Земля: долгий путь вокруг
Шрифт:
Поездка была долгой, и на последнем отрезке пути пришлось бороться с усталостью — веки наливались тяжестью, мозг цепенел. Мы целый день ехали за или перед полицейской машиной с включенной мигалкой, которая достала нас обоих. Мы проделали весь этот путь вовсе не для того, чтобы с нами тут носились как со звездами.
Каждый раз, когда мы останавливались отдохнуть, полицейский вылезал из машины и не давал прохожим подходить к нам и задавать вопросы. И я видел, что Юэна это просто бесило.
— Блин, да для чего же мы вообще сюда приехали, — кипятился он. — Я так надеялся пообщаться с простыми людьми, ответить на их вопросы, а они бы пусть отвечали на наши. Черт! Черт! Черт!
Было такое чувство, как будто нас завернули в вату. Нам не хотелось пропускать Казахстан, ведь вряд ли когда-либо доведется снова проехать по этой стране, однако неуклюжие бюрократы всячески мешали нам познакомиться с ней. Мы негодовали каждый раз, когда полицейский проявлял
Километрах примерно в двадцати пяти от Алматы мы остановились, чтобы встретиться с членами казахского мотоклуба, компанией человек из десяти. Все они были одеты в байкерскую кожу, за исключением одного здоровенного парня с густыми усами, на котором были черная ковбойская шляпа и краги. На своих спортивных мотоциклах и «Harley-Davidson» они проводили нас до Алматы. Это оказался шумный космополитический город, наводненный «хаммерами», большими BMW и полноприводными «мерседесами» — хромированными, с тонированными стеклами.
— Казахи предпочитают лучших лошадей и лучшие машины, — пояснил Эрик.
После недели, проведенной на окраинах Казахстана, мы испытали своеобразный культурный шок, оказавшись в сравнительно богатом городе с двумя миллионами жителей. Почти все дороги в центре были обсажены многолетними деревьями, а дома стояли несколько в глубине. Из-за этого возникало удивительное ощущение, будто едешь по густому лесу. За деревьями на протяженных улицах прятались дорогие магазины модельной одежды, гламурные клубы, шикарные рестораны и первоклассные отели. Я был рад вернуться в лоно цивилизации.
В Алматы мы провели четыре дня — отходили от дороги, ремонтировали мотоциклы, как следует отъедались и гуляли допоздна, а также принимали участие в проекте ЮНИСЕФ.
Я провел день в альпинистском центре Тамгалы, ущелье в горах Тянь-Шаня, примерно в двух часах езды от Алматы. При финансовой поддержке «Британских авиалиний» ЮНИСЕФ реализует здесь проект по обучению альпинизму, а также снабжению необходимым оборудованием для этого двадцати двух тысяч казахских школьников в возрасте от семи до четырнадцати лет. У ребят появилась возможность заняться делом, вместо того чтобы лоботрясничать и праздно шататься по улицам. Со времени краха коммунистического режима социальные проблемы среди неблагополучных подростков — такие, как наркомания и преступность — растут, как снежный ком, но я видел по детям, принимавшим участие в состязаниях альпинистов, что подобные клубы помогли им обрести уверенность, усвоить здоровый образ жизни, обзавестись друзьями и укрепить навыки общения. Согласно данным ЮНИСЕФ, в тех школах, где установлены скалодромы, количество прогулов снизилось.
На следующий день мы с Юэном навестили одну из лучших местных альпинисток, которая накануне на соревнованиях заняла второе место, Акмараль Доскараеву. Эта четырнадцатилетняя девушка живет и учится в школе в бедном поселке Шанырак в пригороде Алматы. У нас просто сердце разрывалось, когда мы сидели в гостях у Акмараль, и ее мать, Гульбашим, рассказывала нам о трудностях, с которыми пришлось столкнуться их семье. Гульбашим с мужем приехали из глубинки, пойдя на невероятный риск в надежде получить работу в Алматы. Они шесть месяцев не могли найти жилья, даже не зная, увидят ли вновь своих детей. Во время рассказа Гульбашим я видел лицо Исмераль, семилетней сестренки Акмараль — она до сих пор с ужасом вспоминала о тех временах. То, что родители не могут вернуться к своим детям, здесь отнюдь не редкость — потому, что в городе они оказываются в ловушке: получают за работу гроши и в результате не в состоянии ни вернуться в родную деревню, ни забрать детей к себе.
