Земля: долгий путь вокруг

Чарли: На следующее утро мы довольно поздно двинулись в путь, но зато как следует выспались. Задавшись целью сегодня добраться до Улаангома, торгового городка, расположенного в двух сотнях километров к востоку, мы ехали по удивительной местности, словно бы предназначенной для гигантов. Жара стояла неимоверная, на земле далеко вокруг — ни травинки, горы блестят, словно они из золота. От такой красоты у меня аж дыхание перехватило. Мы ехали через ущелье, на выходе из которого стоит Боохморон. Это совсем маленький городок, однако без каких бы то ни было указателей или пристойных дорог было совершенно невозможно понять, куда нам дальше направляться. Мы спросили дорогу у нескольких прохожих, но они нас не понимали, так что пришлось вернуться на заправочную станцию. Через несколько минут нас окружила толпа людей, желавших посмотреть на наши мотоциклы. Они были весьма дружелюбны, однако дороги так и не показали. И тут я заметил пожилого мужчину в костюме, который сидел на заднем сиденье чьего-то мотоцикла. Рассудив, что он выглядит как человек, вполне способный оказать нам помощь, я спросил, тыча в карту:

— Улаангом?

Он покачал головой и сделал рукой волнообразное движение, подразумевая реку. Затем, указывая на мой мотоцикл, дал понять, что река эта слишком глубока, чтобы ее переехать.

— Улаангом? — снова спросил я. В ответ он скрестил руки в виде буквы «X» — универсальный знак, обозначающий, что дорога закрыта.

Я пожал плечами. Монгол похлопал по моему мотоциклу, взял у меня карту и пальцем показал маршрут вокруг большого озера.

— По-моему, он говорит, что река слишком глубокая и нам придется объезжать озеро Ачит, чтобы попасть на другой берег, — сообщил я Юэну.

— Вот дерьмо. Что думаешь? — отозвался он.

— Ничего себе крюк — километров двести пятьдесят в объезд.

— Знаешь, Чарли, этот тип производит впечатление человека, который знает, что говорит. И если он утверждает, что река слишком глубокая, то, думаю, надо к его словам прислушаться.

Так мы и поступили. Мужчина залез на мотоцикл, и вместе со своим другом они проводили нас из города на несколько километров, затем остановились и показали вперед, объяснив, что нам надо ехать по дороге вокруг большой горы, которая виднелась вдали. Я был просто сокрушен. Сначала город, оказавшийся всего лишь жалким скоплением лачуг, а теперь еще придется ехать по какой-то, похоже, заброшенной дороге. Я совершенно вышел из себя и едва сдерживался. Главные дороги, обозначенные на карте жирными красными линиями, на деле оказывались в лучшем случае грунтовыми. А так называемая дорога, по которой нам предлагалось ехать, и вовсе не внушала доверия. Вдруг в каком-то месте она просто оборвется, и тогда мы застрянем посреди Монголии. И что тогда? Но выбора у нас не было, и пришлось положиться на GPS-навигаторы, без которых мы бы запросто сгинули.

И, представьте, дорога действительно вскоре исчезла, и мы поехали по широкой открытой равнине из камня и гравия, поглядывая одним глазом на навигатор, дабы удостовериться, что движемся в правильном направлении. Мы остановились в какой-то деревеньке, сплошь состоявшей из светлых глиняных лачуг. Выбежали дети, увидев нас, захихикали и принялись трогать мотоциклы. Местные жители указали нам нужное направление, и мы двинулись дальше. Время от времени мы натыкались на дорогу и ехали по ней какое-то время, однако радость наша была недолгой. Дорога вдруг раздваивалась, а то и расходилась в трех направлениях — одна дорога вела на холм, вторая исчезала у его основания, а третья уходила в степь. И мы снова оказывались на перепутье, не зная, что выбрать. Ехать было гораздо труднее, чем я даже мог себе представить, намного хуже, чем в те три памятных дня на Дороге Смерти в Казахстане — потому что дорог тут не было вообще, а под колесами у нас попеременно оказывались острые камни, глубокий песок и грязь. И никакой передышки — ни тебе укатанной глины, ни асфальта. В общем жесть! И я не единожды раскаялся, что поперся в такую глухомань. С чего это я взял, что будет здорово? Мне страшно хотелось домой. Настроение было хуже некуда, и положение еще усугублялось и тем, что с самого завтрака мы ничего не ели.

