Здравствуй, племя младое, незнакомое!
Шрифт:
Приучетился на бирже труда, да сколь ни выходила нужда в работниках, не попадал он в счастливцы: как узнавали, что ему не тридцать пять и даже не сорок, так и отказывали по вполне приличным причинам, но сквозило от них одно – старый больно. Осип даже чаще стал в зеркало себя оглядывать, к бабенкам шальным захаживал силушку проверять – все было крепко... Да не брали. Приходилось перебиваться по-разному: то грузить, то подсоблять в работах соседям или еще что. Большой прибыли эти дела не приносили: лишь на хлеб да табак.
Так бы и бедовал Осип смиренно, но повстречал старого товарища Кольку Блаженцова и от него узнал, что умные люди уж лет
Немало порассказал Колька товарищу, и выходило с того, что чем дома сидеть оказии с биржи ждать, лучше потрудиться для себя. Тут-то и услышал Касаткин это слово: «Клондайк»... Блаженцов так и сказал:
– Завтра подходи к восьмичасовой электричке. Рванем на Клондайк, хапнем по сотне на Новый год!
Такая перспектива – «хапнуть по сотне» – как говорится, Осипа «грела». О тыщах бешеных и не мечталось, однако как же в Новый год оказаться без бутылешки какой да не выпить за наисветлейшее грядущее? Касаткин вполне искренне, без игры, поблагодарил приятеля и назавтра был готов к «боям». Наработавшись по-разному-всякому, Осип смекнул, что труды предстоят земляные, а в сочетании с морозцем потребуют надежного инструмента. К электричке Касаткин вышел вполне экипированным: в подбитой ватином робе, подкаснике, с ломиком и острющей саперной лопаткой на длинной рукояти. На древке... Не любил он этого понятия! На рукояти, к рукам крепко приноровленной.
Блаженцова еще не было, и Осип закурил, не без интереса оглядев замороженную с ночи платформу...
... осадки фонарного света скупо сыпались с одинокого столба аккурат перед перронным закутком. Тут когда-то была касса, но после трех разбойных нападений «билетерку» закрыли, справедливо решив не экономить на десятке случайных пассажиров. Этим стали пользоваться «металлисты» – их к электричке собиралось с городка человек с пятьдесят. Касаткин даже встревожился, обнаружив такое число конкурентов, однако сзади послышался голос Кольки:
– Не бзди, Ося! Моторный завод в то болото лет тридцать отходы вбивал... Еще копать – не перекопать! Всем хватит.
Осип поздоровался и поинтересовался:
– Так народу много... Уместимся?
Блаженцов прикурил от его сигареты и объяснил:
– Там болото – с километр! Народу в иной день наезжает – только транспарантов не хватает!
– Кого?
– Да лозунгов! Помнишь? Мир, труд, май... Июнь – июль – август... Демонстрация форменная! Чай, там деньги живые дают! Сечешь?
Осип понятливо закивал головой и вслед за приятелем полез в вагон подошедшей электрички.
Там уже было немало по-рабочему одетых людей, заботливо держащих в руках ломы, лопаты да точеные пешенки.
В Домоконцево электричка доставила людей под самый свет. Не-ет, – светло было уже вполне, но настоящее солнце, по-зимнему нехотя, только выбиралось из-за горизонта, словно осторожничая.
На перрон вырвалась дышащая паром и смолящая сигаретными дымами толпа. Электричка быстро ушла дальше, а люди остались. Осип прикинул: никак не меньше ста человек выходило. Колька дернул его за рукав:
– Самогонку будешь?
Касаткин пожал плечами: он собирался работать, и вопрос застал
его врасплох. Приятель потянул его к краю платформы, где уже стояла очередь к дородной бабе, обзавернутой во множество пуховых платков. Она малиновой от морозца рукой хватала приходящие деньги, а другой рукой в лохматой рукавице выдавала нужные порции самогонки. Торговля шла более чем бойко. Было недорого.Блаженцов взял мутную «поллитру» и подмигнул Осипу: «Сервис!» Осип заметил, что у товарки можно было за совершенные копейки к кондовому пойлу прикупить нехитрые бутербродики и соленых огурчиков. Это его почему-то развеселило, хотя выпить отказался. Он мог что-то одно: или пить – или работать.
К месту шли недолго, и оно появилось перед глазами как-то неожиданно.
Где-то в нескольких километрах от болот и перелесков светились окраины поволжского городишка, известного в узких кругах своим как бы засекреченным заводишком. И все это пространство напоминало киношный аэродром после налета вражеской авиации, оно все было измечено воронками-ямами всевозможных форм, глубин, размеров...
Осип даже остановился. Колька тоже встал, сплюнул в снег и пояснил:
– Клондайк... Он самый... Тут не Бразилия – алмазов не найдешь, золотишко тоже не попадалось, а вот алюминий, медяшки – встречаются. Тут отходы с литейки заводской... Грязновато, конечно, но ежели кушать хочешь – переживешь.
Блаженцов пошел дальше, а Осип, что-то задумавшись, поотстал. Откуда-то из-под насыпи к нему выползли два совершенно похмельных мужика.
– На Клондайк?
– Ну... А что? – простодушно ответил Касаткин. Один из мужичков достал из кармана кнопочный ножик и, поигрывая им в режиме открой-закрой, «постановил»:
– Значит, десяточка с тебя, корешок.
Осип дураков не боялся с детства, спокойно перехватив ломик для удобства удара, предложил:
– Поди, возьми!
Мужики такого поворота событий явно не ожидали, к тому же сзади послышался вопль вернувшегося Кольки:
– Ося, вали того, кто с ножом! Другого я прибью! Давай!
Касаткин сноровисто взмахнул ломиком, но мужички резво бросились наутек, а если точнее, сиганули с насыпи и полетели в овраг, кувыркаясь, как куклы, да поойкивая при ударах о землю.
Блаженцов хохотнул:
– Щастливо приземлиться! – потом потянул Осипа за собой, тоже вниз, но на другую сторону, по тропинке.
– Это они одиноких лохов ловят. Шнурки известные... Их уж и били раз пять, раза два чуть не до смерти, а им все мало... Прибьет кто-нибудь... Пошли.
Касаткин не успел ни испугаться, ни удивиться – в сущности, этот эпизод получился вроде как естественным пунктиком дороги на «Клондайк».
На само болото не пошли. Блаженцов отсоветовал, объяснив, что там с полметра вода и копать дюже неудобно. Расположились на пригорке у березок. По-первой Осип взял кем-то уже начатую, но брошенную яму. Дело оказалось простым: алюминиевые отходы от долгой лежки в земле как бы окислялись, грунт вокруг них оббеливался, точно указывая их наличие. С медью было еще проще – она хоть и попадалась значительно реже, но ее определяло щедрое озеленение. Рывший яму до него, видимо, старался мало, или был худоват на силу. Осип, пробив ломиком с полметра мерзлой земли, добрался до податливого лопате грунта и очень скоро стал то и дело сбрасывать в котомку алюминиевые отливки, а в припасенный по совету Блаженцова пакет – всяческие медяшки: проводки, трубочки, плашечки. Медь откладывалась, ее было выгодней сдавать в городе, у базара.