Земля надежды

Джон подобрал подходящую палочку и присел рядом.

— Я помогу, — сказал он.

Сакаханна не смогла подавить смешок, увидев эту картину, а потом покачала головой.

— Это женская работа, только женщины делают это.

— Я умею. У себя в стране я садовник. Я могу сажать.

Но Сакаханна все равно отказывалась от помощи.

— Я знаю, что ты умеешь. И любой мужчина-повхатан сумеет сделать это, если придется. Но женщинам нравится делать это. Это их работа.

— Служить мужчинам? — спросил Джон, думая о сладостном безделье мужчин.

Когда мужчины возвращаются в лагерь с охоты, их уже ждет обед, поля прополоты и засеяны, дома чисто выметены, парные нагреты и подготовлены.

Она бросила на него быстрый насмешливый взгляд из-под темных бровей.

— Потому что земля и женщины едины, — прошептала она. — И именно в этом сила нашего племени, а не в военных советах или охотничьих отрядах. Только у женщин есть власть заставлять все расти и рожать детей. Остальное — просто табачный дым.

Джон почувствовал, что его взгляд на мир, его уютный взгляд на мир сдвинулся и закачался.

— Да нет же, власть принадлежит мужчинам, — сказал он. — Бог создал их по своему образу и подобию.

Она посмотрела на него, как будто он шутил.

— Ты можешь верить, что твой бог поступил именно так, — вежливо сказала она. — Но мы — дети Зайца.

— Зайца?

Она перестала работать и присела на корточки.

— Я расскажу тебе эту историю, как будто ты мой маленький ребенок, — сказала она с улыбкой. — Слушай. В самом начале не было ничего, только темнота и звук бегущей воды, и тогда из темноты вышел великий Заяц и сотворил мужчину и женщину.

Джон тоже присел на корточки рядом с ней и смотрел, как улыбка перебегает от ее глаз к губам, как ее волосы ниспадают на обнаженные плечи.

— Они были голодны. Мужчины и женщины всегда голодны. И тогда он посадил их в сумку, чтобы они сидели там, пока он не сможет накормить их. И он побежал сквозь тьму, а сумку крепко зажал во рту. И где он бежал, там появлялась земля и вода, и большие олени, чтобы ходить по этой земле, пить эту воду и кормить только что сотворенных мужчину и женщину. И везде, где он бежал, из темноты появлялись огромные рты, хотевшие мяса. И эти рты яростно клацали зубами из темноты на него и на сумку, которую он нес. Но везде, где он бежал, эти рты пропадали в темноте, и наконец для него уже стало безопасным делать то, что он хотел.

Джон ждал.

Сакаханна улыбнулась.

— Вот тогда и только тогда он открыл сумку и выпустил мужчину и женщину. Мужчина побежал охотиться на оленя. Мужчина обладает всем великолепием оленя. Именно этого он и хотел. Но женщина…

Она замолчала и чуть улыбнулась.

— …Женщине досталось все остальное.

Еще год тому назад Джон назвал бы такую историю языческой сказкой, полной ереси и чепухи. Но сейчас он слушал и кивал.

— Женщинам досталось все остальное?

— Все, кроме охоты и войны.

— И что же мне тогда делать? — спросил он ее.

Сакаханна на мгновение показалась удивленной, как будто одним ловким вопросом он перевел разговор совсем в другую плоскость.

— Ты выздоровеешь, — медленно сказала она. — А потом тебе нужно будет решить.

— Решить?

— Где ты хочешь жить? Каким человеком ты хочешь быть?

Джон помедлил с ответом.

— Я думал, я выздоровею и вернусь домой, на свои поля у реки.

Она покачала головой.

— Сейчас ты уже должен понимать, что не можешь жить там, — ласково сказала она. — Ты не можешь жить там один. Сейчас ты уже должен понимать, что ты не сможешь выжить на этой земле один. Ты бы умер там, любовь моя.

Слова любви выскользнули, она вспыхнула и прикусила губу, как будто хотела забрать их обратно.

— Я думал… я думал, что нужно будет взять слугу или раба. Я думал…

Он запнулся.

— Я думал, может, ты пойдешь со мной?

— Как служанка? Как рабыня?

Она полоснула по нему гневным взглядом.

— Я хотел сказать, что мне нужен кто-то, чтобы работать на меня, — поправился Джон. — Я молился, чтобы ты пришла ко мне, с того самого момента, как ступил на эту землю. Я имею в виду и слугу, и тебя.

— Я никогда больше не лягу спать под крышей белого человека, — решительно сказала Сакаханна. — Я приняла решение, я остаюсь со своим племенем.

Джон вскочил на ноги и зашагал взад и вперед.

— Тогда мне здесь нечего делать, — вскричал он. — Я приехал для того, чтобы начать тут новую жизнь, обрабатывать целинную землю, найти тебя. А ты говоришь мне, что я не могу ни пахать, ни полоть. Что я не могу содержать себя и даже не могу сохранить огонь. Я не могу забрать тебя от твоего племени, не могу взять тебя к своему племени. Я оказался глупцом, попытавшись убежать от одной жизни ради другой и все равно ничего не добившись.

От небольшого навеса, где играли дети, донесся плач.

Сакаханна оглянулась, прислушиваясь, не ее ли ребенок плачет. Они услышали, как какая-то другая женщина отозвалась на призыв ребенка, поднялась с колен и пошла посмотреть на плачущего малыша. Сакаханна вернулась к своей работе, подобрала мотыжку, вырвала маленький сорняк из грядки. Не поворачивая головы, чтобы посмотреть, слушает ли Джон, она очень тихо заговорила с ним.

— Возможно, ты смог бы быть со мной, — медленно сказала она. — Оставить своих и присоединиться к моему племени.

— Я не могу жить здесь, Сакаханна, видеть тебя каждый день, — мягко сказал Джон. — Я хочу тебя, Сакаханна. Я не вынесу жизни рядом с тобой, не смогу спать каждую ночь один, зная, что ты всего лишь в шаге от меня.

— Я знаю, — сказала она так тихо, что ему пришлось наклониться вперед, чтобы услышать ее слова.

Но руки ее все работали, деревянная мотыжка вонзалась в мягкую землю, и семена проскальзывали сквозь пальцы быстро и аккуратно.

— Я могла бы попросить мужа отпустить меня.

— Отпустить тебя? — недоверчиво переспросил Джон. — Это возможно?

— Может, он и согласится, — ровным голосом сказала она. — Если я так захочу.

— У вас можно, чтобы жены приходили и уходили, как им захочется?

Она слабо улыбнулась.

— Я уже говорила тебе, что мы — гордые люди. Жены — не рабы. Если они хотят уйти, они должны иметь право сделать это, разве ты не согласен?

— Да… но…

— У нас будут дети, — продолжала она. — Маленький мальчик и моя собственная малышка. Ты должен пообещать, что будешь любить их и заботиться о них как отец.