Зелёные Омуты

– Как скажешь, – кивнул он.

Когда Иван вышел на улицу, из темноты показался Пашка.

– О, ты всё ещё здесь?

– Знаешь, Вань, не стоит тебе сейчас идти одному.

– Это ещё почему?

– Заславский очень злопамятный. Может гадость какую-нибудь устроить.

– Пусть только попробует. Пожалеет. Хотя вдвоём веселее.

Ребята пошли вниз по центральной улице к трамвайной линии.

– Хорошо, что ты нашёл сегодня время, – сказал Иван. – Давно тебя не видно было.

– Работы перед Новым годом полно, – согласился Павел, – у всех же праздники, корпоративы. А сегодня Капитоныч мне выходной дал. Они в клубе для взрослых играют.

– Для взрослых?

– Ну да, восемнадцать плюс, – пояснил Пашка. – Не рискнул он меня туда брать. Боится, что конкуренты на него донесут куда следует.

– За что донесут? – не понял Иван.

– Мне же нет восемнадцати, – объяснил Пашка, – мне и в ресторанах по закону не место. Капитоныч меня даже угощаться со всеми не пускает. Долю мою в пакет, и меня с пакетом за дверь. Я же всё что можно нарушаю.

– Нарушаешь?

– За полночь по городу без взрослых перемещаюсь, например, – Пашка вздохнул. – А чтоб не поймали, велено мне, как аристократу, на такси ездить. Один раз не послушался – еле от полиции ушёл. Капитоныч узнал – я думал, он меня убьёт. Теперь сам мне машину вызывает, чтоб я экономить не вздумал.

– А этот твой Капитоныч кто такой?

– Можно сказать, мой художественный руководитель, – Павел улыбнулся, – классный мужик. Он в колледже совмещает, чтоб официальный доход иметь. Меня на вступительных экзаменах услышал и сразу работу предложил. Правда, не до того было, мама в больнице лежала. Мы с Аринкой с ней по очереди сидели. А как умерла, пригодилось предложение, – он замолчал на пару минут.

Иван ничего не спрашивал, поражённый его словами.

– Сначала не очень шло. А потом освоился. С похоронами в первый же раз фиаско вышло. Мамы не стало в июле, а играть пришлось уже в августе. Горло перехватило – двух нот связать не могу. Нет дыхания, и хоть плачь! Думал, вышвырнет меня Капитоныч. А он ничего. Своими таблетками со мной поделился. Ему выписали, когда у него жена погибла. После них эмоций никаких, зато дыхалка как заводская труба.

– И ты постоянно принимаешь? – ужаснулся Иван.

– Нет, – помотал головой Пашка, – трeх-четырeх раз хватило. – Знаешь, я сначала так злился, что мама умерла. А стал часто на похоронах бывать – понял, что это никого не минует. Хоть раз в жизни близкого человека хоронить придeтся. И легче стало, даже странно.

Они молча шли по сверкающей новогодними огнями центральной улице. Из окон домов лился тeплый свет, было тихо и торжественно вокруг.

– Я люблю ходить вечером по улицам, – признался Пашка. – Чувствуешь, что за окнами люди, и у них всe хорошо.

– Не у всех, наверное, – усомнился Иван.

– Если они дома, значит, уже отлично, – Павел вздохнул. – Не всем так везeт. Я каждый раз, когда возвращаюсь, боюсь кого-то недосчитаться.

– Что так?

– Официальным опекуном у нас двоюродная тeтка. Мы боялись, что в интернат Аришку и Димку отправят. Она нас пожалела, оформила опеку. Только ей не до того – живeм сами, как придeтся. Зато вместе. Мне ещё больше года лавировать до совершеннолетия. Ни одного дня рождения с детства не ждал так, как этого. Лучший подарок – перестать дрожать и прятаться. За Арину я уже не боюсь. Она девять классов заканчивает, в колледж поступит, еe не заберут. А вот Димка…

– Маленький ещё?

– Двенадцать. Ему тяжелее всех пришлось. Он неделю после похорон молчал. Мы так испугались! Сейчас учёбу забросил. Пока мама болела, за ним сестра следила. Уроки помогала делать. А сейчас заладил: «Ты мне не мать!» Аришка плачет из-за этого. А я его совсем не вижу. Прихожу – он спит уже. Разве что утром минут тридцать, и то не каждый день. А что за это время сделаешь? Отругать можно. Только это не помогает. Влипнет в какую-нибудь историю – отберут его у нас.

– Да уж… А на чeм он играет?

– Ни на чeм, – Пашка вздохнул, – учился на фортепиано два года и бросил. Мама тогда впервые надолго в больницу попала. Мне было, как ему сейчас. Он перестал в музыкалку ходить, а я узнал, только когда отчислили… На гитаре тренькает понемногу.

Иван слушал Пашку и будто наяву видел, как он удирает по сугробам от полицейских с саксофоном в футляре наперевес, как строчит где-то в перерывах на коленке домашние задания, как кроит свой копеечный доход, постоянно опасаясь за сестру и брата.

А у него самого – крепко стоящие на ногах родители, полный комфорт во всeм, никакого страха. А неприятности – семечки по сравнению с тем, что приходится переживать Павлу. И Васька всегда рядом, никуда не денется.

Потом ему вспомнился сегодняшний вечер, Павел в смокинге, с саксофоном и его музыка, полная такой радости и жажды жизни, что ком подкатил к горлу. Чем же ему помочь? Денег дать – не возьмёт, ещё и обидится.

И тут Ивана осенило.

– Пашка, а плавать твой Димка умеет?

Павел озадаченно посмотрел на него.

– Не уверен. Хотя… наверное, умеет. Мы в деревню ездили к родственникам на лето, когда маленькие были. Там речка. Он со всеми плескался, не утонул, значит, умеет.

Иван внутренне хохотнул от такого определения, но оно давало некоторые шансы.

– Приводи его в спортивный бассейн числа третьего-четвeртого января. Сможешь?

– Это в тот, который недавно открылся?

Иван кивнул.

– Ты прости, конечно, – замялся Пашка, – но я платить не потяну.

– И не надо, – Иван включил фантазию на полную катушку. – Мне педагогическая практика нужна. Я буду из него спортсмена делать, а он из меня – тренера. Обоюдная польза.

– А снаряжение?

– Найду. У меня с прошлых лет куча лежит. Девать некуда. Ты пацана, главное, тащи. Спорт, знаешь, затягивает. На дурь ни сил, ни времени не останется. И товарищей себе найдeт таких, за которыми тянуться хочется. Пару дипломов с соревнований принесeт. Опеке покажешь, если придираться станут. Они кружки-секции любят.