Зеленый берег

— Что ж поделаешь, ушел, бедняга, покинул нас, — вздохнула женщина, краешком платка вытерла слезы. — Может, и прожил бы еще годика два, да опять эта ненавистница Талия… Забежала неизвестно зачем, принялась срамить дедушку Рами. Тебе, мол, давно пора подыхать, напрасно землю топчешь… Что он плохого сделал ей?.. Дедушка тогда сильно расстроился. А сердце-то было слабое. Ну, и конец!.. О горе мое! Не хотела никому рассказывать, да с вами поделюсь… Трудно мне одной живется. Еще до смерти дедушки решила было я выйти замуж. И человек нашелся — пожилой одинокий вдовец, уважительный мужчина. И Зиля бы привыкла к нему. Ты не смотри, Гаухар, что я иногда горблюсь, мне ведь только сорок пять… Привела человека, показала ему свое жилье, он и говорит: «Домишко у тебя старый, из углов дует, нижние бревна подгнили, нет расчета ремонтировать. Мой дом получше, переходите ко мне». Как будто договорились. Но надо же было опять вмешаться этой лиходейке Талии. Переманила она вдовца к себе. Да еще мне же скандал устроила… Скажу тебе, Гаухар, у меня голова идет кругом, Вот и дрова у нас на исходе. Обещали дать на работе, да чего-то все тянут. Давно уж подала заявление на квартиру — и опять одни обещания…

Чем могла помочь Гаухар этой незадачливой женщине? Такими же пустыми обещаниями? Нет уж, лучше молчать до поры до времени. А там видно будет. Она ограничилась тем, что, как могла, успокоила женщину: Зиля не останется без присмотра в те часы, пока матери нет дома, школа позаботится об этом.

Теперь у Гаухар появилась новая забота. Она не раз говорила с директором школы, просила принять участие в судьбе девочки. Бибинур уже слышала о смерти дедушки Рами, но о безобразной выходке Талии, ускорившей, смерть почтенного старика, она впервые узнала от Гаухар и, конечно, сильно разгневалась.

Но что можно было поделать? Свидетелей хулиганского поведения Талии не было. Да и какое значение имели бы сейчас эти свидетели? Дедушка Рами схоронен, установить, что Талия довела его до сердечного припадка, нельзя. И опять же — что это могло дать? Дедушку Рами не воскресишь. А вот забота о Зиле — это главное.

Условились на том, что первое время Зиля после уроков будет заходить к Гаухар. Но как быть с дровами и обменом квартиры? Тут Бибинур развела руками:

— Я знаю, Гаухар, с дровами в городе трудно, а острота квартирного вопроса понятна вам и без моих объяснений. Просто ума не приложу, как быть.

— Что ж, — решила Гаухар, — попробую взять все на себя. Начну с малого. Свет, как говорится, не без добрых людей, авось помогут.

Бибинур пожелала ей успеха. Что она еще могла сказать?

На следующий день, оставив Зилю на попечение тетушки Забиры, Гаухар отправилась в больницу, где мать Зили работала уже несколько лет.

Заместитель главного врача по хозяйственным делам сперва встретил Гаухар приветливо, но в дальнейшем разговор с ним оказался не из легких.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Рад познакомиться с вами, учителя не очень-то часто наведываются к нам. Чем могу быть полезен? — говорил он и хитровато прищуривал глаз, словно хотел учуять, чего хочет посетительница.

Гаухар напомнила ему о матери Зили, далеко не первый год работающей в больнице, сообщила о постигшем ее семейном горе.

— Как ни стар был дедушка Рами, все же помогал своей вдовой невестке по хозяйству, Теперь эта бедная женщина осталась одна с малолетней дочкой на руках. Домишко у них ветхий, изо всех углов дует ветер, А тут, ко всем бедам, дров нет ни полена. И с улучшением жилища дело тянется без конца…

— К сожалению, вряд ли чем сумеем помочь, — перебил завхоз, поняв, куда клонит учительница, — После смерти деда мы оказали нашей работнице кое-какую помощь. Сами знаете, возможности у нас весьма скромные, что касается дров… — Тут он помолчал, потрогал двумя вальцами кончик носа. — В этом году у нас в больнице положение с дровами весьма трудное. Даже палаты отапливаем очень экономно. Уж не знаю, как… — Но, заметив, что просительница собирается энергично возражать, пошел на уступки — Думаю, что больше кубометрика не сумеем выделить.

— Но ведь сейчас только начало февраля, — напомнила Гаухар, — надолго ли ей хватит этого кубометрика?

