Зелёный туман

– Я за базар пишусь, – как можно жестче сказал я. – А знаешь почему?

– Ну?

– А потому что будущее – это деньги, а знание будущего – это власть. Будущее можно продать. Меркуешь или ещё объяснить?

Философская, между прочим, Сергей Владимирович, мысль: "будущее можно продать". Сильно я тогда загнул, вы согласны?

Я подумал, что вся коммерческая жизнь – по сути продажа будущего ради благ настоящего, но промолчал, и Владимир Сергеевич продолжил.

– Седой наконец-то стёр ироничную усмешку с лица, задумался. Потом снова хмыкнул:

– И ты думаешь, я тебе поверил? Иди-ка в дурку, дурилка. Пока жив.

Я – в тон ему – тоже усмехнулся и достал из внутреннего кармана расписания хоккейных матчей в Москве (греясь в столовке, я уже проставил напротив матчей результаты). Положил на стол перед Седым:

– Проверишь.

Тот взял бумажку, хмыкнул, спрятал в карман:

– Проверю.

– А теперь прикинь: игры Союза по хоккею, по футболу, матчи сборной, чемпионаты мира… Деньгами пахнет! Ежели грамотно забиваться на пари, а? Да и в будущем много чего интересного будет происходить, что полезно заранее знать. Пятьдесят девятый год будет весёлым, и шестьдесят первый, и шестьдесят четвёртый. Знание будущего, ещё раз тебе говорю, это деньги, большие деньги и к тому же – средство избежать неприятностей, которые – поверь мне – скоро, очень скоро нагрянут. А я их знаю. Что скажешь?

Седой на этот раз задумался надолго, выкурил ещё папиросу, хлебнул чифиря и наконец, ещё раз пробуравив меня взглядом, принял решение.

– Конопатый! Иди сюда!

Рыжий быстро подошёл к столу.

– Короче, берёшь этого фраера, ведёшь на хату к Ворону. Скажешь, я велел.

А ты, как тебя… А, Банкир! Сидишь на хате Ворона тише воды, ниже травы. И не дай боже, соседи тебя усекут. В субботу посмотрим, что ты за пророк, что за Вольф Мессинг в натуре. Всё ясно?

Мне было ясно абсолютно всё.

На хате у Ворона – в небольшом деревянном домике – мы раздавили пузырь, и я осторожно расспросил его про всю эту странную компанию. В общем, Витька-Футляр тоже был из бывших, тоже в завязке. Завязать решил после последней отсидки, с которой откинулся в пятьдесят пятом, оттрубив от звонка до звонка. По специальности был медвежатником, а кличку свою получил после того, как, будучи ещё совсем молодым вором, разбомбил сейф ювелирного магазина, битком набитый футлярами с брюликами и прочими камешками. И последний свой срок он тоже мотал за брюлики: сгорел на сбыте.

Седой был в законе, работал по-крупному; в подробности Ворон, даже очень пьяный, не вдавался. Ну и ладно: чем меньше знаешь – тем крепче спишь. А спать мне с уставшей от пустоты головой хотелось страшно: хоть какое-то занятие – несвязные сны.

Остальные истопники были не из их компании – стареющие мужики-работяги, никак не связанные с блатным миром. Работа, понятно, шла сутки-трое.

В общем, до субботы я был устроен, сыт-пьян и нос в табаке. Засыпая, я всё думал: вот попал в кабалу к Седому, а может быть, проще было паспорт у какого-нибудь пьянчуги тиснуть? Но паспорт тиснуть я мог завтра, а спать в тепле мне хотелось сегодня. Это, наверное, всё и решило. Да и документы подделывать – тоже целая наука, которой я пока не владею. Да и где подделывать – в подъезде?

Терзаясь обычными интеллигентскими сомнениями: "правильно я поступил – неправильно", я наконец заснул беспокойным сном, в котором Варлам Шаламов рубил кайлом дверь мавзолея с надписью "ЛЕНИН СТАЛИН". Седой с Футляром грузили совковыми лопатами прах вождя в деревянную лагерную тачку, за которой стоял Никита Хрущёв, а Ворон, распахнув на груди телогрейку, орал на него благим матом: "Не трожь Хозяина, падла! Не трожь!". Мокрый мартовский снег засыпал и мавзолей, и Шаламова, и тачку с прахом Сталина, и синюю татуировку на груди Ворона.

В воскресенье, 10 марта, была смена Ворона, и я сидел в доме один, понятно, не зажигая свет и не выходя на улицу. Около девяти часов вечера входная дверь открылась.

– Эй, Банкир, – раздался голос Рыжего, – выходи, Седой зовёт.

Я собрался.

– В котельную, – скомандовал Рыжий. – А ну подожди…

Он вышел первым, осмотрелся по сторонам. На глухой и заснеженной улице никого не было.

– Пошли, Банкир, быстро! Дорогу помнишь?

Конечно, дорогу я помнил и помнил также, что раньше Рыжий называл меня фраером, а теперь – Банкиром. Что ж, видимо, все прогнозы оправдались, и общаться со мной стали повежливее.

В котельной меня уже ждали: Седой, как и в прошлый раз, сидел за столом, Ворон – возле топки. Я сел за столик, и Седой, дождавшись, пока Рыжий уйдёт составить Ворону компанию, начал:

– Молодец, Банкир, всё верно. Итак, ты из будущего?

– Из будущего. Или всё ещё не веришь?

– Верю. Ну и как там, в будущем?

Я усмехнулся:

– В будущем будет много чего, даже советская власть в конце концов рухнет, но в чём мой интерес тебе рассказывать?

Ворон хлебнул чифиря и спросил, глядя прямо в глаза:

– А что ты хочешь?

– Так я ж уже говорил: ксиву с пропиской и хату надёжную, чтобы упасть. Плюс десять кусков, за которые я продаю тебе этот чемпионат по футболу, все матчи. Плюс сам капусту на закладах стричь буду, а ты мне не будешь в этом мешать. Идёт?

Седой закурил, недобро прищурился:

– А почему бы мне не кликнуть Конопатого и не вытрясти из тебя всё бесплатно?

Я, как мог беззаботнее, рассмеялся:

– Чтобы вытрясти, надо знать, что вытрясываешь. А что ты знаешь, как поймёшь, что не вру? И потом, кроме футбола с хоккеем, в мире будет много чего ещё. Будет, например, весёлый пятьдесят девятый год, будет денежная реформа 1961 года.

– И что денежная реформа? – заинтересовался Седой. – И что ещё за новости в 59-м году?

– Ксива, хата, десять штук, – отрезал я и как можно спокойнее закурил. – Аванс я тебе уже проплатил – этим чемпионатом по хоккею. Что ещё? Будет это – будет тебе рассказ про 59-й год, который, не предупреди я тебя, ты можешь и не пережить, будет много чего интересного про денежную реформу в 61-м. И всё – деньгами пахнет. А у меня ещё в запасе – сорок лет будущего. Так что?

Седой надолго задумался. Минут десять он курил, чифирил, прикидывал. Наконец сказал:

– Завтра с утра делаешь фотки на паспорт, в срочном фото. Отдашь их Футляру. Хочешь – ночуй сегодня здесь. О том, что знаешь будущее, – ни Ворону, никому ни слова. Всё!

Он встал и, кликнув Конопатого, ушёл.

Владимир Сергеевич надолго замолчал, привычным тоскливым взглядом всматриваясь в темнеющий противоположный берег. Потом, докурив очередную "Мальборо", продолжил: