Здравствуй, племя младое, незнакомое!

Да, значит, брат, пришлось мне с дачей повременить... Вот тут и случилась у меня осечка... А дело было так... Поехала как-то Настя на какой-то литературный праздник, в командировку, материал об известном писателе ей надо было собрать... И что-то так ей не хотелось в этот раз ехать, как чувствовала, что нельзя меня оставлять одного в этот раз...

Мы за своим счастьем ведь часто не замечаем, как другие живут... А к тому времени бывшая моя жена, Санька, видать, поняла, что крепко обмишурилась, променяв меня на Симанского. А может, мое счастье ей глаза кололо... Да и сам Симанский часто жаловался мне, что Санька пристрастилась к спиртному. Детей у них не было, баба она пустая – вот и задурила... Звонит она мне в тот злосчастный вечер и говорит, посоветоваться, мол, с тобой хочу. Ладно, говорю, заходи, а вообще-то, нам с тобой лучше встретиться в каком-нибудь нейтральном месте, а то нехорошо получается, жена за порог, а я женщин принимаю наедине... А я, отвечает Санька, теперь бесполая, пока нового мужа не найду... Надо сказать, она всегда была баба наглая. Ладно, про себя думаю, губы не раскатывай, поговорим и выгоню пораньше.

Ну приходит она часов эдак в семь вечера... Шуба норковая нараспашку, платье на ней какое-то дорогое, красивое, очень ей к лицу... Она баба-то из себя видная, как фотомодель готовая... Русская красавица, одним словом... Глаза, значит, у нее развеселые, и сильно спиртным от нее разит... А сама смеется: «Знаю, что Настя в отъезде, Симанский сказал, он всегда все знает. Так бы не пришла...» А я ей говорю, чего, мол, «да не ты ли вместе со своим благоверным поди каждый месяц к нам шастаешь в гости?» «То, – говорит, – с Гришкой, а теперь я женщина одинокая. Подала я на развод, будем теперь имущество делить. Я вещи уже с неделю как к тетке вывезла... Будем квартиру делить, машину, дачу и... баста, своего куска басурману не отдам...»

«Зря, – говорю я ей, – подходящая вы с ним пара сапог... Далеко бы вместе пошли... Нет, – говорит, – не могу больше – с одной ноги мы сапоги, вот и обрыдло мне глядеть с ним в одну сторону... Ничего ему не уступлю, когда судиться будем...»

«Ну а ко мне что пришла? В адвокаты меня, что ли, прочишь?» – «Уезжаю я, Степа, к матери на Украину, поживу там, пока пыль от меня по Москве не уляжется... С тобой же проститься зашла... Давай посидим, как много лет назад...» «Да нет, – говорю, – Саня, как много лет назад не получится – другой я теперь». «Это и видно, что другой, сама вижу... Раньше-то ты был погостеприимнее...» «Черт с тобой, – думаю, – сиди». Накрыл стол, вино поставил, мне давно пора было ужинать. «Сейчас, – говорю, – за хлебом вот только сбегаю...» Пока я в магазин бегал, она еще больше нализалась, сидит веселенькая и закусывать не хочет... Магнитофон включила и все вокруг меня жар-птицей ходит... Потом на колени ко мне присела и умильно так говорит: «Это я по старой привычке, не спрашивая, можно ли, очень уж я по настоящему мужику соскучилась...»

Ну не стерпел я, не каменный ведь... Да и она, брат, очень уж хороша была собой, хоть дело шло к сороковнику... Ну а как дурь-то эта прошла, самому себе я противен стал: ни погладить, ни пожалеть ее, ничего не хотелось... Так, пустота одна... Хотел отвезти ее домой – не хочет...

«Ладно, говорю, – спи до утра... А утром я тебя на вокзал провожу...» Пошел я в кабинет, так мы с Настей комнату, где работать любим, называем. Постелил себе на диване... Не спится... Вышел на балкон, покурил... Не то чтоб я мучился из-за измены... Нет... Я это тогда и изменой-то не считал... Просто возле пустой бабы и сам как бы глупее становишься... Ну и заснул я где-то под утро... Просыпаюсь от тихих шагов, слышу кто-то в темноте идет по квартире. По тому как уверенно идет, понял – Настя...

