Зеленый фронт

Рокосовский не знал куда деться. По своему опыту он прекрасно знал, что подобные разговоры, начинаясь с вполне обычных тем, могли закончится таким, за что очень быстро «намажут лоб зеленкой».

– Это-то мне понятно, - продолжал Жуков.
– Раз ты сильный но не подготовленный, то можешь легко получить по зубам. Но потом, … Костя, почему... потом всё стало каким-то другим, - командующий то ли не мог назвать чье-то имя, то ли просто не мог подобрать какое-то название.
– Каждый день я вижу, что вокруг меня..., вокруг нас всех происходят какие-то события, которые почему-то никто больше не видит или не хочет видеть?!

Кажется впервые за все время его монолога, Рокосовский, действительно, заинтересовался.

– Какие события?
– почти прошептал он, снижая голос по атмосфере разговора.
– Что происходит?

– Я точно не знаю как это объяснить, - он уставился глазами в одну точу, будто именно там и содержались ответы на все его вопросы.

– Мы слишком быстро оправились от поражений... Такого просто не может быть! Они же почти до Москвы дошли..., выбили авиацию, большую часть танков. Два миллиона бойцов в плену, примерно девятьсот тысяч убито, почти вся кадровая армия легла... Тогда под Москвой, в какой-то момент я подумал все! Немец сомнет нас. И тут, через какие-то полгода словно лавина прошла, - Жуков сделал паузу.
– Ты разве не заметил, Костя? Что-то изменилось и довольно резко. В армию пошла тяжелая техника — танки, реактивные минометы, арторудия. Из-за Урала непрерывно идут эшелоны с амуницией. Да, еще пару месяцев назад две дивизии под Тулой в лапти пришлось обуть, а тут тысячи пар сапог...

– А как же новые заводы?
– Рокосовский не сдержался.
– Чуть не пол страны перекинули в Сибирь и на Урал.

– В Сибирь?
– машинально переспросил Жуков.
– Ты, что товарищ Рокосовский?!
– едва до него дошел смысл сказанной фразы, он вновь превратился в волевого, жесткого и неприемлющего чужих мнений человека.
– Какое производство? Все эти предприятия, которые ставили в мороз в голых степях, едва только начали выходить на нормальный режим работы. Там до сих пор еще одни кирпичные коробки стоят с фонарными столбами. Да, Костя, люди работают как проклятые, чтобы дать фронту еще один танк, самолет, лишнюю сотню снарядов и патронов, но не настолько..., - он чуть наклонился в сторону собеседника, словно собирался сказать что-то важное и тайное.
– На заседании Ставки докладывали, что экономика страны не просто восстановила довоенные показатели производства, но и существенно превзошла их. Урожай зерновых этого года был таким, что и год назад нам не снился! Мясо, молоко... Откуда, как? Украина, Белоруссия под немцами! Откуда все это взялось?! Не в воздухе же оно выросло... Ты видел новые пайки?
– Рокосовский машинально кивнул головой, мгновенно вспомнив небольшие брикеты спрессованной пищевой массы, быстро снискавшие у бойцов заслуженную любовь.
– А новые лекарства? Костя, я же своими глазами видел, как один укольчик..., один проклятый укольчик с того света вытащил моего ординарца. Меня прикрывал... Всю брюшину ему осколками посекло. Кишки наружу, думал не довезем, - под ним жалобно заскрипел стул.
– И тут всего один укол... Ну, откуда все это?

Горько усмехаясь он взглянул на сидевшего в задумчивости собеседника.

– Там очень много разного говорят, - Жуков глазами показал в сторону потолка.
– Очень много, - голосом он дал понять, что эти гуляющие слухи он ни во грош не ставит.
– Рассказывают, что в начале войны в Союз приехало очень много иностранных военспецов. Называли итальянцев, испанцев, французов, греков. Недавно Маленков шепнул, что на территории САСШ удалось завербовать примерно четыре тысячи высококвалифицированных рабочих и инженеров. Вербовщики работают во Франции, уж не знаю как ... Даже болтают, что по дипломатическим каналам Москва направила во всей белоэмигрантские организации приглашение, - Рокосовский удивленно присвистнул от такой новости.
– Есть сведения, что по личному приглашению Хозяина в Москву прибыл Деникин. А за ним, как ты понимаешь, стоит несколько тысяч боевых офицеров... Я не знаю чему верить, Константин. Все это слишком, слишком... фантастично! Чтобы Деникин, который проклял всех нас, приехал в Москвы и встретился с товарищем Сталиным, - Жуков недоверчиво покачал головой.
– Если бы мне кто сказал об этом еще несколько год назад, я бы его обложил по м...

Он бросил быстрый взгляд на дверь, словно опасался что их могут подслушать.

– Уверен, что он все знает, Костя, - кто этот «ОН» было ясно им обоим.
– Мне иногда кажется, что он видит людей насквозь, - еле слышно прошептал Жуков.

