризный женский голос. – Идемте к нам! Мы для вас заняли место.

– Момент, мадемуазель! – Нефедов глянул на товарищей, виновато развел руками и исчез.

– Видите, – поручик без всяких церемоний обошел стол, отодвинул стул и уселся, разворачивая белоснежную крахмальную салфетку. – Все решилось само собой, и даже жребий тянуть не пришлось. Садитесь, поручик, – в ногах правды нет.

Саше не оставалось ничего иного, как последовать примеру старшего товарища.

Едва он успел занять место (вокруг уже вовсю звенели бокалами, ножами и вилками), как хозяин праздника, его превосходительство посол Илья Георгиевич Думбадзе, поднялся на ноги, позвенел серебряной вилкой по хрустальному графину, призывая всех собравшихся к вниманию, и в наступившей тишине провозгласил тост за здравие Его Величества Государя Императора Петра Алексеевича. И стоило его голосу стихнуть, как слаженно скрипнули по паркету отодвинувшиеся стулья, присутствующие офицеры встали и выпили за Его Величество стоя. Вставший в едином порыве с остальными, растроганный Александр ощутил, как комок подкатил к горлу и увлажнились глаза, – никогда он еще не ощущал себя настолько органичной частью единого целого. А ледяная водка не обожгла, а согрела тело и душу…

Слева от Бежецкого сидела чопорная пожилая чета, кажется, даже не русская, если судить по тихим переговорам между собой по-французски, справа наворачивал за обе щеки салаты и закуски, словно боясь не успеть куда-то, тучный господин лет сорока. От еды он отрывался лишь для того, чтобы наполнить емкий бокал для шампанского водкой и осушить его, не поморщившись. Все окружающее его волновало мало.

Поручик Еланцев тоже мало интересовался окружающим, но привлекали его, вопреки собственному утверждению, отнюдь не закуски и напитки. Быстро опустошив несколько рюмок, он напропалую кокетничал с соседкой – некрасивой немолодой дамой, млеющей от его внимания и нервно похохатывающей при каждой шутке. Спутник этой дамы, напротив, был мрачен и методично напивался, практически не закусывая.