Земля надежды

Эстер сидела очень тихо, пытаясь понять, что сильнее — отчаяние, сквозившее в его голосе, или ее любовь к нему и ее любовь к их дому.

— Не хочешь выпить эля? — спросила она.

Джон оторвал взгляд от огня, как будто только сейчас вспомнил, где он находится.

— Да, — сказал он. — А потом пойдем, ляжем в постель. Все эти долгие ночи я так хотел, чтобы ты оказалась в моей постели, Эстер. Я тосковал по тебе и думал о том, как ты здесь тоскуешь без меня. Я хотел тебя и проклинал мили, что пролегли между нами. А утром я увижусь с детьми, и мы скажем им, что уезжаем.

— Ты хотел меня? — спросила она совсем тихо.

Он протянул руку и повернул ее лицо к себе, ласково взяв одним пальцем под подбородок.

— Просто я знал, что ты здесь, и это помогало мне пережить одну долгую темную ночь за другой, — сказал он. — Я знал, что ты здесь, и что это значит, мне есть к кому возвращаться. Знал, что ты раскроешь передо мной свою постель и свои объятия. И какие бы темные дела ни творились вокруг, у меня есть место, которое я могу назвать своим домом.

Она могла бы податься вперед, она могла бы встать на колени перед мужем, сидящим в кресле. Он бы притянул ее к себе, посадил бы к себе на колени и поцеловал ее так, как никогда еще не целовал, они легли бы в постель, как он хотел сейчас и как она хотела с того самого момента, когда впервые увидела его.

Но Эстер собрала всю свою силу воли и решимость и заставила себя подождать. Она отодвинулась от него и села в свое кресло по другую сторону камина.

— А теперь подожди минуточку, — сказала она. — Не так быстро, муженек. Я не могу уехать отсюда.

Какое-то время он просто не слышал, что она только что сказала. Так остро бросились ему в глаза складки ее ночной рубашки, ее темные волосы, только наполовину прикрытые чепцом, игра отблесков огня на ее шее и обнаженное плечо, мелькнувшее в вырезе ночной рубашки.

— Что?

— Я не могу уехать отсюда, — твердо сказала она. — Мой дом здесь.

— Ты не понимаешь, — отрывисто сказал он. — Я принял решение. Я должен уехать. Я не могу оставаться здесь. Я буду разрываться между королем и парламентом. Парламент будет призывать меня рыть окопы и заниматься строевой подготовкой, чтобы защищаться. А король призовет меня ко двору. Я не могу предать их обоих одновременно. Я видеть не могу, как король собирается на войну, словно на бал-маскарад. Я не могу остаться в Англии и видеть его погибель!

— А я не могу уехать.

Она говорила так уверенно, как будто ничто и никогда не могло заставить ее изменить решение.

— Но ты ведь моя жена, — напомнил ей Джон.

Она наклонила голову.

— Ты должна беспрекословно подчиняться мне, — сказал он. — Я — твой господин перед лицом Господа.

— А король — твой господин, — мягко напомнила она. — И вся эта война именно из-за этого.

Он помедлил.

— Я думал, ты хочешь быть моей женой…

— Очень хочу. Я согласилась быть твоей женой, вырастить твоих детей и заботиться о редкостях, и о саде, и о Ковчеге. А как я смогу делать это все из Виргинии?

— Ты можешь заботиться обо мне и о детях.

Эстер покачала головой:

— Я не повезу туда детей. Ты сам знаешь, какая опасная там жизнь. Там и дикие индейцы, и голод, и страшные болезни. Я никогда не соглашусь подвергнуть детей опасности.

Она на секунду замолчала.

— И я не хочу уезжать отсюда.

— Но это мой дом, — напомнил ей Джон. — И тем не менее я готов все бросить.

— Это и мой дом.

Их взгляды столкнулись, как взгляды врагов. Джон вспомнил, какой она показалась ему в самый первый раз, когда он увидел ее, властную женщину с некрасивым лицом, без спросу поселившуюся в его доме.

— Эстер, я отправляюсь в Виргинию, — сказал он холодно. — Я желаю, чтобы ты и дети поехали со мной.

