Земля дождей

Ника, пожав плевами, снова улыбнулась.

«Литературной красоты в последних фразах Ники действительно было гораздо больше, чем на всю эту книгу, — подумал я, метнув взгляд на книжонку. — Уф, зачем я её вообще читаю!»

Мы вкусно и сытно поужинали. Потом вернулись в комнату. Поленья в печи почти догорели, и в доме стало гораздо теплее. Я снял свитер. Какое-то время я читал старые советские литературные журналы «Роман-газета», которые мне предложила Ника. Это было куда лучше «пустяка».

Так и свечерело. Совсем незаметно, ибо темно было, в принципе, и днём. Как хлынул дождь — так и заволокло сумраком всё село. Теперь окончательное понимание вечера пришло благодаря настенным часам, висевшим около печи.

— До утра тепла хватит, — сказала Ника и принялась расстилать мне кровать.

Через минуту из малюсенькой спальни зазвонил мобильный телефон. Ника вышла за шторку и очень долго с кем-то разговаривала полушёпотом. Я в это время отложил журналы, встал, подтянулся к потолку и хрустнул суставами спины. Затем разделся, лёг, укрылся одеялом и под треск догоравших дров стал смотреть на светящую бледно-жёлтым светом лампочку, свисавшую с потолка на скрюченном проводе.

Вскоре рядом с лампочкой что-то замелькало. Бабочка. Чёрная-чёрная, как подкрадывающаяся за окном осенняя ночь. Я удивился. Интересно, откуда она здесь такая?

Бабочка порхала вокруг лампочки, едва касаясь её и тут же отлетая на небольшое расстояние. Она пыталась прижаться к лампочке, но её температура не позволяла. Жар стекла был смертельным. Но бабочка словно совершенно не желала этого понимать. Она усердно продолжала кружиться вокруг лампочки, стараясь приблизиться к ней вплотную — и остаться живой.

Прекрати, прошептал я бабочке. Прекрати это делать. Она ведь вся горячая. Она убьёт тебя. Лети лучше в ночь. Твой окрас спасёт тебя. Тебя никто не заметит. Под покровом ночи ты будешь тайной. Никому не известной, неразгаданной тайной. И это — твоё спасение. Лети же.

Но бабочка меня не слушала. Она стремилась к свету внутри стекла, как к единственному спасению, несмотря ни на что. Несмотря на боль, которую наверняка испытывала, прикасаясь к раскалённому светилу…

А ведь я — как эта самая бабочка. Однажды вылупился из кокона, но почему-то оказался чёрным — инаковым, другим, слишком не для этого мира. И тоже отчаянно трепыхаюсь всю свою жизнь, обжигая свои крылья, от которых, пожалуй, уже давным-давно ничего и не осталось… Но нужно сделать последний шаг. Шагнуть на Свет. Обгореть окончательно, чтобы, наконец, всё это завершить…

Спустя полчаса вышла Ника.

— Извини, что так долго, — произнесла она.

— Всё нормально.

— Тебе, наверное, интересно, с кем я говорила?

— Да нет…

— Это мой бывший.

— Мм…

— Он не очень обрадовался, узнав, что у меня дома какой-то парень… Пришлось объяснять.

— Ну не удивительно.

Ника выключила свет и подошла к окну. К нему, сквозь нескончаемые полосы дождя, пробивалось мягкое голубое свечение. Его зарождал фонарь, освещающий часть улицы Советской.

— Шторки закрыть или оставить так?

— Оставь, — сказал я. — Буду смотреть на дождь и засыпать.

Ника молча отошла от окна и двинулась в спальню. Но перед самой шторкой остановилась. Я видел в темноте очертания её худой фигуры. Она подняла руку, держась ею за стену.

— Я не сомневаюсь, что у тебя очень добрая душа, но… почему ты нам помогаешь? — спросила она тихо.

Я вздохнул.

— Сам не знаю.

Ника постояла так ещё несколько мгновений, а затем скрылась за шторкой. Я услышал, как зашелестело бельё её постели. Она легла.

Я догадывался, что подразумевала своим вопросом Ника. Она подразумевала саму себя. Она — девушка. Как ни крути, живая девушка. И тот факт, что с ней уже три дня плечо к плечу находится парень, должен наводить её на определённые предположения.

Прошло, наверное, минут сорок или даже целый час, когда эта шторка снова дрогнула. И снова в темноте возникла худенькая фигура Ники.

— Не спишь? — прошептала она.

— Что-то не спится.

— И мне.

— Скажи, ты завтра собрался ехать?

— Да.

— Не уезжай, — попросила она. — Останься хотя бы ещё на пару дней. Пожалуйста…

Я молчал. Молчал, ведь не знал, что ответить.

…Интересно, где сейчас та бабочка? Взяла тайм-аут? А при следующем «рассвете» лампочки снова ринется в бой? И, наверное, в свой последний? Может, и мне полагается перерыв перед последним марш-броском до того света, м?..

Бабочка, ответь: как же мне поступить? Как?

Но бабочка, кажется, не слушала меня и в этот раз…

*

…Трамвай ехал по ночной улице. Разноцветные и яркие огни светофоров и фонарных столбов живописно заливали тёмную дорогу. Я стоял с Никой в задней части салона и глядел на исчезающие во тьме рельсы. Маленький вагончик, но громыхал как длиннющий состав.

Вскоре трамвай остановился. Хотя до остановки было ещё далеко. Мы и остальные пассажиры стали оглядываться по салону: в чём причина внеплановой остановки?

Но тут же трамвай снова тронулся. Ага, всё нормально. Правда… тронулся он в обратную сторону. Странно. Теперь он ехал назад, и то окно, у которого мы стояли, превратилось в лобовое. Никогда не видел, подумал тут же я, чтобы трамваи двигались задним ходом.

Вагон медленно набирал скорость. Я, с усиливающимся беспокойством, сжимал поручень всё крепче. Мне стало казаться, что всё это не просто так. В скором времени должно произойти что-то очень плохое и ужасное…

И как бы оправдывая мою тревогу, спустя минуту вдалеке замаячила опасность: чрезвычайно крутой поворот налево.

Трамвай не сможет войти в него на такой большой скорости, продолжал думать я. Колёса ведь сойдут с рельс.

— Эй… эй, кто-нибудь! — закричал я. — Остановите трамвай! Слышите меня? Остановите его! Скажите, чтобы остановили трамвай! Эй!

Но вагон продолжал неумолимо нестись по рельсам, приближаясь с каждой секундой к сложному повороту. И скорость только возрастала.

Но и это было ещё не всё…

Сразу за тем опасно-резким поворотом кто-то стоял… Человеческая фигура. Похожа на женщину. Неподвижную женщину.

Я бегло бросил взгляд на Нику. Она тоже всё это видела. И, со страхом на лице, держалась за меня. Теперь именно мы с ней находились в самом начале трамвая. И только мы видели эту женщину. Кто же она, чёрт подери?