Здравствуй, племя младое, незнакомое!
Шрифт:
– Да мало ли их стреляют? Не первый – не последний. Пока есть что воровать, так и будут колошматить друг дружку. От жадности.
Андрей не отозвался, поскольку был согласен с женой; пробежавшись по всем каналам, выключил телевизор: ничего интересного не передавали. Он засмотрелся в щелку замерзшего окна... Задумался.
Убийство времени в России – это навроде хитрого вида спорта. Например, заныриваешь в самого себя, блуждаешь в нутряных глубинах, словно на подводной лодке, но ни в коем случае не поднимаешь перископа, чтобы не увидеть в себе такого, что может сильно расстроить или задеть... Будут стоять сотни дел, рушиться города, пойдет
Однако Андрей встряхнул головой и засобирался. Надя удивленно спросила:
– Ты куда это?
– Дрова в сарайку сложу. Сегодня идти некуда... В снегу поковыряюсь.
– Да ладно! Что им будет?... Лучше б отдохнул, – искренне пожалела Надежда.
Андрей покачал головой и вышел из дома... Конечно же, было лень, дрова лежали не на улице, украсть было невозможно, но сидеть просто так было еще тягостней.
Он управился довольно быстро и заметил для себя, что до конца зимы дров не хватит. Тут же решил, не откладывая заботу на потом, пополнить запасы.
Простому человеку все в своей жизни купить невозможно. Если за все платить, зарабатывать три жизни надо, кто ж столько времени отвалит?
Андрей поделился новостями с женой, взял три литра самогонки, пятьдесят рублей денег и отправился к дороге.
Через ближнюю автозаправку проходило немало машин с лесом, и местные жители дровами запасались просто: договаривались с шоферами, которые «теряли» у их домов пару-тройку бревен. Хоть времена стали другими, но не все подвергалось учету. Рабочего человека обсчитывали все кому не лень, и он платил тем же.
Андрею сразу попалась огнинская машина. Парень оказался сговорчивый, легко «потерял» у их дома пяток добрых бревен, да не отказался зайти чайком согреться.
За столом, само-собой, разговорились.
– Мэра-то вашего стрельнули, говорят.
– Ага! Ночью в гараже... Е-мое, он сам напрашивался! Все так и думали. Он с братом двоюродным почти весь город приватизировал! К нему в кабинет зайти, знаешь, сколько стоило? Тысячу рублей!
– Вот живут, а?
– Это че! Если коммерсант какое дело открывал, так по-любому должен был тысячу долларов прислать! Это если дело маленькое, а если что большое, так там вообще дурные деньги крутились!
– И как не боятся? – со вздохом спросила у шофера Надя. Парень грустно усмехнулся:
– А че им бояться? Хоть вчера, хоть сегодня – хозяева жизни. Месяц назад братан его в ресторане из пистолета стрелял... Чуть официанта не убил! И что?... Его даже не арестовали! Пистолета, говорят, не нашли. Ты бы из пистолета в ресторане пострелял, у тебя бы нашли?
Андрей задумался, но за него ответила Наежда:
– У него бы сразу два пистолета нашли и танк в кустах!
Они рассмеялись, и парень засобирался в дорогу.
В Огнинске покойный мэр передушил всех коммерсантов, там в районе хороших лесов было много, а вся деревообработка развалилась – никому не давали работать. Огнинский мэр считал, что только он должен жить, а другие – перебьются!
... пожил недолго.
Огнинские ребята, конечно, выкручивались, промышляли деревом на вывоз, по-партизански, благо, администрация придавила местную милицию, которая в отместку плюнула на все и смотрела сквозь пальцы на вереницы машин с лесом, разлетающиеся из области. Купцы совесть имели и по-тихой помогали
ментам, подбрасывая то бензина для служебных машин, то продуктов семьям. Жили, как могли, но, видно, слюной плевать в спину кто-то устал и плюнул свинцом, да в лоб попал! Когда шофер ушел, Андрей неожиданно спросил жену:– А как думаешь, наш долго продержится?
– Где?
– Ну, нашего мэра когда примочат? Он же как огнинский, не лучше! У нас вон какие коммерсанты есть! Может, скинутся да наймут убийцу.
Надька перекрестилась.
– Бог с тобой! Ты-то куда? Ты в их деньги не играешь – живи и не лезь!
Андрей отмахнулся:
– Да я так... Считай: у мэра два раза дачу жгли, у племянника машину прошлым летом спалили... Совсем новую! Сколько им осталось?
Надя махнула рукой:
– Типун тебе на язык! Судить не нам. Пусть живут, как живут. Все одно отвечать придется... Господь за все спросит.
Андрей оделся, чтобы идти к свежим дровам, но напоследок заметил:
– Он-то спросит, да мы не увидим. Огнинский людей колбасил – с него на глазах у людей спросили! Справедливо.
Надя не отозвалась, вспомнила двоюродного дядьку, про которого мать все говорила... Он с войны вернулся весь израненный, контуженный, слегка мозгами двинулся, стал за правду бороться, за что сидел два раза. Потом его в больницу психическую упрятали, где он от сердечной болезни умер. Хотел начальство заставить жить по-ленински! Так что? Заставил? Семью свою по миру пустил... Сам пропал.
Она за Андрейку не боялась – он таким не был, но уж больно впечатлялся от всякой ерунды. Убили мэра огнинского, ну и что? Человека-то жалко, но... Если слухам верить, совсем без совести жил! Как это так: в кабинет войти – тыща рублей! Это что? Как бы к ней за червонец на кухню заходили, она бы горя не знала! Хотя этого не надо: деньги должны быть простыми, пресными, а не солеными от слез.
Надя поставила тесто к печи приспевать, включила телевизор и стала скакать от сериала к сериалу, старательно отслеживая судьбы латиноамериканских героев. Она, конечно, все понимала, но лучшая сказка для женщины – сказка про Золушку, даже если муж у нее хороший, а в доме тепло и сыто.
Андрей взялся за распилку бревен, у него имелась электропила: маленький, но мощный движок, пристроенный к когда-то бензиновой «Дружбе», самодельный трансформатор... Само-собой, какой же дурак такую машину станет подключать через счетчик? Подключались мимо него цепами-»крокодильчиками», без наглости, осторожно и тихо. Одна была печаль: приходилось всякий раз выглядывать на дорогу, когда в начале улицы слышался машинный гул, – контролеры с электросетей периодически совершали объезды предместья и прихватывали зазевавшихся мужиков... Штрафовали, наказывали, но народ рисковал ради экономии и по-привычке.
Сосновая плоть разваливалась легко и ровно. Андрей между тем думал: такой бы лес да в сушилку, да потом с него хоть рамы, хоть мебель! И жалко – и дров надо. Был бы он коммерсантом! Не был бы. Люди после армии учиться шли, а он – сразу работать. Мать болела, а аттестат за восемь классов был не очень. Хотя, что ему? Не всем же в начальстве быть! Если все станут командовать, кто работать будет? Платили бы на заводе, он бы не ушел, как-никак слесарь шестого разряда. А кому это надо? Директор за год две машины сменил, а он новые колеса к велосипеду справить не может. Да пошли они! Перетрутся, перегрызутся, как пауки в банке! Что их жалеть? Они людей совсем не жалеют! Да пошли они!