Zeitgeist

– Ближе к делу, Тим. За что нам такая честь?

– Мне позвонила Бетси. Мы поговорили до душам.

– Так... – Старлиц обдумал услышанное и обнаружил некий смысл. Возможно, дела были не так уж плохи. – Чем именно мы можем быть тебе полезны, Тим?

– Будучи богом из машины по профессии и по природной склонности, – заговорил Тим, – я, кажется, могу помочь вам выпутаться. Я заглянул в свои базы данных и нащупал основные параметры проблемы. Дано: разгулявшийся турецкий супершпион, возомнивший, будто двадцать первый век будет турецким, и строящий из себя образцового культурного героя. Следите за мыслью?

– Следим.

– Этого мы допустить не можем. Это идет вразрез с тенденцией глобализации в главном повествовании. Все равно как если бы блуждающая подпрограмма подавила главные циклы обработки данных. Сейчас, когда НАТО демонизирует Милошевича, мы не можем тратить время и силы на какие-то турецкие выверты. Если эта периферийная ветвь попадет на Си-эн-эн, будет испорчено самое лучшее представление НАТО.

– О чем вам толкует эта мерзкая темная сила? – нервно спросил Виктор.

– Кажется, он вербует нас в отряд прикрытия, – отозвался Старлиц.

– Правильно, – сказал Тим. – Вам вообще не нужно было встревать в такие тонкие государственные дела. Теперь, когда вы влипли, в повествовании для вас осталась всего одна законная роль. Управление последствиями.

– То есть мы – плебеи, наше дело – подобрать за Озбеем отходы, – перевел Старлиц.

Виктор помрачнел. Было видно, что этого он и ждал.

– Вам придется убрать все следы и улики, – твердо произнес Тим. – Судя по спутниковой съемке, у местных жителей есть тракторы с навесным оборудованием. Скажите им, что вас прислал Озбей, позаимствуйте их технику и заройте все и всех. Потом подожгите здание.

– Как быть с вертолетом?

– Пусть местные снимут с него лопасти и элероны. Из фюзеляжа выйдет славная закусочная с шиш-кебаб.

– Столько возни! – проворчал Старлиц. – Что, если я откажусь?

Телефон зловеще смолк. Через некоторое время Тим проговорил:

– Насколько я понимаю, Старлиц, ты не очень любишь видеокамеры.

– При чем тут это? – насторожился Старлиц.

– Как ты отнесешься к тому, что сверхчувствительная орбитальная камера стоимостью в сорок восемь миллионов долларов, рассылающая кадры по всему миру, сфокусируется лично на тебе?

– Только не это! – быстро ответил Старлиц.

– Ты превратишься в щепотку сажи, приятель. Тебя развеет легким ветерком, как в мультиках Industrial Light and Magic [92] .

– Я все понял, Тим, и все сделаю.

– Вот это другое дело.

– Он нам заплатит? – с надеждой спросил Виктор.

– Nyet! – рявкнул Старлиц по-русски.

– Вот дерьмо! Так я и знал.

Неприятное присутствие Тима стало действовать Старлицу на нервы. Ему не терпелось покончить с тематическим беспорядком, вернуться в предсказуемый мир, перестать решать глобальные проблемы.

92

Industrial Light and Magic – одна из фирм Джорджа Лукаса по кинопроизводству и спецэффектам.

– Чем еще мы можем тебе помочь, Тим?

– Сейчас скажу. – Тим заглушил высокие частоты и перешел на шепот. – Я немного придвинусь, чтобы меня не услышал ребенок... Вот так. Расскажи мне о Бетси Росс. До чего она хороша! Как у нее с оральным сексом?

– Спроси ее сам.

– Но ты ведь знаешь? Я превращаю ее в знаменитость на alt точка nude точка celebrity. Бетси будет звездой alt точка binaries точка erotica точка voyeur. Я уже убрал экранную заставку с Моникой Левински и заменил ее Бетси. – Том вздохнул со всей искренностью, на которую была способна его плоская душа. – Настанет день, когда я смогу к ней прикоснуться!