Сейчас семья живет в крохотном домике, состоящем из двух помещений — первое служит одновременно кухней и ванной, а другое — гостиной и спальней. Причем каждое из них было меньше ванной в моем номере в гостинице Алматы. Младшая сестра Акмараль принарядилась в честь прихода гостей, и она напомнила мне Кинвару. Я был так благодарен судьбе, что мне в жизни не пришлось столкнуться с подобными трудностями. Утром 12 мая, когда мы выехали из Алматы к Чарынскому каньону, я взглянул на фотографию своих дочерей, приклеенную скотчем под ветровым стеклом, и подумал о своем Доме. Я расстался с родными всего четыре недели назад, но ужасно скучал по ним и так жалел, что не могу обнять их прямо сейчас. Я даже представить себе не мог, что такое оставить детей в поисках лучшей жизни, не зная, увидишь ли ты их когда-нибудь вновь. Акмараль повезло. Когда я смотрел, как она карабкается по школьному скалодрому, я чувствовал, какую уверенность в
своих силах придал ей и ее одноклассникам спорт. Обучать детей скалолазанию — казалось бы, что в этом особенного, но это так изменило жизнь подростков в той школе.Как и обычно, до каньона нас сопровождал докучливый полицейский эскорт. Было бы глупо ожидать иного. Через двадцать минут мы были в пригороде Алматы, оставив позади всю его суету — многочисленные представительства автомобильных фирм и модные рестораны. Еще пара часов езды на восток, и плодородный орошаемый сельскохозяйственный район уступил место плоской засушливой пустыне. Мы повернули на главную дорогу в сторону российской границы и поехали по долине к Чарынскому каньону. Очень похоже на Южную Калифорнию, за исключением того, что нас периодически останавливали пастухи на мулах, они пасли отары овец и коз, запруживавшие всю дорогу. Наконец, когда стало ясно, что мы уж точно не заблудимся, полицейская «Лада» отъехала в сторону, водитель лишь махнул в сторону каньона. Какое-то время мы ехали мимо заброшенных контрольно-пропускных пунктов, которые двадцатью годами ранее контролировали допуск к стратегической советско-китайской границе. Считалось, что такая протяженная граница была почти неохраняемой, и в советскую эпоху это порождало шутки, будто китайцы приказывали своим войскам передвигаться лишь небольшими подразделениями — в десять тысяч солдат или даже еще меньше.
Затем, совершенно неожиданно, мы увидели ее. Долину Замков. Образованный рекой Чарын, стремительно стекающей с близлежащих заснеженных пиков Тянь-Шаня, каньон уходит на глубину более трехсот метров от уровня пустыни. Стоило нам лишь остановиться, чтобы посмотреть на эту живописную пропасть, как мигом появилась полицейская машина, выглядевшая совсем уж нелепо посреди этого волшебного и пустынного ландшафта. Намереваясь встать лагерем на дне каньона, посреди красных выветрившихся скальных образований, мы поехали по тропе, ведшей вниз. Это оказалось большой ошибкой. Мы несколько километров спускались по крутому склону — лишь для того, чтобы выяснить, что тропа резко обрывается вертикальным обрывом до самого дна каньона. Ничего не оставалось, как повернуть назад. И вскоре мы обнаружили, что подниматься вверх по изрытому склону невозможно. У нас ушло три часа на разгрузку мотоциклов, перенос всего нашего багажа по частям — одна поклажа тяжелей другой — вверх по узкой тропе, а затем подъем на мотоциклах. Тут только я до конца понял, насколько тяжелый груз несет на себе мотоцикл. Я зауважал BMW еще больше: ведь он каждый день с комфортом перевозил всю эту поклажу и нас в придачу на огромные расстояния. Мы оба падали, раз по пять, мотоциклы подвергались сущему избиению о каменные края тропы. Мы чуть не спятили, зато усвоили ценный урок: не съезжай по тропе, и особенно по такой крутой, если в этом нет необходимости.
Мы разбили лагерь, поджарили на ужин мясо, купленное на рынке, и завалились спать в спальных мешках. Не заткнув как следует отверстие на своем надувном матрасе, я проснулся посреди ночи едва ли не на голой твердой каменистой почве. Внутри спальника от ночного неба меня отделяла только противокомариная сетка. Я узрел миллионы звезд. Млечный Путь, который я прежде не видел столь ясно, распростерся через все небо плотной связкой китайских фонариков.
И пока я таращился на небо, стараясь как-то заставить себя разобраться с матрасом, прежде чем ночь не станет слишком холодной, чтобы вылезать наружу и вновь надувать его, я вдруг осознал, что мы путешествуем уже целый месяц. А оставалось еще два с половиной — а ведь времени-то у нас не так уж и много. Это как в двухнедельном отпуске: самое лучшее время — первые два дня, потому что большая часть отдыха еще впереди. Но к третьему или четвертому дню я обычно начинал задумываться о скором возвращении домой, то же самое произошло и в этом путешествии. Возможно, было немного рановато так думать, впереди все-таки еще восемьдесят дней, но меня охватило желание, чтобы поездка вообще никогда не кончалась. Мне просто хотелось ехать и ехать.
Следующий день выдался ничуть не хуже. Нас обдувало теплым воздухом, пока мы прокладывали путь на север к российской границе через золотистую пустыню, огражденную с востока четырехкилометровыми пиками Тянь-Шаня. До наступления сумерек мы миновали Капчагайское водохранилище, длиной в девять с половиной километров, обеспечивающее водой Алматы, и умчались по пыльной дороге к Поющему бархану: Юэн и Клаудио впереди меня, в тучах пыли вырисовываются лишь их силуэты, а заходящее солнце отбрасывает перед нами длинные тени. Мы собирались взобраться на восьмидесятиметровые дюны, вздымавшиеся посреди скалистой казахской пустыни словно частица Сахары, однако это оказалось не так-то легко. Склон был крутой, песок скользил, и после долгого дня в седле я изрядно вымотался. Юэн добрался до вершины, исчез из виду и затем появился вновь, когда гребень опять поднялся, я же повернул назад, не дойдя и до половины подъема. Солнце уже садилось, когда Юэн спустился, и мы разбили неподалеку лагерь. Мы встали в шесть утра, и день выдался долгим, так что очень хотелось спать.