Здесь стреляют только в спину

– Быстро, быстро, – хрипел замыкающий Турченко.

Мы полезли на баррикаду. Сташевич споткнулся, я наехала на него, кто-то на меня – ревя и матерясь. Образовалась куча мала, из которой меня выдергивал Борька, остальные – сами. Уже виднелись шапки деревьев – до спасительного леса оставалось метров полтораста. Но пучеглазая кабина уже висела над обрывом, диким ревом покрывая наши матюги...

– Стреляйте! – срываясь на хрип, орал Сташевич.

Борька дико хохотал:

– Только били нас в рост из железных стрекоз!... – То ли крышу у парня снесло, то ли подбодрить хотел.

Турченко застрочил с колена из трофейного «калашникова». Отогнать хотел, как комара.

Но «комар» приближался. Он не щетинился автоматами, как предыдущий коротышка, – на наше счастье, он имел кабину закрытого типа, но народу в нем сидело хоть отбавляй.

Вертушка взмыла над обрывом, за ним последовала аналогичная. Обе уже висели у нас над головами, цепляясь винтами за небо, медленно снижались... Мы побежали к лесу. Вертолеты шли за нами вдоль расщелины. Им негде было сесть, а нам не хватало маневра от них отвязаться. До леса оставалось совсем немного: пятьдесят метров, сорок, тридцать... Внезапно одна из вертушек, задрав стабилизатор, ушла вперед, набрала высоту и зависла над ельником. Другая продолжала кружиться над головами, третируя нервную систему.

Глубокий смысл их маневра мы поняли позднее, когда вбежали в лес и, оттоптав метров сто, обнаружили под ногами бездну. Опять обрыв! Почти отвесные стены, опутанные кустами, спускаться можно только по канату, которого нет, да пусть и есть – вертолет уже барражировал над ущельем и пилот приветливо махал нам рукой. Напарник продолжал жужжать над нами.

Дробить отряд не стоило. Решали лихорадочно. На восток! Пока не обложили окончательно, держаться группой. Так веселее. Под аккомпанемент работающих моторов мы помчались вдоль оврага...

Для желающих похудеть этот кросс представлял бы интерес. Но мне-то куда?! Я худая как стремянка. Я вообще не понимала, зачем мы бежим – в любом случае вертолеты не отстанут. Они быстрее нас бегают. Но ужас остаться одной подстегивал: я хваталась за сердце, но упрямо двигала ногами, определив за ориентир расплывающуюся спину Сташевича. Закон вселенской пакости работал, как швейцарские часы: лес разредился, подлесок вовсе пропал. К всеобщему ужасу, заголубел просвет между деревьями – мы выбежали на поляну с клевером. За полянкой – покатая ложбина, за ложбиной – камни, маленький обрыв, опять камни. До противоположного леса (темного, но дальнего) метров двести с гаком.

Это был великолепный бросок. Даже люди с вертолета не успели оценить ситуацию. Мы бежали растянутой цепью – на рывок, из последних сил, вооруженные и очень злые. Пилоту надоело играть в догонялки. Сделав круг над открытым участком, он присмотрел полянку с цветочками и отправился к земле. Я мельком глянула и отвернулась – без меня сядет. Мы влетели в ельник, попадали на землю – отдышаться. Мир уже троился, тошнота рвалась наружу вместе с икотой. Это было НЕЧТО...

Впрочем, фактически это было НИЧТО.

– Наступают трудные времена, господа и дамы, – объявил Турченко, наблюдая из-за поваленного дерева за поляной. – Нас ожидает трогательная встреча с десантом. Если не убежим, конечно.

При слове «десант» в организме потекли какие-то подозрительные процессы. Такое ощущение, что дыхательные пути забивала монтажная пена.

Из вертолета высадились шестеро в черном. Бросаться в бой они пока не спешили. Пятеро переминались с ноги на ногу, шестой прохаживался перед строем и что-то говорил.

– Конечно, – продолжал Турченко, – проще всего бежать дальше. И скорее всего, убежим – эти парни на спринтеров не тянут. Но меня беспокоит отсутствие второго вертолета. Если они сбросят похожих парней восточнее – скажем, метрах в пятистах, то бег станет интереснее. Куда мы денемся между двумя оврагами? Они не спеша сомкнутся на нас и показательно положат...

– «И никто тебя не спросит, кого любил и скольких бросил», – заумно ввернул Борька.

– Я предлагаю принять бой... – Турченко неодобрительно покосился на Липкина. – Напасть первыми. Если от нас ожидают атаки, то в последнюю очередь.

«И чего это я тут делаю?» – подумала я.

– У меня «АКМ» и два полных магазина. И «стечкин» с обоймой.

– Я пуст, – сконфуженно признался Сташевич, – весь комплект зафиздячил. Вас же, олухов, спасал.

Борька отцепил от «Каштана» рожок, уныло взвесил на ладони, надавил большим пальцем на пружинку.

– Мало.

Невзгода покачала головой.

– Я палила в белый свет. И пистолет потеряла.

– Ах ты, умничка, – похвалил ее Борька. – Ну ничего, мы тебе новый купим.

– А у тебя как? – повернул ко мне бледные ланиты Турченко.

Я пожала плечами.

– Три раза стреляла. А вчера еще и в медведя...

– Да, учти на будущее, – строго сказал Борька, – в вареном виде мясо бурого медведя горькое и невкусное. Лучше всего его жарить или тушить. А потом можно и с лучком, и с майонезом...

– Очаровательно, – развел руками Сташевич. – Я дубину себе срублю. Иначе с чем в атаку пойдем?

– Когда я служил в несокрушимой и легендарной, мы на учениях однажды провернули интересную штуку, – задумчиво почесал переносицу Борька. – В итоге перехитрили условного противника и с боем взяли город Брест. Был у нас в роте непревзойденный мыслитель – старшина Фролов, чтоб он сдох...

– Подождите, – опомнилась я, – это спецназ. Они от вас мокрого места не оставят!

– Ну почему же, мокрое-то оставят, – возразил Сташевич.

– Никакой они не спецназ, – фыркнул Борька. – Орлята худо-бедно научились летать, но не вести боевые действия в условиях горно-лесистой местности. В овраге они вели себя убого. Кто не давал отсечь нас друг от друга и положить? Я не знаю, чего им надо от нас и кто они такие, но вояки из них никудышные. Вот мы – это спецназ. Верно, мужики?

– А то, – выпятил грудь Сташевич. – Покажите мне хоть одного настоящего поисковика, который не стоил бы двух спецназовцев.

– Эй, мужики, – негромко позвала Невзгода, отваливаясь от куста. – К нам тут посетители, давайте потом поговорим.

«Инструктаж» закончился. Неровная цепочка людей в черном перевалила через ложбинку и прогулочным шагом приближалась к лесу.

* * *

...Я не видела всех событий, я их просто представляла. Охотники испытывали нехватку в живой силе. От оврага до оврага – метров полтораста, а их всего шестеро. Они были вынуждены соблюдать огромные интервалы, чтобы охватить полосу прочесывания, а крайним определили траекторию практически по обрывам. Крайние и схлопотали первыми. Представляю, какое удовольствие получали Борька со Сташевичем, метая ножи из-под елочек. Перерезанные яремные вены не совмещались с жизнью. С криками и стонами они тоже не совмещались. Люди умирали беззвучно, в мучениях. Падали, вырывали из себя зазубренные лезвия и захлебывались в потоках крови... Как они дальше синхронизировали свое поведение, я не знаю. Возможно, визуально определяли положение очередного звена в цепи, а затем перекликались на языке зверей и птиц.