– Почему это тебя так беспокоит, Тим? Бетси Росс мечтает переспать со всем миром. Это как будто не подразумевает сильной разборчивости.

– Я же работаю на правительство, дубина! На этой службе не сколотишь состояние. У меня нет сверхдоходных акций интернет-компаний, я не миллионер, не связан с коммерцией. Что я могу предложить такой горячей штучке, как Бетси?

– Власть.

– Действительно! – обрадовался Тим. – Как я сам не додумался? Отлично. Ну, пока! – И связь прервалась.

Престарелые киприоты, доживавшие свой век в деревне, не слишком удивились появлению Виктора и Старлица. Еще меньшим оказалось их удивление, когда Старлиц изложил свое намерение. Местные жители были рады помочь, но вопросов не задавали. Дед в жилетке завел дряхлый ковшовый экскаватор и молча указал на ближайшую лимонную рощу.

Пока бабушка в платке поила Зету лимонадом, Виктор и Старлиц заехали на дребезжащем агрегате в сад. Там их взору предстал длинный ряд заросших холмиков разной давности и размеров.

Это были без вести пропавшие. Люди, легшие в эти могилы, слишком далеко ушли от турецкого повествовательного консенсуса, как его представлял себе Озбей: кто в коммунистическую партию, кто в курдский национализм, которому не полагалось существовать, кто в жертвенный шиитский культ. Этим они подписали себе негласный смертный приговор. Им не полагалось некрологов, могильных камней, слез безутешных близких. Вообще ничего.

– Ты когда-нибудь работал на экскаваторе? – спросил Старлиц Виктора.

– Нет.

– Хочешь научиться?

– Я что, похож на крестьянина?

– Ладно, хвастунишка, будешь подтаскивать трупы.

Виктор и Старлиц трудились почти до темноты. Старлиц оказался мастером могильного дела: он выкопал в саду второй ровный ряд могил.

С наступлением вечера картина бойни, устроенной Озбеем, изменилась. Трупы солдат не ожили, ибо это было бы слишком. Наоборот, они коченели и на глазах теряли недавние лихие позы, все больше приобретая вид нормальных жертв кровавого боя. Вместо аккуратных круглых дырочек в местах расположения жизненно важных органов появились раны, оставленные пулями, рвущими человеческую плоть. Оказалось, что на вылете пули выдирали клочья мяса, а перед этим гуляли внутри тел, дырявя внутренности и дробя кости. Картину завершали чудовищные гидростатические кровоподтеки. Ободрить это зрелище не могло, но оно означало, что труд Старлица и Виктора не напрасен: аномалия исчезала, вместо нее утверждалась банальность. Система снова стала функциональной.

На закате беззубая бабка догадалась принести им баранины, молока и лепешек. В деревне жили сердобольные люди, им нельзя было отказать в гостеприимстве.

– Как вы можете есть? – спросил Виктор. Его испачканные землей руки мелко дрожали.

– Проголодался от тяжелой работы.

Физический труд преобразил не только убитых, но и Виктора. Теперь его можно было принять за юного, но уже успевшего опуститься наркомана: модная рубашка превратилась в измызганную робу, изящные ботинки лопнули по швам, на коже краснели комариные укусы и прыщи. Он сам не заметил, как потерял один зуб.

– Я не должен этим заниматься, Старлиц. Я не для этого создан. У меня в жизни другая роль.

Старлиц присел на корточки. Счастья он не испытывал, но настроение стало гораздо лучше.

– Братская могила, привыкай. В двадцатом веке они появлялись без счета.

– Может, вас это устраивает, а меня нет! У вас вид могильщика. И замашки могильщика. Вы превратились в какого-то тролля. Только посмотрите на себя! Вы смахиваете на отродье, прячущееся под мостами и нападающее на невинных людей. Меня от вас тошнит!