Зеленый берег

…Еще одно раннее утро. Свежо, даже прохладно. Гаухар стоит, облокотясь о перила балкона. Вода там, внизу, черная-черная, иногда слышен как бы нечаянный ее всплеск. Громадное тело лайнера еле ощутимо сотрясается от вздохов чудовищно сильных двигателей, спрятанных где-то в его утробе. Мощный гудок заставил Гаухар вздрогнуть. Ничего особенного. Теплоход приветствует встречного своего собрата. Тот столь же зычно отвечает. Речные властелины разминулись, мигая друг другу бортовыми огнями — зеленым и красным. Л Миляуша и Вильдан еще не появились на палубе. Ну и пусть. Они встают позже. Они, конечно, тоже восхищаются речными красотами, но как-то с ленцой. Это ведь их, свадебное путешествие. Они, кажется, довольны тем, что Гаухар порой проводит время в уединении. Это совсем не значит, что у них не бывает оживленных бесед втроем. Но Гаухар одно заметила — за всю дорогу Миляуша словно и не вспомнила о своих «технариках», а ведь раньше покоя никому не давала. Теперь все ее заботы и внимание уделены Вильдану.

Впрочем, надо отдать ей справедливость — перед отъездом она все же позаботилась о них. Дело в том, что родители обоих учеников надумали было перевести их в другую школу: дескать, здесь их начали попрекать односторонним увлечением техникой, но как же им не увлекаться, коль отцы у обоих мальчиков инженеры… Миляуша энергично восстала против перевода. Доказала родителям, что в другой школе ребята не сразу освоятся, да и к ним не за один день присмотрятся, тогда как у них следующий год будет выпускным, очень неразумно так осложнять учебу.

А вот и Миляуша с Вильданом вышли на балкон, удобно расположились на плетеном диванчике.

— Ты довольна нашим путешествием? — Миляуша, по-видимому, загодя приготовила вопрос.

— Очень довольна! — с чувством сказала Гаухар. — Я будто выросла на целую голову. Спасибо, что уговорили поехать.

— Ты как-то сторонишься нас, норовишь одна остаться.

Гаухар чуть улыбнулась. «Хитрушка ты, Миляуша! Уж если кто сторонится, так это вы с Вильданом. Да ведь я не обижаюсь». А вслух сказала:

— Волга располагает к раздумьям, иногда хочется побыть одной.

— Значит, ты в самом деле не обижаешься на нас?

— С чего ты взяла, Миляуша? Право, не на что мне обижаться!

— Вот и замечательно! Ух, как начинает жарить солнце! Пока вернемся в Зеленый Берег, превратимся в африканцев.

Белый теплоход уверенно разрезал воду, оставляя позади крутую волну. Волга несла свои потоки в понизовье, к синему Каспию, дно которого открывало людям неисчислимые нефтяные богатства.

С приближением к Астрахани все явственнее ощущалось дыхание юго-востока. Утром и вечером на палубе от быстрого движения громадного судна веет ветерок, а днем нещадно печет солнце. В каютах духота, перегретые за день стенки остывают только к рассвету. Это наиболее благодатные часы сна. Большинству пассажиров уже надоело загорать на солнце, теперь люди ищут тень и прохладу.

В Астрахань прибыли в полдень. Пока теплоход швартовался у пристани, пассажиры теснились на палубе. Те, кому раньше доводилось бывать здесь, рассказывают о достопримечательностях и особенностях города. Откуда-то взялся гармонист, он из казанских татар. Миляуша первая затянула песню и с каким-то особенным значением поглядывала на притихшую Гаухар, вскидывала брови, играла глазами. Песню подхватили другие пассажиры — те, что помоложе:

Ах, да приехала девушка на Волгу, Значит, одолела по милому тоска, Что ж затосковала ты, Алмагуль, красавица? Щеки твои алые Ярче розы, Алмагуль. Бьются волны волжские. Стучит сердце девичье. Ах, Алмагуль, милая, Сердце твое глупое! Глянула б ты в зеркало, Алмагуль. Ты б себя увидела: Ты ничуть, ничуточки Не хуже того парня, Алмагуль. Встречи были редкие, Встречи мимолетные. Близко расставание, Ах, Алмагуль! Не грусти, не жалуйся, Все будет по-твоему, Ты ж как роза чайная,— Улыбнись, печальная Алмагуль,

Громче других звенел голос Миляуши. Она не переставала многозначительно посматривать на Гаухар. Это наконец смутило Гаухар, и она отошла в сторону.

