Земля дождей

Потом я снова уснул. А когда в очередной раз вернулся в реальность, заметил, что голос её изменился. Дыхание стало глубже, чаще. В интонации появился странный живой оттенок…

— Иногда ловлю себя на мысли, что хотела бы хоть раз почувствовать себя наказанной… И именно — мужчиной. Может, это потому, что у меня никогда не было отца и мне в глубине души хотелось угодить мужчине. Хоть раз почувствовать, каково это…

И когда нить нашего разговора успела завернуть в эти таинственно-интимные леса?

Да, вот что делает холодная и дождливая ночь с двумя молодыми душами в маленьком доме…

— Мой бывший парень не разделял этого. Он верующий, очень религиозен. Для него было дикостью, когда я поделилась с ним своими мыслями. Тебе, наверное, сейчас немного странно всё это слышать, верно?

— Да нет… У каждого же свои особенности… Поэтому как бы…

— Ты не умеешь врать. Ты обескуражен моими откровениями, — всё шептала Ника. — Но не подумай, что я каждому бы их раскрыла. Я просто знаю, что ты тот человек, кому я могу всё это высказать.

— Да, ты права. Я немножко удивлён. Но это никак не меняет моего отношения к тебе. Даже наоборот. Твоя искренняя естественность поражает меня. И привлекает… Ты открылась мне, и это похвально. Я благодарен тебе за это. Теперь я чувствую, что и сам могу в чём-то открыться и тебе.

— Я бы этого очень хотела. Ведь я о тебе совсем ничего не знаю.

Я молчал, слыша её очень близкое дыхание. Беззащитная, слабая, маленькая, неуверенная, запуганная, часто плачущая Ника… Почему Природа создала её для этого жестокого мира? Как бы мне хотелось взять и навсегда избавить её от страданий. Но как?..

— Я понимаю, что мне вряд ли получится тебя узнать, — вдруг произнесла она проникновенным голосом. — Но… я могу тебя почувствовать…

И прикоснулась ко мне своим бедром. Я ощутил громкое тепло её тела.

Она идёт ко мне… Избавить бы её от страданий… Сделать так, чтобы она больше не испытывала несправедливость этого мира…

Убить?..

— Ты уверена? — прошептал я.

— Я ни в чём не уверена, — прижалась она ещё ближе. — Всю свою жизнь я ни в чём никогда не уверена…

Я повернулся к ней. Какая-то неведомая сила подняла мою руку и обхватила её шею. Я прислонился к щеке Ники лицом. И сдавил руку, что было сил.

Ника издала хриплый стон.

Стон глубочайшего наслаждения.

Раскрыв широко губы и судорожно извиваясь, она пыталась глотать воздух. Я закрыл второй рукой ей рот. И сдавил шею ещё сильнее. Ника попыталась закричать, но её крик тонул в линиях моей ладони.

Интересно, способен её голос воздействовать на них и изменить мою судьбу?

Эх, вряд ли…

Она была моей. Вся. Без остатка. До последней клеточки своего тела. И я мог делать с ней, что угодно. Мог причинить любую физическую боль и наблюдать, как она загорается возбуждением. От сочетания боли и экстаза. Для неё боль и была экстазом. А для меня им было понимание, что я могу сделать с ней всё, что захочу. Она моя. Полностью моя и в моих руках.

Ника, задыхаясь, сильно вырывалась. Я ударил её по щеке ладонью, чтобы утихомирить. Хлесткий удар, кажется, несколько усмирил её. Но всё её тело по-прежнему дышало болью. Требовало боли. Изнывало от боли. Ника до последнего наслаждалась ролью мученицы и, казалось, была готова понести любое наказание. В своих движениях она словно страдала и сама же возвышалась над своими страданиями, будто смеясь им в лицо.

Наверное, это тот самый пик, последний рубеж внутреннего отчаяния, когда человек начинает получать от боли наслаждение. От неё уже настолько никуда не убежать, что остаётся только полюбить. И, конечно, всё это — неосознанно. Но именно это спасение грезится душе, которая в конце концов выбирает именно такой путь.

И Ника была такой. Она и Боль были нераздельны. И уже вряд ли могли существовать в этом мире друг без друга. За несколько дней, проведенных рядом с ней, я, возможно, впервые за много лет, нашёл родственную душу.

И вот я душил её. И занимался с ней сексом. И кажется, было между нами что-то ещё… Более утончённое и не поддающееся силе слов.

Спустя какое-то время я рухнул на спину рядом с ней. Тяжело дыша, глубоко вдыхал запах нашего пота и её волос. Взбудораженный, я собирал по кусочкам свои мысли.

Мой… первый… секс… это… мой… первый…

Ника, дрожа всем телом, тут же потянулась губами ко мне. Я снова ощутил её горячее и частое дыхание. Она нежно поцеловала мою шею. И, не убирая губ, словно напрочь потеряв всякие силы, так и осталась лежать, пока не уснула.

[16]

— У-у-уххх… Я смотрю, с Никой у тебя всё заладилось! — ухмыльнулась Ева. — А тебе что… правда, в тот момент хотелось её… убить?

Я глубоко вздохнул:

— Да…

— Потому что ты её ненавидел?

— Думаю, наоборот.

— Ах! Так, значит, любовь? — расширились глаза улыбающейся Евы. — Только как-то странно это — хотеть убить того, кто тебе нравится, не думаешь? Впрочем, какая разница… — Ева сорвала с земли ромашку, откусила её головку и стала усердно жевать с серьёзным выражением лица. А затем произнесла:

— Любовь подобна очаровательному цветку. Рано или поздно всё равно завянет.

Я ничего не ответил. Мы продолжали сидеть у ямы. И я снова начинал перегреваться.

— Ты когда-нибудь пробовал ромашку на вкус? — чавкая, спросила Ева.

— Как-то не приходило в голову…

— А знаешь, ничего так. Попробуй.

Ева сорвала ещё одну ромашку и протянула мне.

— Не хочу.

— Ну попробуй! Ради меня!

Я всё же взял ромашку и откусил её.

— Ну ведь не дурно?

— Сойдёт…

Неожиданно Ева резко вскочила на ноги и посмотрела куда-то вверх.

— Что такое? — удивился я, поднимаясь следом.

— Тучи… — испуганно выговорила она.

А ведь действительно… Огромное мрачное пятно, словно болезненный нарост, уже заполняло издалека небосклон. Но неужели… это взаправду? Неужели здесь, на этом необычайно спокойном острове, здесь, в оплоте моей душевной гармонии, пойдёт… дождь?

— Тебе нужно поспешить, — сказала Ева, не отрывая глаз от неба.