«Ой, говорит, не хотела тебя будить так рано...» – а сама-то уже на шее у меня висит. Она меня обнимает, а я через ее плечо смотрю в комнату, где Санька спит... А там, брат, картина такая: одеяло с нее упало, и вся-то она лежит голая и так крепко стерва спит, что даже не пошевельнулась, когда Настя подошла и прикрыла ее одеялом... Я стал оправдываться, объяснять, но Настена говорит: «Знаешь, я вместо поезда самолетом летела, не спала и очень устала. Торопилась – хотелось к тебе пораньше попасть... Давай, расскажешь потом... что и как...» Ая, брат, уже по ее глазам вижу, что потрясло ее все увиденное... Дрожит, как осинка... «Это я с дороги озябла очень...» Пошел я на балкон покурить, вижу оттуда, Настя из ванной шмыг в нашу комнату и закрылась там. Да, брат, разошлись мы по комнатам. Глупейшая ситуация... Я попробовал два раза стучаться к Насте. Не ответила... Была еще мысль: растолкать Саньку и отвезти ее к чертовой матери из моего дома... Потом у меня совсем голова кругом пошла... Спать не могу... Оделся и вышел на улицу. У меня там лесок небольшой рядом. Четыре часа гулял... Возвращаюсь: дети уже в школу идут, собаки с хозяевами в лес потянулись на прогулку... Открываю дверь ключом, вхожу. В квартире пахнет вкусным кофе, музыка так тихонечко играет... Настя из кухни кофе зовет пить. Захожу в кухню – сидят обе. Санька одетая, на меня взглянула, как собака виноватая, и глаза вниз. Потом встала, попрощалась за руку с Настей; ко мне подходит и бочком к двери. Она – в дверь, а из двери мой шофер. Тут я вспомнил, что нынче должны мы важный договор заключить... А, думаю, гори все огнем, пока с Настеной не выясним отношений, никуда не поеду... Откладывается, говорю, Федя, наша поездка. Он плечами пожал: дело хозяйское. А Настя и говорит: «Не валяй дурака, Степан, раз обещал, надо ехать. Мне тоже сегодня в институт надо, я людей пригласила». И так это все натурально, брат, как будто у нас с ней ничего и не произошло этой ночью... Одни глаза выдают – видно, как в них думка тяжелая ворочается. Ладно, думаю, может, оно и лучше, к вечеру все само прояснится. Под горячую руку о таком не говорят...

Никогда не прощу себе, что уехал тогда... Ну, заключили мы этот проклятый договор, и я прямиком домой, даже звонить не стал. Дома, однако, тишина и никого нет. Я – к шкафам: смотрю на месте ли Настины вещички. Все на месте. Даже маленький саквояжик, с которым она из командировки приехала, – и тот стоит на месте. Ну, я немного успокоился и даже суп сварил к обеду. Сижу, жду... В пять часов звоню ей на работу. У нее есть там маленькая комнатенка с телефоном, одна она там сидит. К телефону никто не подходит. Я звоню секретарше: так, мол, и так, Анастасия Ивановна уже домой ушла? Да она, говорит секретарша, на час-то всего приходила, да и то с утра это было. А куда, спрашиваю, поехала, по каким делам? Очень срочно она мне нужна... А вы, говорит секретарша, директору нашему позвоните, Тарыкину, она к нему в кабинет заходила с утра. Тарыкин был на месте и обстоятельно рассказал мне, что Анастасия Ивановна была у него около часа и докладывала о командировке. Потом Тарыкин поинтересовался, не случилось ли чего, потому что голос у меня был взволнованный... «Да нет, – говорю, – пока все нормально...» Бросил я трубку и думаю, что же мне делать? Выкурил пачку сигарет, смотрю, а уже семь часов вечера. Я сел в машину и поехал к ее подруге, Тамаре, с которой я ее впервые встретил. Она к нам почти каждый Новый год приходила встречать, потому что была одинокая. И вообще, Настя с ней дружбы не теряла, и время от времени они с ней встречались, но не скажу, брат, чтоб очень часто – мы с Настей все больше любили быть вдвоем в свободное время. Приехал я к Тамаре и потому, как она на меня взглянула, сразу понял, что зря ехал. «Может, она к тетке поехала?» Тамара твердо покачала головой: «Даже если у вас что-то очень серьезное случилось, к тетке она не поедет ни за что. Вы уж мне поверьте».

