Зебра

Песок

Резкий поворот руля. Визг тормозов шести потоков машин. Перестроение резко вправо, к краю обочины, с экстренным торможением, когда машину невозможно удержать ровно и она виляет, тормозя из стороны в сторону, рискуя уйти в неуправляемый занос.

Все. Машина остановилась. Ручник резко вверх – давняя привычка. Смотреть на тормозивших паникеров в шести полосах нет времени, у них все в порядке. Я умею делать такие перестроения безопасно для окружающих.

Забыв про то, что музыка орет, разрывая колонки, взял в руки телефон и обеими руками стал бешено, опережая себя и делая ошибки, писать строки, которые нельзя упустить. Сколько уже было таких, упущенных навсегда и безвозвратно. Потому что не было возможности записать или думал, что запомню.

Нет, не запоминал, утеряно навсегда, как горячий песок пляжа, где проводишь короткий отпуск, приехав из серых дней зимы, просачивается сквозь пальцы рук, оставляя только пыль или песчинки в ладонях. Как упущенный по недоразумению и медлительности шанс – уходит, уезжает, уплывает, испаряется.

Как волны океана теряют свою силу, встречаясь с песком или скалами, разбиваясь в стаи брызг или уходя плавно в песчаный берег. Зачерпнешь его – а в руках не вода, а уже только мокрый песок.

Вот они. Слова, строки и даже страницы. Появляются, оставляя на белом фоне следы твоей черной крови, как и любого, кто когда-либо писал о том, что дорого, что важно, что и есть жизнь и свобода, истинная и настоящая. Свобода, когда не надо знать, что примут или поймут, когда говоришь и пишешь только то, что думаешь и что хочешь сказать, когда веришь, что тот, кто сможет, тот поймет, а кто захочет, тот прочитает и не раз.

Лучше не останавливаться. Уже так было: напишешь часть и придется вспоминать, что хотел сказать. Нет, напишу сейчас, напишу все, а потом исправлю только ошибки. Кто-то говорил это раньше, что надо делать только то, что нравится и никогда не упускать тот самый случай, никогда.

Тот самый шанс, тех людей и те моменты, которые никогда не вернутся. Те часы, минуты и секунды, ради которых мы и живем. Но это должны быть именно те, да, самые важные, настоящие люди, дни, часы, секунды и подлинные, настоящие чувства.

Так и сейчас: надо написать все и сразу.

Да, вот эти самые строки…

Башни

Уснувший ненадолго Роллс-Ройс на пустынной парковке, продуваемой нещадно ветром между башнями Сити. Бабушка в платке и с хозяйственной сумкой на двух колесах сидит на мраморном парапете. Как из прошлого, давнего прошлого. И только смартфон в ее руках, в котором она пытается что-то увидеть и что-то написать, говорит о том, что мы во втором десятилетии третьей тысячи лет современного летоисчисления.

Рядом со мной стоит мой коллега и говорит о важности закончившейся только что встречи. Я слышу все, как вдалеке, но вижу все очень ясно и отчетливо. Красиво и размеренно лето уходит в осень последними днями августа. Суббота. Все отдыхают. Мы работаем. Так надо. Для денег, для прибыли, для компании.

– Отличная встреча. Очень продуктивно поработали.

– Да, согласен. До понедельника, – пожимаю коллеге руку, прощаясь до дня, который наступит послезавтра.

Ветер. Бабушка со смартфоном. Небоскребы, сжимающие небо до маленького квадрата там, наверху. Коллега, уходящий куда-то вдаль. Нежаркое солнце позднего августа, освещающее неровными кусками асфальт и стены, прорываясь сквозь тень от железобетонных, одетых в стекло исполинов. Еще одно фото, которое ляжет в память цветным снимком, оставшимся навсегда в глубинах памяти.

Пешком через торговый центр к подземной парковке, где ждет машина, чтобы увезти меня от стихшего на летние выходные города, стремящегося всем своим видом показать, что он не нагромождение камней, асфальта и проводов, душный и тяжелый для дыхания, скучный и некрасивый, вечно перестраиваемый и поглощающий силы, деньги, энергию, часы, минуты и годы жизни населяющих его людей.

Увезти меня далеко, туда, где тихо шелестят листья деревьев, вместо асфальта – трава, солнцу не надо пробиваться через преграды и стены, а неба так много, что оно везде, в какую сторону ни посмотри.

Остаток этого дня и потом еще один день в тихом и спокойном месте, а потом снова устремиться вместе с огромным потоком машин, похожим на стадо железных четырехколесных существ, стремящихся к водопою, но не насыщающему, а отнимающему и забирающему все, что накоплено.

Туда, где в центре стоят холодные зеркальным стеклом своих стен и надменные недосягаемостью своей высоты сонные башни.

Бизнес-ланч

Они сидели в ресторане. Четверо. Обедали и говорили.

Трое встречались с девушками, которые были близки с ними из-за небольших и редких, но денег. Выбор у девушек тоже был, но… Им было это удобно и… Так совпало.

У троих после второго блюда обязательным был сок из сельдерея и еще чего-то повышающего. Вяло обсудив курс доллара, нефть и азиатские рынки, трое стали обсуждать своих, как они думали, женщин. Маленькую грудь одной. Странные повадки другой. У третьей был обнаружен некий недостаток в фигуре и… это уже не важно, какой. По их общему мнению, он был…

Ну, так принято. У них, у троих.

Им нравились женщины, с которыми они редко бывали близки, но говорить об этом в их компании было не принято, и это противоречило образу мачо.

Так… Заведено…

Они очень хотели, чтобы женщины их любили, и думали, что так оно и есть, но…

Их не любили.

Им очень хотелось, чтобы женщин в их жизни было больше…

Но у каждого была на тот момент только одна, хотя декларировалось иное…

Каждому хотелось подругу другого… Но им это было не по силам.

Так они убеждали себя, что они самцы.

Четвертый молчал и пил свой томатный сок. Говорят, томатный сок снижает давление.

Он вспоминал трех и думал о четвёртой, которую все считали неприступной.

Он увидит ее вечером. Сегодня. И завтра. У себя дома.

Ему не казалась маленькой грудь первой.

Вторая никогда не устраивала ему истерик.

У третьей, по его мнению, была безупречная фигура.

Троим в ресторане он об этом не скажет…

Я не ЗНАЮ