Затем степь перед нами пересекла речка. Не такая уж и широкая, но окаймленная берегами из грязи — метров по пять или семь шириной. Я уверенно двинулся по этой грязи и довольно легко провел мотоцикл. Юэн упал, и его пришлось вытаскивать из месива. Клаудио, естественно, преодолел препятствия безо всякого труда. Через несколько километров мы вновь наткнулись на исключительно грязный участок — мотоцикл Юэна увяз по самую ось. Мы с Клаудио напрягались изо всех сил, вытаскивая его из грязи, когда вдруг появился синий грузовик. Колоритный, словно перенесшийся сюда с американского засушливого Запада тридцатых годов, он был нагружен под завязку. Похоже, несколько семей перевозили свои пожитки, включая клетки с курицами и козу, и все это было накрыто ярко раскрашенным брезентом. Откуда-то из недр грузовика доносился собачий лай. Мы предположили, что это перевозили в разобранном виде юрту — круглую палатку из белого фетра и брезента, которая для многих монголов является домом. И где-то внизу этой кучи сидела собака. Из-под брезента мигом выкарабкалось с десяток мужчин и подростков. Они столпились вокруг и принялись дружно подталкивать мотоцикл Юэна, пока полностью не вытащили его. И Юэн тут же дал полный газ, окатив наших монгольских спасителей потоком грязи. Бедняга страшно перепугался и чуть не умер от расстройства.

— Извините, мне так жаль, — сказал он бросившему на него недвусмысленный взгляд монголу, которому досталось больше всего.

Я проехал по грязи осторожно и не упал. Клаудио, как обычно, взял препятствие на полном ходу, легко, словно играючи.

— И как это у него получается, — сокрушался Юэн. — Блин, аж зло берет.

До конца дня мы встретили всего лишь нескольких человек. И у всех них мы неизменно спрашивали дорогу. Будучи кочевниками, монголы, похоже, прекрасно ориентируются в своей стране. Но даже если нам не удавалось выяснить, правильной дорогой мы едем или нет, мы все равно продолжали движение, в надежде, что не заблудимся. К концу дня мы миновали Хотгор, шахтерский городок, в котором вообще-то собирались заночевать. Однако все местные там оказались пьяными в стельку, так что мы сочли за благо поехать дальше, в конце концов остановившись и разбив лагерь в высохшем русле реки шириной метров четыреста. Над головами у нас кружил орел, надвигалась огромная черная туча, и мы прогоняли воду через водоочиститель, всей душой желая оказаться где-нибудь в другом месте.

Ох, и вымотались мы сегодня, а сколько времени потеряли! Объезд вокруг озера означал, что мы совершенно не продвинулись на восток.

— Это все равно, что делать крюк через Уэльс, собираясь пересечь лондонскую площадь, — подытожил Юэн.

Да и наверстать упущенное время нам тоже не удалось. Мы уже выбились из графика по меньшей мере на четыре дня, а ведь еще предстояло объехать пол-озера. Езда была изнуряюще сложной и такой опасной, что лучше было не отрывать взгляда от земли на расстоянии десяти метров от переднего колеса. Силы таяли, а вместе с ними и остатки оптимизма, и у нас не было ни малейшего представления, когда все это закончится.

— Блин, я совсем выдохся, — только и сказал я. Последний выходной у нас был в Алматы, так что удивляться не приходилось.

— Сегодня вечером на меня вдруг навалилась страшная тоска по дому, — отозвался Юэн. — Эх, дорого бы я дал. чтобы сейчас оказаться дома и завалиться в постель с Ив.