115

Его группе почти удалось проникнуть в расположение партизанского отряда — того самого, который месяцем ранее буквально «размазал тонким слоем» по лесу крупную группировку немцев. Они, бывшие полицаи, остатки карательных батальонов, смогли продвинуться дальше, чем отборные эсэсовские и егерьские части, специально натасканные на операции в подобных условиях. Все этим мысли непрестанно крутились по кругу в его голове, становясь с каждой секундной все более живыми и яркими, обретая все новые и новые подробности.

– У-у-у-у, - тихо застонал Динкевич от своего бессилия что-либо изменить, грызущего его невыносимой почти физически ощущаемой болью.
– Черт, черт! Как же так вышло?
– он задергался всем телом, дрыгая связанными за спиной руками и сплетенными ногами.
– Как же так?

В очередной раз на него накатило так сильно, что он потерял сознание. Извивающееся туловище, изогнувшись напоследок, застыло в немыслимой позе.

«... Они вошли в квадрат под непрекращающийся ливневый дождь, мощными струями продолжавший по ним барабанить и барабанить. С каждым новым хлюпающим шагом из плотной стены дождя выступало очередное мокрые дерево с поникшими ветками, напоминавшее нахохлившегося ворона, который распушив перья мок под дождем. Под ногами кое-где оставались островки грязно-серого снега и полупрозрачного льда, через готовые приходилось перескакивать».

Рядом с Динкевичем на поляне лежало еще семь человек — все те, кто с обезумевшими лицами смогли вырваться из устроенной для них западни. Скрученные бечевкой руки и ноги делали их похожими в этот момент на плотные деревянные колоды, беспорядочно валявшиеся под ногами.

«Динкевич ясно видел самого себя, поправляющего промокшую насквозь командирскую фуражку с красной звездочкой. Вот он делает знак остановиться и еще раз проверить обмундирование. Сечевики, ежась под струями проливного дождя, в очередной раз начали проверять наличие звезд и красных лет.

– Че, рожу кривишь, Горелый?
– в этом полусне, полудреме свой собственный голос казался ему настолько писклявым и жалким, что хотелось заткнуть свой же собственный рот.
– Не умрешь!

– Не возьму я этот жидовский знак!
– ворчал звероподобный мужчина, лицо которого перетягивали багрово-красные рубцы.
– Это все кляты коммуняки таскали.... Вот он у меня где!
– его ладонь энергично резанула в районе собственной шеи.
– Прости меня Господи! Кляты кровопицы, совсем от иродов житья не стало...

Голова отряда со вздохом от него отвернулся.

– Подтянулись, черти!
– прикрикнул он на них через проклюнувшийся кашель.
– Хватить сиськи мять, тапереча мы одно из подразделений бригады Козлова. Поняли? И чтобы до сигнала ни гу-гу!
– небритые и посеревшие лица понимающе закивали».

Он валялся на поляне под огромным деревом и понимал, что вновь видит свой кусочек воспоминаний, нагнавшим его с очередным витком этого бреда. Он стонал и рвался, но мечущееся тело не желало помогать ему.

«- Голова, а дивчины там був?
– новые голоса начали пробиваться к нему сквозь пелену тумана.
– А то не в моготу боле..., - разбитной паренек из Львова наклонился к его голове.
– Можа тех вон дивиц попробуем? С них же не убудет! Мы же только трошки... Уж одна там больно гарна, - прямо перед глазами Динкевича встали толстые, обветренные причмокивающие губы цвета сырого мяса.
– Вот я понимаю дивчина! Волосья во!
– свободной рукой тот проводит возле пояса черту.
– Глазищами своими таращит як из пулемета... Гарна дивчина...».

Через мгновение эта вечно потеющая рожа с крупным чуть расплющенным носом растаяла в воздухе, оставив после себя встающие стеной остатки леса. Между темно-зеленой травой, едва прикрытой снегом, стояли черные как смоль стволы деревьев. Ровные, прямые, без единого сучка, они смотрели прямо в небо... Он видел их то перед самым носом, когда можно было разглядеть черную как смоль обгоревшую кору деревьев, то вдалеке от себя, когда они сливались в единый темный монолит.

«- Всем в оба смотреть!
– вновь Динкевич слышит свой голос, но остановить его не может.
– Немцы полгода назад тоже здесь пройти пытались, - перед его глазами проплывал сожженный танк, который сейчас с опущенным стволом пушки, с слетевшей гусеницей и с вскрытым металлическим брюхом уже не выглядел наводящим ужас монстров.
– Полк пехоты с усилением, двадцать танков в лес вошли и все!
– он помнил с какой интонацией говорил эти слова, как пытался произвести впечатление на тех, кто шел с ним.
– Все они здесь остались. Вот один, там второй встал... Вон, без башни, - метрах в двадцати, действительно, стоял, безголовый танк, лишенный в добавок и гусениц.
– Думаю, хлопче, дальше еще увидим».