Ее прямой взгляд ни на секунду не дрогнул.

— Сожалею, — ровным голосом ответила она. — Я не могу этого сделать. Я отказываюсь подвергать детей опасности и не желаю покидать свой дом. Если ты уедешь, я буду присматривать здесь за всем до твоего возвращения. И с радостью встречу тебя, когда ты вернешься.

— Мой отец… — начал было он.

— Твой отец доверил мне заботу об этом доме и о детях, пока тебя не было, — сказала она. — Я пообещала ему, когда он лежал на смертном одре, что сберегу все в целости и сохранности — растения, редкости и детей. Я не покину этот дом, чтобы какой-нибудь бродячий отряд захватил его и порубил деревья на дрова. Я не оставлю каштановую аллею, чтобы они испортили ее. Я не оставлю сад, чтобы какие-нибудь бродяги могли украсть фрукты или сорвать цветы. Я не оставлю редкости валяться в сарае, не имея представления о том, когда я вернусь. И я не повезу детей Джейн в далекую страну, где, насколько мне известно, людям приходится бороться за выживание наперекор всему.

— Детей Джейн?! — закричал он. — Джейн была моей женой! Они — мои дети! Она для тебя никто! И дети тебе никто!

Джон увидел, что она дернулась, как будто он дал ей пощечину. Но это не поколебало ее стойкости.

— Ты не прав, — просто сказала она. — Долгое время я думала, что забочусь о детях Джейн, и старалась делать это так, как этого хотела бы она. Иногда я думаю, она смотрит на нас с небес и видит, как дети растут сильные и красивые, и тогда она счастлива за них. Но теперь они и мои дети, я исправно любила их все эти четыре года, и я не отпущу их из дома только потому, что ты решил оставить своего господина, оставить свою страну и свой дом.

— Я — не предатель! — сказал он, уязвленный.

Эстер смерила его долгим, откровенным взглядом.

— Ты и твой отец — королевские садовники, — сказала она. — Ты у него на службе.

— Но моя душа ему не принадлежит! — закричал Джон. — Я — его слуга, но не раб! Я могу уйти со службы. Я могу работать на себя, я могу уйти. Вот я и ушел.

Она кивнула.

— Значит, человек имеет право выбирать, где ему жить и кого называть господином.

— Да, — твердо сказал Джон.

— И женщина тоже?

— Да, — нехотя согласился он.

— Тогда мой выбор — остаться здесь, а ты не сможешь забрать детей с собой, если меня там не будет, чтобы заботиться о них.

— Ты хочешь остаться здесь и столкнуться с неведомыми опасностями?

— Я буду принимать неприятности по мере их поступления, — сказала она. — Я не настолько дура, чтобы считать, что мы здесь в безопасности. Мы слишком близко к городу. И если король приведет католическую армию, то мы окажемся в самом худшем месте. Но если это случится, я поеду с ними в Отлендс или куда-нибудь в деревню. Нас предупредят об опасности. Я смогу к ней подготовиться. Родители Джейн предупредят нас об опасности и защитят детей. И Александр Норман знает о планах короля с точностью до минуты — он ведь делает оружие. Моя собственная семья уже запланировала, куда бежать спасаться. У меня будут советчики. И будут защитники. Тогда как в Виргинии некому будет позаботиться о нашей безопасности, кроме тебя. А ты сам не знаешь страну, ты — не фермер и не простой работяга. А мне кажется, что только фермеры и подсобные рабочие могут заработать там себе на жизнь.

Джон поднялся на ноги.

— Я не собираюсь спорить с тобой, — язвительно сказал он. — Ты мне для этого слишком безразлична. Мне все равно, поедешь ли ты в Виргинию со мной как моя жена или предпочтешь остаться здесь как экономка. Тебе выбирать. Если ты этого хочешь, я уеду в Виргинию один.

Она почувствовала боль в сердце, сильнее всех страданий, терзавших ее из-за поведения Джона. В его словах она услышала угрозу неверности, но она не собиралась позволить запугать себя настолько, чтобы заставить покинуть дом.