Ладно, пришел я домой, взвиваюсь от каждого телефонного звонка... Но все не она... Мысли разные в голову лезут, одна хуже другой... Знаю ведь я, что все случившееся с нами для моей Настены большим горем показалось... А вдруг ей на улице стало плохо? А если попала под машину? Стал обзванивать все московские больницы... нигде такой нет... Утром, совсем измученный бессонной ночью и мыслями, позвонил в милицию и попросил помочь найти человека. Записали данные... На следующий день я не пошел на работу – все ждал у телефона и звонил, звонил сам... Наконец позвонили из милиции и предложили посмотреть молодую женщину, которую ночью привезли в морг... Сорвался как сумасшедший, думал, сам в дороге разобьюсь... Можешь представить, брат, что я пережил, когда вошел туда... Но это была не она...

С тех пор, брат, прошло уже полгода... Настена как в воду канула... А может, так оно и есть... А я пятый месяц на работу не хожу. Все сижу дома и пью... и Настену жду... Симанович рвется мою фирму к рукам прибрать, да мои хлопцы не дают... Они меня ждут и еще ищут Настю, даже подключили каких-то детективов. А меня они зря ждут... Мне теперь один черт... видеть никого не хочу и к себе никого не пускаю... Вот только за почтой хожу вниз... Слушай, подожди, не уходи, я сегодня на взводе – может, сиганем вместе, этаж у меня подходящий, десятый... Я ведь из храбрых, брат, в десантных служил...

Стой, это что за новость: кто-то в дверь звонит? С утра кого-то принесла нелегкая... Или у меня уже галлюцинации...

А... Федор... Зачем? Новости, говоришь для меня... Неплохие? Ты не шути, Федя... Для меня теперь только одна новость и может быть хорошей... Разыскали наши ребята, говоришь? Я сделал тебе больно, совсем задушил? Прости... Только не говори сразу, что нашли не среди живых... Ну, говори, говори же, скорей... Какая дочь? У меня дочь... Значит, скрыла, что была беременна, хотела сюрприз сделать в тот подлый вечер... попросилась сразу из роддома к нашим старикам... Заодно небось и за ними ухаживает. А они, стало быть, старые маразматики, держат ее в секрете от меня... Ну я им дам новую смету расходов, они позабудут как молодежь перевоспитывать, совки замшелые. На свою замшелую рожу поглядеть? Я, Федя, долго смотреть на нее не буду: пять минут – и я в форме. Давай выпьем по одной за нечаянную радость. Не пить, говоришь, а свечки за нечаянную радость ставить надо... Все сделаем, Федя, как надо... А пить мне действительно, сейчас ни к чему. Простил меня Господь, Федя, простил... Ну вот я и готов. Пошли скорей. Федор, ты только подумай, к такой скотине как я, счастье вернулось... Как это посмотрим? Ты так не шути, Федя, дружище... Зачем я плачу? Это я от радости... Ведь я от таких верных корешей хотел вниз головой с балкона... А выходит, жизнь продолжается, старик...

Владимир Федоров

ФЕДОРОВ Владимир Владимирович родился в 1965 году в г. Горьком (ныне – Нижний Новгород). Прозаик, драматург, автор нескольких книг прозы и стихов, лауреат еженедельника «Литературная Россия», редактор и издатель культурно-просветительского журнала «Балахна», член Союза писателей России. В 2001 г. вышла его книга «Пасынки января» (Балахна, Библиотека писательской артели «Литрос»).

КРЕЩЕНИЕ РУССКИМ «КЛОНДАЙКОМ»

... и падал не тот снег. Собственно, снег в декабре – дело привычное, однако один на другой не похож. Со стороны теперешний снег смотрится красиво, а для дел насущных был не кстати. Очень.

Деньги кончились, как говорится, еще «послевчера», а послезавтра намечался календарный переход с одного века в другой, даже в другое тысячелетие. Гадко было туда без денег попадать. Неуютно.

Осип Касаткин прожил более сорока пяти лет, собирался протянуть хотя бы еще половину от того иль другого, если получится. Он так размышлял... Жил-то вполне честно, к воровству не приученный, работал всю жизнь, по выражению последней бывшей жены, «как форменный дурак». Таких, как он, ценят особо в России, куражатся как хотят, чтоб затем выбросить как вещь ненужную, лишнюю. Так его с родной стройки и сократили, самым первым; воровал бы, как многие, – смог бы от мастера откупиться, да не случилось.