— Вот уж не знаю. Мы исходим из наших возможностей.

— Я думаю, что, исходя из возможностей, найдете кубометра три-четыре. Ведь эта женщина работает в больнице, не покладая рук.

— На работу ее мы не жалуемся, потому и делаем все, что можем.

— Все же я думаю — это не, последнее ваше слово. Надеюсь, мне не придется беспокоить по такому маленькому делу заведующего райздравотделом.

Что-то вроде улыбки мелькнуло на лице завхоза.

— Я вижу, вы настроены воинственно. Если бы я мог, дал бы и десять кубометров… Ладно, может, придумаем что-нибудь. Завтра, самое позднее — послезавтра подвезем дровишек.

— Большое спасибо. А что № думаете насчет жилья вашей работницы? Ведь в дырявой хибарке ютится.

— Это уж не от вас зависит, — сухо ответил завхоз. — Мы со своей стороны ходатайствовали. Документы передали в горсовет. Вам не мешало бы поторопить председателя исполкома.

Гаухар ничего не оставалось, как на следующий день направиться в городской Совет. Председатель внимательно выслушал ее. Да, заявления гражданки Рамиевой и ходатайство больницы он читал. Но, признаться, не помнит, чем кончилось дело. У него десятки таких заявлений. Впрочем, можно подробно ознакомиться с вопросом.

Он нажал кнопку, вызвал секретаршу, велел принести папку с документами Рамиевой. Через каких-нибудь десять минут он уже листал бумаги, подшитые в папке.

— Мы сейчас постепенно переселяем тех, кто живет близко к реке и обычно страдает от весеннего наводнения. Люди не очень-то стремятся строить себе жилье, хотя мы и отпускаем им стройматериалы. Большинство требуют квартиры от государства… Да, да, я вижу, положение у Рамиевой нелегкое: заработок у нее небольшой, на свои средства не сможет отремонтировать избушку, муж погиб от несчастного случая на стройке… вполне согласен с вами, она имеет право получить квартиру… Но пока не могу обещать что-либо конкретно. Буду иметь в виду… Заходите, звоните.

Сетовать на невнимание" председателя было нельзя, но и на благоприятный исход дела в ближайшее время трудно надеяться.

Гаухар невольно подумала об Агзаме Ибрагимове. Что, если она обратится к нему? Ведь он, кажется, член горисполкома. Сейчас он в командировке, придется подождать возвращения.

На обратном пути решила завернуть к Рамиевой. Вчера мать Зили жаловалась: «Нынче истоплю печку, приготовлю обед, а завтра не знаю, что и делать…»

Еще издали Гаухар увидела ворох дров возле знакомой избушки. Она облегченно вздохнула: «Все-таки привезли! Значит, у больничного завхоза есть сердце в груди!»

Вдова Рамиева, одетая в старую стеганую телогрейку, с таким видом стояла возле дров, словно склад караулила. Растроганная чуть не до слез, она благодарила Гаухар.

— Покойный дедушка Рами говорил, что учителя часто советуются с ангелами. Должно быть, так оно и есть. Не правда ли, Гаухар-апа?

— Не знаю, мне не доводилось советоваться с ангелами, — не скрывая улыбки, ответила Гаухар и кивнула на дрова: — Кажется, не жаркие, осиновых много.

— Э-э, Гаухар, дареному коню в зубы не смотрят. У нас в больнице такие же. Наш завхоз спрашивает: «Близкой ли родственницей приходится тебе учительница и нет ли у нее знакомых в здравотделе?» Говорю: «Близкая. Ведь она учит мою дочь…» Уж не знаю, Гаухар, какие ключи ты подобрала к сердцу этого человека?

— Он же не свое дает, — заметила Гаухар.

— Э-э, когда просишь, мало думаешь о том, кому принадлежит добро. Дали — спасибо, не дали — от ворот поворот. Вот и все. Сейчас затопим печку, и разогреем горячими угольками самовар.

Вопреки опасениям Гаухар, дрова горели дружно, сухо потрескивая. А вот и самовар зашумел.

— Особых угощений у меня нет, — говорила мать Зили, — но если бы ты, Гаухар, выпила с нами стаканчик чаю, мы были бы очень рады. Правда, Зиля?

Перед тем, как идти сюда, Гаухар успела перекусить дома, да и Зилю угостила. Но от чашки чая не отказалась. Увидев, что учительница снимает шубку и вешает на крючок, Зиля даже в ладоши захлопала. А ее мать уже накрывала стол и бегала так быстро, что концы платка и подол платья у нее взвивались, как на ветру.