Зеленая кровь

– И ты считаешь, открыл мне Америку? Хлебников замолчал. Посмотрел на меня исподлобья - и отрезал:

– Пусть мы потеряем в случае неудачи лишних полгода, но мы создадим и отработаем систему, которая будет вне всякой конкуренции.

Это я уже понял. Шагнем сразу в завтрашний день - зачем нам тратить время на сегодняшний? Хорошо хоть не отбрасывает возможность провала. Полгода... Да разве в случае неудачи мы за полгода расхлебаем все неприятности?

– Так какой же все-таки утвердили вариант?

– Нам утвердили долгосрочную программу, а не вариант.

– В голосе Хлебникова опять пробились иронические нотки: пора бы знать, мой друг Стишов, как он любил говаривать в прошлые времена, что и где утверждается. А вариант будет утверждаться завтра. На ученом совете института.

– Ясно.

– Боюсь, что тебе еще не все ясно.

– Я должен отстаивать вариант "Д"?

– Ты должен иметь твердую точку зрения.

– Собственную?

– Разумеется, собственную.
– Пауза.
– Вытекающую из нашей общей.

Хлебников внимательно посмотрел на меня. Сплоченность и единство - вот его девиз, который он проводит в жизнь в нашем отделе экологии человека, пунктуально, повсеместно и беспрекословно. А раз единство, то разве могут быть различные мнения?

– К заседанию совета ты должен иметь конкретную программу медико-биологических исследований.

– На основании чего? Ведь мы добрались только до полутора процентов!

– На основании тех данных, которые получены нашими коллегами.

Хлебников подправил листки доклада и подвинул их мне.

– Завтра к девяти у тебя должен быть черновик программы.

– Но ты отдаешь себе отчет в том, чем это может кончиться?

– Отрицательным результатом.

Я посмотрел на Хлебникова: шутит?

– Я допускаю отрицательный результат. Но хочу надеяться на положительный. И ты должен сделать все, чтобы застраховать нас от неудачи.

– Если бы это зависело от меня!

– И от тебя в том числе. От того, насколько ты сможешь все предусмотреть. Я не верю, что у тех двух испытателей, о которых ты читал, останавливалось дыхание. Тут что-то не чисто. Не должно быть этого. Может, такие паузы во сне для физиологии дело обычное?

– Прости меня...

Я развел руками: считать такое нормальным!.. Однако на Хлебникова мой красноречивый жест не произвел никакого впечатления.

– Значит, аппаратура работала грязно. Фиксировала совсем не то, что было на самом деле.

– Но я смею сомневаться?

– В чем? В успехе?

Теперь Хлебников уже не иронизировал, а смеялся. Это трудно передать, как он смеется, - без тени улыбки, только интонациями в голосе, но ощущение именно такое: смеется.

– Ясно...

– Боюсь, что и на этот раз тебе еще не все ясно.

– Еще не все?

Я попытался скопировать хлебниковский сарказм - чисто инстинктивно, так получилось. А вышло, что просто-напросто глупо удивился.

– Завтра на совете мы должны утвердить составы экипажей.

– Ну и что?

– Ты ведь знаешь, что в составе экипажа должен быть врач?

– Я давно об этом твержу. А штаты?

– Штаты - моя забота. А ты позаботься, чтобы в числе членов экипажа был врач в возрасте до сорока лет с солидным стажем. Лучше - с опытом "скорой помощи".

О, это уже кое-что значит. Слава богу, хоть здесь камень дал трещину: врач в гермокамере - половина риска долой. И штаты он, выходит, в Москве все же пробил...

– Но это не так-то просто: надо же узнать человека, присмотреться, исследовать организм...

– Кстати, москвичи в состав экипажа тоже ввели врача.

– Но у нас все врачи женщины. Комплектовать женский экипаж?

– Во главе с Сониной?
– иронически посмотрел на меня Хлебников. По-моему, ее место не в гермокамере.

– При чем тут Сонина!

Я почувствовал, что краснею - опять эти дурацкие намеки! "По-моему, ее место не в гермокамере...? А в моей постели? Это ты хотел сказать? Давай, давай, тем более что, как говорят на профсоюзном собрании, есть веские, хотя и косвенные основания.

– Женский экипаж отпадает.

– Почему? У москвичей мужской?

– Эксперимент длительный. Женская физиология нам может испортить все результаты. Да и психология - тоже... Года три назад ты мне говорил о каком-то враче со "скорой", который хотел бы работать у нас. Ты его хорошо знаешь? Давно?

Я посмотрел на него в изумлении: вот память! Позавидуешь...

– Действительно, был такой разговор. Так когда это было!

– А у тебя есть другие кандидатуры?

Я развел руками: у меня вообще не было никаких кандидатур.

– Одевайся, - Хлебников посмотрел на часы.
– Подброшу. К врачу. Вопрос нужно решить сегодня.

– Сейчас? Но к чему такая спешка?

– Так ты его давно знаешь?
– вместо ответа повторил свой вопрос Хлебников, высыпая на ладонь несколько мелких гомеопатических пилюль тонизирующих и отбивающих запах вина: раз выпил, значит, надо предохраниться и на случай встречи с ГАИ...

– Да лет пятнадцать, наверное.

Хлебников кивнул - все ясно, оделся перед зеркалом - все на место, бросил - "Жду в машине", и вышел.

Я знал только одного врача со "скорой" - Михаила Куницына.

Да, действительно, был у меня с ним однажды такой разговор - года три назад, хорошо помню - хотел он к нам перейти, очень хотел. И я, значит, доложил Хлебникову, тот выслушал - врачимужчины, а тем более со стажем "скорой", нам нужны были позарез, но дополнительную штатную единицу для моей лаборатории пожалел... Но запомнил ведь!

...Я часто, особенно раньше, сейчас уже сгладилось, приутихло, пытался понять: что же произошло? Почему именно я оказался третьим лишним... Проклятый вопрос, даже сейчас, четырнадцать лет спустя, едва останусь один на один с докучливой, как старость, памятью в своей тишайшей квартире, саднит, словно трофическая язва...

Все мы, как утверждают психоаналитики, с комплексами: четырнадцать лет, а закрою глаза - черная вода, белые призраки у ног... "Не смотрите на меня".

Но чаще возникает другое видение: рыжая белка. Так отчетливо я ее вижу... Цо-цо-цо!