Земля дождей

— В чём? В ладонях?

Ева, вдруг поникнув, замолчала. И лишь через несколько мгновений тихо и задумчиво произнесла:

— Впрочем, скоро всё равно дождь…

— Дождь? — удивился я.

И посмотрел на чистое небо, думая, не ослышался ли.

— Угу.

— И что будет, когда пойдёт дождь?

Ева взглянула куда-то в сторону горизонта.

— Для нас — ничего хорошего, — еле слышно, с печалью в голосе, выговорила она. — Поэтому тебе лучше не затягивать свою историю.

И подошла к краю ямы.

Вот снова. Вошла в другой режим. Где у неё находится этот рычаг переключения настроений?..

Я, озадаченный, встал возле неё, не сводя глаз с её напряжённого лица.

Что она имела в виду, когда говорила о дожде?..

— И всё-таки, Роман, могилка у тебя знатная! — вдруг совершенно беззаботным тоном произнесла Ева. Взгляд её в одно мгновение посветлел. Она сняла свой ромашковый венок и метнула его в яму.

Я недоумённо проследил взглядом траекторию полёта цветочного круга. Тот шмякнулся о земляное дно, но не рассыпался. Когда я вновь поднял глаза на Еву, чтобы спросить, зачем она это сделала… её уже не было.

Лишь пустынный островок.

Я растерянно огляделся. Медленно побрёл снова к берегу.

Ни души…

Исчезла так же внезапно, как и появилась.

В полном замешательстве, я вернулся к яме. Спустился в неё. Взял венок, отряхнул его и надел себе на голову. Кажется, в самый раз. Затем лёг на спину. И сразу же почувствовал прохладу. С этого положения солнца видно не было. Даже его горячие лучи сюда не попадали. Оставались на верхней части земляной стенки бледно-золотой полосой.

Раз она исчезла, может, искупаться? — подумал я. Но вставать и снова идти к воде было лень. Я лежал и отчётливо ощущал каждую выпуклость под собой. Это вызывало лёгкое неудобство. Нужно будет поработать над ровностью дна, сделал я себе пометку на будущее. Но, при всем при том, уже сейчас был бесконечно благодарен своему тенистому убежищу.

Тем временем меня начинал заволакивать сон. Основательный, желанный и, кажется, неизбежный. И правда, что-то утомился, пока рассказывал. Будто проживал всё заново. Очень уж это энергозатратное дело — откровенно рассказывать о своей жизни.

Я повернулся на бок. И принялся медленно водить ладонью по бугристой почве. В этом укромном месте я чувствовал себя в абсолютной безопасности. И потому мне хотелось передать это благостное ощущение земле. С помощью прикосновений поблагодарить её. Наверное, я это делал, уже будучи спящим. Или в полуосознанной дремоте, когда фрагменты сна начинают врываться в действительность и сопровождаться внезапными движениями конечностей. Да и действительность ли это вообще?..

— Спасибо, — прошептал я с закрытыми глазами. Рука продолжала поглаживать землю.

Внезапно мои губы потянулись вниз. Лицо оказалось вблизи от прохладной поверхности.

— Спокойной ночи, — прошептал я ещё тише. И коснулся земли губами.

Я поцеловал её.

И уснул.

*

Дома бывают разные. У меня за всю мою непродолжительную жизнь было три дома. Первый и второй — в реальности. Третий — где-то в душе.

Первые два, конечно, назвать домом можно только с большой натяжкой. Детдом и дурдом. Созвучно, хоть смейся, хоть плачь.

А третьим был тот, о котором я мечтал. Тот, который я представлял силой своей отчаянной фантазии. И это дом, в котором было что-то очень дорогое. Родное. То, что, пожалуй, и не выговорить словами. Разве что — слезами. Это тепло. Человеческое. Любящее. Обнимающее. И всё понимающее.

И я искал такой дом. Дом, которого у меня никогда не было в реальности. Я безумно мечтал о нём. Представлял его во всех мельчайших деталях. И всегда видел её в нём.

Её — родную, красивую, улыбающуюся.

Её — протягивающую мне свои нежные руки.

Её — ради которой стоит жить. Бежать. Искать. Падать. Снова вставать. И снова бежать.

М а м а.

Чтобы быть вместе с ней, я готов был на всё…

Нередко мне снился такой дом. И во сне обычно я оказываюсь перед его высокой дверью. Рука моя, маленькая, тонкая и бледная, как у младенца, поднимается и нервно стучит по жёсткому, истёртому дереву.

Мамочка, милая, открой! Я пришёл! Наконец, я пришел. Теперь мы будем вместе. Всегда! Вот же я. Открой, мамочка. Пожалуйста. Почему не подходишь к двери?.. Ведь ты там! Я знаю, ты там. Ты слышишь меня. Пожалуйста, открой же скорее! Мне страшно здесь одному! Мамочка! Мне очень страшно. Забери меня отсюда. Слышишь, мама?.. Не оставляй меня здесь! Прошу, мама! МАМА– А-А– А-А!..

*

— Доброе… время! — жизнерадостно воскликнул голос.

Я неохотно повернулся и лёг на спину. Ева сидела на корточках у ямы и внимательно смотрела сверху на меня. Подол сарафана, который уже изрядно пригрязнился, обнажал её белые сандалики и кончики пальцев.

— Ты уже тут… — пробормотал я, приподнимаясь и протирая ладонью лицо.

Чувствовал я себя вовсе не отдохнувшим, а наоборот. Будто долгое время усердно бился о что-то твёрдое. Сильно трещала голова. Венок сполз назад и шлепнулся на землю. Я взял его. И заметил слабые вмятины в земле. На том самом месте, где во время сна лежала правая рука.

— Я вся заинтригована и жду продолжения истории! — оживлённо заговорила Ева. — Такая завязка, такой сюжет! Ты прям отменный рассказчик.

— Я раньше хотел… писателем стать, — проговорил я бессвязно, вылезая из ямы. Возвратив Еве венок, я сразу же направился к воде ополоснуть лицо. Может, хоть это вернёт мне дееспособное состояние.

Ева привстала, поправила неожиданно оказавшийся на её голове венок и зашагала рядом со мной.

— А почему не станешь? — спросила она, неотрывно глядя, как я потираю пальцами виски.