Зелёный рассвет

Поздним вечером он снова спустился к Гедимину. Сармат не спал, но лежал без движения.

– Не выходи наружу, - с трудом сказал он.
– Не выходи. Несколько суток они будут искать, потом забудут.

– Когда ты поправишься, мы снова туда пойдём и выжжем их, чтобы следа не осталось, - сказал Речник, держа руку на плече Гедимина.
– И найдём, где они прячут "Идис"!

– "Идис"... Они не прячут её, - сармат судорожно вздохнул.
– Она уходит из рук Гедимина Кета. Ей такой сармат ни к чему. Вот оно, везение ликвидаторов... не сгореть в атомном огне, а подохнуть как крыса на радиоактивной помойке...

– Гедимин!
– Фрисс постучал по его броне.

– Очнись и не говори ерунды. Впереди вся осень. И много-много лет... Нет, что я несу! Мы найдём её до зимы. И пусть попробует не найтись!!!

Гедимин больше не отвечал, и Речник, прислушавшись к его дыханию, решил, что сармат уснул. Он тихо подошёл к контейнеру для дезактивации, сдвинул крышку и взял в руки странный литой стержень, найденный у подстанции. Внутри что-то пульсировало, билось, излучая слабое тепло. "Вся мощь станции... звёздный огонь..." - подумал Речник, вздохнул и положил стержень на место. В разговор у подстанции Гедимин не верил... ну вот как ему помочь?! Явный же след...

Этой ночью Фрисс спал беспокойно. Может, потому, что закрыл дверь наглухо - если крысы найдут, то не смогут войти... Во сне что-то билось и пульсировало в его руке, зелёный свет сочился сквозь пальцы. "Цепная реакция... Встречный Шквал... Готовность к запуску... Отсчёт... Начинаю отсчёт... Малая мощность... Выход на проектную... Разогрев... Пусть будет тепло... Отпусти меня... отпусти отсюда... холодно... тяжело... отпусти!" - странный, ни на что не похожий голос тоже пульсировал, но уже внутри головы, и перед глазами полыхали огни, а кости будто дрожали в такт. И чей-то взгляд насквозь пронизывал Речника, раскалённый и смертоносный, как лучи, испускаемые сфалтом. Речник проснулся, выпил остатки хумики, приоткрыл дверь на чуть-чуть - и заснул без сновидений.

На следующий день крыс стало больше. Фрисс выглянул в щель - и остался в укрытии. Посыпал Би-плазму солью и пряностями, съел и понял, что её ничем не исправишь. Спустился к Гедимину - тот очень попросил не ходить вниз и не лезть под излучение из контейнеров. И особенно - не трогать стержень с ирренцием внутри. Говорил сармат уже свободнее, чем вчера, и Фрисс порадовался за него. Но стержень всё равно подержал в руке - потом, когда Гедимин уснул. "Ключ. Так его называли крысы. Кажется, это действительно ключ... и к станции, и ко всему этому поиску. Ну и как его использовать?!" - подумал Фрисс - и тут же вспомнил, что для Конта и Вилзана загадка была та же. Ну вот как Речнику его использовать, если даже у сармата он никаких мыслей не вызывает?!

Эта ночь полна была жара и бреда, странного подземного гула и видений зелёного сияния, раскалывающего стены и скалы. "Цепная реакция... Разогрев... Распад... Отпусти меня... тяжело... давит... так тяжело... отпусти... близко... отпусти!" - умолял кто-то, и жар переливался по жилам Речника, и мрак перед глазами сменялся неистовым огнём. "Кто ты? Где ты? И как я тебя отпущу, если я тебя не держу?!" - взорвался он, собрав расползающиеся мысли. Столько непонятного, и всё на одного Речника...

Гедимин поднялся в "чистое" убежище через три дня после ранения, посмотрел на невыспавшегося Фрисса и вздохнул.

– Идём отсюда, Фриссгейн. Просил же не лазить! Опять тебе излучение мозги выжигает?