Юэн: Наскоро позавтракав на следующее утро, мы уже собрались было ехать дальше, когда вдруг обнаружили, что багажная рама на мотоцикле Клаудио треснула с левой стороны, ниже одного из его боковых кофров. Это была первая серьезная поломка. Мы все-таки поехали дальше, решив пока этим особо не заморачиваться. Безумная езда по стране, где из-за разлившейся реки приходится совершать объезд в двести пятьдесят километров, требовала полной сосредоточенности. Мы вернулись в Хотгор, чтобы набрать воды из цистерны, не забыв бросить в нее пару обеззараживающих таблеток, и затем начали первый из трех продолжительных подъемов по горным перевалам. Для полностью нагруженных мотоциклов это был тяжелый труд, но мы не сдавались, задавшись целью добраться до Улаангома тем же вечером и ощущая себя героями приключенческого романа. Дорога была весьма опасной. Болотистая, каменистая и грязная, да вдобавок еще невероятно длинная и трудная. Хуже всего было то, что поврежденная рама Клаудио могла в любой момент совсем развалиться. На вершине первого перевала мы повстречали кочевника на лошади с тремя верблюдами и парой собак. Колоритный тип: с правильными чертами лица, красивый, горделиво сидевший в седле. В традиционном наряде — остроконечных кожаных пастушьих сапогах, монгольской шапке и целом ворохе каких-то тяжелых шерстяных одеяний — он пас на вершине верблюдов. Ну просто ожившая картинка из географической энциклопедии. Он настолько органично смотрелся в родной обстановке, что казался просто какой-то галлюцинацией, видением. Мы проехали мимо него, а затем остановились и изумленно оглянулись. Пастух медленно подъехал поближе, слез с лошади и встал на некотором расстоянии, рассматривая нас.

Это, наверное, было в монгольских обычаях — не спеша изучать незнакомцев. Затем он медленно приблизился, и мы пожали друг другу руки. Монгол обошел вокруг мотоциклов, разглядывая их и что-то тихо говоря красивым певучим голосом. Кожа его была очень смуглой, и было понятно, что всю свою жизнь он проводит на свежем воздухе. Пока мы болтали, не очень-то понимая друг друга, но все же ухитряясь как-то объясняться, у меня возникла идея. Тем утром, укладывая палатку на мотоцикл, я наткнулся на свой бинокль и еще подумал, что скорее всего в путешествии он мне не понадобится. И вот на вершине той горы я сразу же понял, что с ним делать. За спиной у кочевника висела винтовка, похоже, ему часто приходилось высматривать волков, и я дал ему этот бинокль, в который он стал обозревать горы. Медленно поворачиваясь, он произносил вслух названия гор, которые видел. Указав на гору вдалеке, пастух дал нам понять, что она находится на другом берегу озера и что когда мы доберемся до нее, то снова окажемся на главной дороге. До этой горы было по-прежнему еще очень далеко, однако когда видишь конечную цель пути, уже становится легче, и я от души поблагодарил его. Монгол убрал бинокль в футляр и протянул его мне назад.

— Нет, — сказал я, — я хочу отдать его тебе. — Двумя руками я вернул ему бинокль. — Тебе он больше при годится.

Монгол заколебался. Затем широко улыбнулся и все-таки взял подарок, знаком благословив и поблагодарив меня. Удивительный миг, все произошло совершенно спонтанно. Меня поразило, насколько прекрасна простая жизнь этого человека, и мне было по-настоящему приятно сделать подарок тому, кто живет на вершине горы, неторопливо разъезжает на лошади, наблюдая за пасущимися верблюдами, и смотрит на горы, названия которых известны ему с детства. Он был таким органичным в своей среде и таким дружелюбным по отношению к нам, что в тот момент я просто влюбился в него и в горы Монголии.

Мы распрощались и поехали вниз с горы. Это было опасно, поскольку мотоциклы скользили по песку и грязи, но мы с честью справились со спуском. Чарли двигался немного впереди, и мы уже значительно продвинулись, воодушевленные предстоящим возвращением на дорогу.

— Я упал. И очень неудачно, — раздался вдруг голос Клаудио по рации. Он говорил так спокойно, что я сразу понял, насколько все серьезно. «Вот дерьмо, — подумал я, — плохо дело».

— На какой бок? На какой бок упал мотоцикл? — воскликнул Чарли. И тут же поправился: —…То есть я хотел спросить, ты сильно ушибся?