Теплоход должен простоять в Астрахани сутки. Большинство пассажиров решили потолкаться из любопытства на «татар-базаре». А вечером, может быт пойти в кино. На теплоходе есть свой кинозал, но там тесновато и душно.

Сразу же от набережной начинался прекрасный, тенистый парк. В парке небольшие пруды, там, горделиво выгибая шеи, плавают лебеди. Напротив, загораживая так называемый старый город, возвышаются современные высокие здания. Справа от парка виден угол кремля.

К базару и примыкает старая Астрахань, помнящая Степана Разина, некогда взявшего город приступом. Здесь деревянные постройки в один и два этажа, окна всегда закрыты ставнями, чтобы летнее солнце не особенно нагревало комнаты. Базар довольно людный, но скучный, кроме вялено-окаменевшей воблы, почти нечего купить. Гаухар много слышала об астраханских татарах, вот и сама увидела их. Ни лицом, ни одеждой они не отличаются от казанских, а вот к выговору их не сразу привыкнешь.

— Э-э, — разочарованно протянула Миляуша, — наш базар в Зеленом Береге, пожалуй, получше здешнего.

Какой-то местный житель заметил на ходу;

— На базар надо приходить утром, спустя лето по малину не ходят.

А другой добавил:

— В магазин идите, коль здесь не нравится.

Когда возвращались на теплоход, Гаухар внимательно разглядывала деревянные дома. Иногда останавливалась, словно искала что-то.

— Чего это ты так высматриваешь, Гаухар? — поинтересовалась Миляуша.

— Я читала, что вот этот «татар-базар» называли когда-то калмыцким. Здесь, в одном из таких доков, когда-то жил учитель и артист-любитель Шагит Гайфи. Наш поэт Тукай тоже бывал в Астрахани, частенько захаживал к Гайфи. Любопытно, — в одном из томов собрания сочинений Тукая помещен портрет некоего хазрета с окладистой бородой, сложившего руки для молитвы. Рядом, подперев щеку ладонью, сидит молодая хорошенькая женщина. А ниже две шуточных стихотворных строки Тукая:

О господи! Чистые помыслы у нас — Нам бы гуся, хмельной кумыс да девушку.

Под хазрета загримирован сам Шагит Гайфи, а молоденькая женщина — его жена — Ой, Гаухар, все-то ты знаешь! — воскликнула Миляуша.

— Да ведь об этом можно прочитать в истории литературы, Миляуша. А в том парке, через который мы уже проходили, — продолжала Гаухар, — часто гулял сосланный сюда Чернышевский. Позднее в парк захаживали и Тукай, и Сагит Рамиев. Если не ошибаюсь, летом 1911 года Тукай на пароходе «Василий Лапшин» уехал обратно в Казань. Его провожали друзья, почитатели творчества поэта. Их было не много, пристанского люда толпилось куда больше. Едва ли кто из них знал, что они стоят рядом с великим поэтом татарского народа. Впрочем, если бы я знали, то вряд ли гордились бы: ведь поэт для них — это не купец и не рыбопромышленник…

Вдруг Гаухар умолкла, спохватилась:

— Мне на почтамт надо зайти. У кого бы узнать, где находится…

— Чего ты позабыла там? — насмешливо осведомилась Миляуша.

Но Гаухар, словно не расслышав вопроса, взглядом искала прохожего.

Первый попавшийся местный житель указал ей на угловое здание:

— А вот он, почтамт, прямо на вас смотрит. Гаухар вернулась довольно скоро, в руках у нее конверт.

— Что это, Гаухар-апа? — заинтересовалась Миляуша.

— Как видишь, письмо.