– Гедимин, а ты идти можешь? Я пока не очень, - признался Фрисс. Он ещё сильно хромал.

– Могу, не могу - придётся!
– Гедимин вздохнул снова.
– Иначе ты обуглишься заживо. Ладно, до Реки я тебя донесу...

Фрисс возражал, но сармат его уже не слушал - копался в деталях на рилкаровой плите, что-то перекладывал и подбирал, потом сгрёб всё в горсть и спрятал под бронёй.

– Пойдём, пока крысы не сбежались!

И ещё несколько дней изыскатели - Фрисс только так и называл их про себя - сидели на берегу Реки, отдыхая от Старого Города. Речник был очень рад - тут водилась рыба, и хоть Гедимин только головой качал и предлагал проверить состав и лучистость поедаемого, Фрисс рыбу ел, заливая соком Кууси и засыпая пряностями, и чувствовал себя преотлично. Заодно и свечение перестало донимать его по ночам. Он рассказал сармату о своих снах - и тут же пожалел об этом, потому что получил ещё дозу флония и репутацию полного безумца...

У Гедимина уже не болели рёбра, и он возился с мелкими деталями - гнул металлические пластины, спаивал вместе крохотные проволочки и лампочки и временами посматривал на грозовой камень с развалин завода. У него была какая-то мысль насчёт этого обломка, и он подбирал наилучшую - с сарматской точки зрения - оправу.

– Если что-то получится, будет твоё. Ты же нашёл, - сказал он Фриссу.

Речник был, конечно, рад... и находки с улицы - зеркальное стекло и тлакантские деньги - уже запрятал на самое дно сумки... но вот обсудить толком случай на подстанции, голос из сна и стержень с ирренцием было бы сейчас важнее, чем все железяки этого города. А сделать это было невозможно.

– Гедимин, помнишь, ты обещал рассказать про Применение?
– осторожно напомнил Речник, когда солнце ушло за стену Опалённого Леса, и темнота уже не позволяла работать с мелкими деталями. Гедимин лежал на ворохе тростника, смотрел на звёзды и ответил далеко не сразу.

– Это была первая моя авария... ну, почти первая, и точно первый мой взрыв. Стержни сцепились и сплавились, и растащить их не получилось. Взрыв был несильный, как для ирренция, но купол не выдержал. Мы разобрали альнкит в один день, но твои предки засекли утечку. Было много шума в Ураниум-Сити... не было столько утечки, сколько устроили шума. Вы слишком боялись ирренция...
– сармат издал тихий смешок.
– Стали искать виновника. Со станцией я рассчитался, когда разобрал альнкит... не знаю, зачем Кенен Маккензи сдал меня, ему ничего не угрожало. Всё-таки он не годился возглавлять станцию...

– И что тебе сделали?
– подал голос Речник, который чувствовал, что сармат проваливается в воспоминания и о Применении давно забыл.

– Выгнали в заражённую пустошь, - Гедимин тихо фыркнул.
– Самое то для станции, уходящей под землю... Я ушёл. Там урановые шахты, в основном покинутые. Много урановой руды и немного ирренция. В скафандре жить можно. Кенен клялся, что это на месяц-два, не больше... а через месяц всё и случилось. Я ходил у шахты, и тут почуял - сейчас всё взорвётся. Спустился и залёг внизу. Тут оно и рвануло...

– Само Применение? Ты даже не в убежище был?!
– Фрисс в изумлении присвистнул. Хорошие скафандры делают в Ураниум-Сити!

– Уран держит излучение, - отмахнулся Гедимин.
– Я боялся только за ирренций - он взрываться любит и умеет. Это долго было, Речник... грохот, и гул, и такой лязг, будто планеты бьются друг о друга... там было много урана между мной и поверхностью, но слышно было, как будто над ухом. А потом потолок закипел и пошёл пузырями... пласт зелёного огня, и словно руда спеклась, как стекло... только огонь и огонь, везде. А потом начал взрываться ирренций, всё пошло трещинами, снизу доверху, и стало осыпаться. Свет, жар и распадающаяся земля... всё.