Зеленый берег
Шрифт:
И вот сейчас, по дороге домой, Гаухар, пользуясь случаем, со всей откровенностью сказала ей:
— Лично я ничего не испытываю, кроме усталости, — вместо делового разговора получилась шумиха. А бедняжка Миляуша просто удручена. Ни совета ей, ни помощи. Наоборот, поскольку математик и физик кричали громче других, верх остался вроде бы за ними.
Бибинур поспешно согласилась:
Это верно, Гаухар, надо признаться, к решению очень важного вопроса коллектив, и прежде всего я, оказался неподготовленным. Это не только нашей школы беда. Должно быть, в методах учебно-воспитательной работы
Они остановились на углу переулка, здесь Бибинур надо было свернуть направо.
— Расстанемся до завтра. Спокойной ночи, Гаухар. Готовьтесь к повторному совещанию.
Тетушка Забира сидела на скамейке у ворот, поджидая запоздавшую квартирантку.
— Устала! — пожаловалась Гаухар, садясь на скамейку рядом с Забирой. Она полной грудью вдыхала свежий весенний воздух. — А в дом все же не хочется…
— Проголодалась небось? — посочувствовала Забира. — Я уже дважды разогревала обед. А получился ужин.
— О, тетушка Забира, слишком много хлопот я доставляю вам.
— Хлопоты — это пустяки, мне торопиться некуда… — Испытующе взглянув на Гаухар, она вдруг сказала — Заходил Агзам, твой начальник. Жалел, что не застал дома.
— Не сказал, по какому делу заходил? — Голос у Гаухар спокойный, почти равнодушный.
— Дела у него и на службе хватает. Мы зашли в дом, потолковали о житье-бытье. Очень уважительный человек…
Сквозь смутные потемки Забира не переставала приглядываться к Гаухар. Но, должно быть, так не увидела ничего, что могло бы еще больше подогреть ее любопытство. Вздохнув, она поднялась со скамьи.
— Чего уж там, пойдем ужинать, Гаухар.
16
Последняя неделя в школе была очень напряженной — вот-вот кончатся занятия, надо будет подводить итоги учебного года. После возвращения Акназара как будто свалилась главная тяжесть с плеч, и все же оставались причины для беспокойства. Как пройдет совещание воспитателей в интернате, не попытаются ли они взвалить на школу всю ответственности за побег мальчика? К счастью, все обошлось благополучно.
Гаухар держалась прежнего мнения, кто-то из воспитателей все же причастен к бегству Акназара; но что побудило этого человека содействовать бегству мальчика, невозможно было установить, да и вообще потребовалось бы завести следствие по всему делу. У Гаухар не хватило ни времени, ни способностей для таких занятий. Что касается Талии, матери Акназара, она оставалась верна себе — несмотря на неоднократные вызовы, не являлась ни в интернат, ни в школу. Теперь это было вдвойне странно. Ведь после исчезновения Акназара она каждый день, прибегала в школу, устраивала скандалы, истерики, а теперь, когда мальчик нашелся, опять перестала интересоваться и«.
Как-то под настроение Гаухар даже обратилась за советом к тетушке 3абире.
— Не могу понять эту женщину, — с недоумением и горечью говорила Гаухар. — Как-никак Талия же мать Акназара.
Ребенок, которого уже готовы были считать погибшим, жив и невредим, — есть ли на свете радость больше, чем эта?!— Э, да ты все еще плохо знаешь Талию, — ответствовала Забира. — Она может из одного глаза лить кровавые слезы, а другим глазом смеяться. Не принимай все это близко к сердцу, Гаухар. Ты попробуй-ка припугнуть ее.
Гаухар так и сделала: зашла на дом к Талии, оставила записочку, в которой недвусмысленно дала понять, что через милицию вытребует нерадивую мать для объяснений. На следующий день Талия все же явилась в школу. Ее не узнать было — одета в замызганную телогрейку, на голове дырявый платок.
— Садитесь, Талия, — предложила Гаухар.
Но эта необузданная женщина предпочитала держаться вызывающе.
— У меня нет времени рассиживаться. Говорите, в чем дело, — выслушаю и стоя.
— Не торопитесь, дело очень важное.
— Знаю, знаю это дело. Говорила не раз и сейчас окажу: невмоготу мне воспитывать Акназара! Я больная одинокая женщина. Да и сам он плюет на меня.
— Вы разговаривали с ним после его возвращения?
— Потаскала за волосы — какой еще мог быть разговор? Вши опять убежит и опять найдут его, придушу, так и знайте.
— Будете отвечать. И очень крепко ответите. Вот я записала вашу угрозу задушить сана.
Талия мрачно молчала.
Гаухар попыталась подойти с другого конца;
— Скажите, кем приходится вам младшая воспитательница интерната Мубина?
— Ба, кем приходится!.. Спросите у самой Мубины!
— Говорят, она родственница вам?
— Теперь отца с матерью не все признают родственниками, то что такую седьмую воду на киселе, как Мубина.
— Что же все-таки будем делать с Акназаром?
— Да я уж понимаю, куда клоните, — хотите повесить этого бродягу на мою шею. Не выйдет! Я не прокормлю его. Буду жаловаться на вас самому высокому начальству! — И Талия вышла, хлопнув дверью.
Собственно говоря, Гаухар я не ожидала другого результата от этого разговора. Ей только хотелось еще раз убедиться, что Талия, раз навсегда отказалась от своих нрав матери. Да и Акназар решительно заявил, что ни за что не вернется домой, согласен остаться в интернате.
Но Гаухар не знала точно, оставляют ли фактически бездомных учеников на лето в интернате. Опять надо было советоваться с директором школы, а то и с Агзамом Ибрагимовым.
Вслед за этим нагрянула еще одна беда. Гаухар полагала, что Билал Шангараев уехал из Зеленого Берега. Не тут-то было. Он подкараулил Гаухар на улице, когда она возвращалась из школы.
Произошло очередное объяснение, правда короткое, но, пожалуй, самое неприятное.
Билал заявил напрямик, он никогда еще не говорил с Гаухар столь категорично:
— Судьба развела вас с мужем, сжалившись надо мной, — есть ли смысл вам бесконечно упрямиться? На свете не найдется другой человек, который полюбил бы вас так преданно, как я. Смотрите, Гаухар, не прогадайте.
До сих пор Гаухар щадила этого человека, старалась быть деликатной, но теперь убедилась, что он склонен принять эту деликатность за женское безволие.